Стоунхендж - Корнуэлл Бернард - Страница 56

Позади жрецов двигались множество воинов, и при виде их толпа открыла рты от изумления, так как, несмотря на тёплый день, они были одеты в плащи из лисьих шкур и в высокие головные уборы из лисьего меха, украшенные лебедиными перьями. Они держали в руках бронзовые копья и мечи, и все выглядели одинаковыми, что делало их удивительно грозными.

А среди них были военачальники Рэтэррина, их боевые лидеры, возглавляемые своим знаменитым вождём. Массивный и густобородый Ленгар стал очень похож на своего отца, но его окружённые вытатуированными рогами глаза были такими же пронизывающими и коварными как всегда. На его кожаной рубахе посверкивали бронзовые пластины, а на голове был бронзовый шлем, подобных которому Сабан никогда не видел. Он хитро улыбнулся, увидев Сабана, и направился поприветствовать Стакиса. Танцоры Друинны окружили вновь прибывших, поднимая ногами мелкую пыль. Следом за воинами шло множество рабов, некоторые из них несли тяжёлые корзины, в которых как предположил Сабан, были дары для Стакиса.

Ленгар подошёл к Сабану, когда приветствия были завершены.

— Мой маленький братец, — сказал он, — больше не раб.

— Не благодаря тебе, — сказал Сабан. Он ни обнял, ни поцеловал своего брата. Он даже не протянул ему руки, но Ленгар, казалось, и не ожидал тёплого приёма.

— Благодаря мне, Сабан, ты остался жив, — сказал Ленгар. Затем пожал плечами. — Впрочем, мы теперь можем быть друзьями. Твоя жена здесь?

— Она не смогла поехать.

Жёлтые глаза Ленгара сузились.

— Почему?

— Она беременна, — солгал Сабан.

— Неужели? Она произвела на свет одного щенка, а ты имел удовольствие подарить ей второго, — Ленгар нахмурился. — Я слышал, что она очень красива.

— Так люди говорят.

— Ты должен был привести её. Я приказывал тебе, не так ли? Ты забыл, что я твой вождь? — его гнев разрастался, но он махнул головой, словно подавляя его. — Твоя женщина может подождать до следующего раза, — сказал он, затем легко похлопал по синей татуировке на обнажённой груди Сабана. — Всего лишь один шрам убийства, маленький братец? И только один сын, я слышал? У меня семеро сыновей, которых признаю, и множество других.

Он потащил Сабана за рубаху, отведя к хижинам подальше от людей Рэтэррина.

— Этот храм, — тихим голосом спросил он, — в самом деле храм войны?

— Это великий храм войны Сэрмэннина, — сказал Сабан. — Их тайный храм.

Ленгар поверил.

— И он будет приносить победу?

— Он сделает тебя самым великим военачальников всех времён.

Ленгар выглядел довольным.

— А что будут делать люди Сэрмэннина если я заберу их храм, а золото оставлю себе?

— Они ничего не смогут сделать, но Слаол непременно покарает тебя.

— Покарает меня! — Ленгар засмеялся, отступив на пару шагов. — Ты говоришь как Камабан! Где он, кстати?

— Пошёл осмотреть святилище богини, — Сабан кивнул головой на высокую деревянную изгородь, окружавшую селение и источник богини, а когда он повернулся, увидел, приближающегося Джегара.

Сабан удивился нахлынувшей ненависти, которую он испытал при виде Джегара, и всё его прошлое страдание о Дирэввин сразу переполнило его. Это, должно быть, отразилось на лице, потому что Ленгар казался довольным его реакцией.

— Ты помнишь Джегара, маленький братец? — спросил он.

— Я помню его, — сказал Сабан, смотря прямо в глаза своего врага. Джегар теперь был богат. Он был одет в мантию из прекрасного меха выдры, на шее у него висела золотая цепь, а на пальцах надето множество золотых колец. Однако, пальцы его правой руки, увидел Сабан, всё ещё беспомощно скрючивались. Пряди волос были измазаны красной охрой, а борода аккуратно расчёсана.

— Всего лишь один шрам убийства, Сабан? — презрительно сказал Джегар.

— Я получу ещё одну, если захочу, — вызывающе сказал Сабан.

— Ещё одну! — Джегар изобразил восхищение, затем, передёрнув плечами, скинул мантию из выдры, обнажив густо покрытую татуировками грудь. Каждый голубой шрам представлял собой ряд точек, выбитых на коже костяной иглой. — Каждая татуировка это человеческая жизнь, — похвастался Джегар, — а каждая точка каждой татуировки это женщина, лежащая на спине. — Он указал пальцем на одну из голубых отметин. — Я хорошо помню эту женщину. Она сопротивлялась! Она кричала! — он хитро взглянул на Сабана. — Ты помнишь её? — Сабан ничего не ответил, и Джегар улыбнулся. — А как она рыдала потом, она пообещала мне, что ты отомстишь.

— Я выполняю обещания, данные от моего имени, — сухо сказал Сабан.

Джегар радостно захохотал, а Ленгар слегка ударил кулаком Сабана в грудь.

— Оставь Джегара в покое, — сказал он, — так как завтра он будет вести переговоры вместо меня.

Он махнул рукой на обширное вычищенное пространство, отмеченное кругом из тонких деревянных шестов, где будут проходить переговоры.

— Ты не будешь сам вести переговоры? — Сабан был потрясён.

— Мне сказали, что видели крупного зубра в лесу к северу отсюда, — беззаботно сказал Ленгар, — и я решил поохотиться на него. Джегар знает, что говорить Стакису.

— Стакис будет оскорблён, — запротестовал Сабан.

— Ну и что. Он — Друинна, а я — Рэтэррин. Он проглотит оскорбление, — Ленгар пошёл прочь, затем обернулся. — Жаль, что ты не привёл свою женщину, Сабан. Я хотел бы посмотреть, действительно ли она так прекрасна, как все говорят.

— Я уверен, что это правда, — сказал Джегар, провоцируя Сабана. — Твоя последняя была великолепна. Ты знаешь, что она сейчас колдунья в Каталло? Она напускает на нас колдовские заговоры, но как ты видишь, мы оба всё ещё живем. И живём неплохо, — он помолчал. — Я с нетерпением жду встречи с твоей женщиной, Сабан, — он улыбнулся, и пошёл вслед за Ленгаром, они оба засмеялись.

Медведь убил семь собак, а потом умер сам. Три человека были убиты в стычках, вызванных крепким хмельным напитком, которым щедро обеспечил Стакис. И жрецы, опасаясь кровавой вражды, казнили их убийц, а затем наступила ночь, и Лаханна смотрела вниз с яркого звёздного неба, как один за другим пьяные воины погрузились в сон, и тишина опустилась над долиной.

Камабан не пошёл на собрание племён. Он уединился с Нилом, новым главным жрецом Рэтэррина, и давал ему указания, касающиеся постройки нового храма. Камабан принёс деревянные щепки, вырезанные Сабаном, чтобы представлять камни, и втыкал их в землю, формируя двойное кольцо с входным коридором, направленным в сторону восходящего солнца.

— В Сэрмэннине проход солнца направлен на закат, — объяснял Камабан, — но в Рэтэррине он должен быть направлена на восход.

— Почему? — спросил Нил.

— Потому что мы хотим приветствовать солнце, а не прощаться с ним.

Нил рассматривал маленькие деревянные щепки.

— Почему ты сам не придёшь и не построишь для нас храм? — раздражённо спросил он. Ему было неуютно с Камабаном, так как он помнил его хромым ребёнком, жалким и грязным, и Нилу не удавалось отделаться от этого воспоминания при разговоре с самоуверенным колдуном, отдающего ему приказания. — Я не строитель, — пояснил он.

— Ты жаба, — сказал Камабан, — которая говорит моему брату только то, что тот хочет услышать, вместо того, что в действительности говорят боги. Но если ты сделаешь, как я тебе говорю, боги смогут стерпеть твою вонь. А зачем мне идти в Рэтэррин? У вас достаточно строителей, чтобы не тратить моё время.

Камабан хотел посетить страну за западным морем, так как он слышал, что тамошние жрецы и колдуны знают то, что всё ещё скрыто от людей центральных земель, и ему были скучны земные дела передвижения и установки камней.

— Построить будет нетрудно, — заявил он, и показал Нилу, как установить камни в соответствии с их высотой: самые высокие на проход солнца, а маленькие с противоположной стороны.

Затем он достал кожаную сумку, в которой лежала длинная верёвка из сухожилий.

— Береги это, — сказал он.

— Что это?

— Размеры храма. Закрепи верёвку в центре Старого Храма, и другим концом сделай окружность. Этот круг покажет границу внешнего круга камней. Внутреннее кольцо будет на один шаг к центру.