Стоунхендж - Корнуэлл Бернард - Страница 25

— Я пойду с ними, — прошептала она.

— Почему?

— Я смогу сказать, что ходила их встречать. И никто не будет интересоваться, где я была, — она приподнялась, поцеловала его в щёку, и побежала следом за уставшими людьми.

Сабан дождался, когда они ушли, затем подошёл и притронулся к камню на дубовых салазках. Тот был тёплым на ощупь, и в тех местах, где солнце пробивалось через листву, освещая камень, мелкие блики сверкали на камне. Прикосновение к камню наполнило его огромным ощущением счастья. Он был мужчиной, и у него была женщина прекрасная как никто на земле. Он привёл Дирэввин на берег реки, и Сабану казалось, что жизнь так богата и многообещающа, как никогда.

Боги любят его.

Хенгалл вряд ли ощущал, что боги его любят, так как этим вечером большая группа людей из Каталло прибыла в Рэтэррин, и всех нужно было накормить и дать места для отдыха. И он не представлял, когда расплачивался золотыми ромбиками за восемь камней, что они будут стоить ему такого большого количества еды. Он также должен был предоставить людей для помощи в перетаскивании камней. Их нашли среди самых бедных семей в селении, и им тоже надо было заплатить мясом и зерном. Хенгалл представил, как уменьшаются его стада, и начал сомневаться в разумности своей сделки, но он не пытался отказаться от неё. Он послал людей, чтобы притащить камни, и день за днём, когда лето приближалось к своей середине, огромные валуны ползли в Рэтэррин.

Четыре крупных камня доставили трудности. Тропа среди изрезанных ручьями болотистых земель близ Мэдэна была слишком узкой для самых больших камней. И поэтому люди Китала потащили эти валуны далеко на запад, а потом повернули на юг к Рэтэррину. На их пути стоял холм, не такой крутой как тот, через который уже были притянуты четыре небольших камня, но тем не менее, он был громадной помехой, которая потребовала намного больше людей для первого из больших камней. Потребовалось больше верёвок и больше людей, впряжённых в салазки, однако камень всё ещё не поднимался на склон холма. Они пытались тянуть салазки с помощью волов, но когда животные натянули верёвки, они сбились в кучу и мешали друг другу. Галет решил привязать быков к большому дубовому брусу и протянуть верёвки от бруса к салазкам, что позволило приподнять большой камень и таким образом втащить его на вершину холма, откуда полозья заскользили вниз по гладкой траве. Три оставшихся тяжёлых камня были доставлены таким же образом. Жрецы украсили цветами рога волов, животные были окружены поющими, и в Рэтэррине царила радость, так как лето было тёплым, камни доставлены в целости и сохранности, и казалось, растаяли все плохие знамения прошлого.

Наступил день Летнего Солнца. Были зажжены костры, а мужчины Рэтэррина надели бычьи шкуры и ловили женщин неподалёку от храма Слаола. Сабан не бегал вместе с мужчинами-быками, хотя уже имел на это право. Вместо этого он сидел рядом с Дирэввин, а когда костры начали затухать, они прыгали через них, взявшись за руки. Гилан раздавал хмельной напиток, приготовленный для ночных празднований. Некоторые громко кричали во сне, в то время как другие становились воинственными или больными, но, в конце концов, все уснули, кроме Сабана. Он остался бодрствующим, так как Джегар спьяну разыскивал его с копьём в левой руке, и жаждой мести в опьянённом хмельным напитком разуме. В эту ночь Сабан остался рядом с храмом, охраняя спящую Дирэввин, однако он задремал, и к утру был разбужен шагами и быстро схватился за своё копьё. По тропе от селения кто-то приближался, и Сабан присел, готовый нанести удар. Затем он увидел отражение отблесков угасающего костра от лысой головы человека, и понял, что это Гилан, а не Джегар.

— Кто здесь? — спросил главный жрец.

— Сабан.

— Ты можешь помочь мне, — радостно сказал Гилан. — Мне нужен помощник. Я собирался попросить Нила, но он спит как сурок.

Сабан разбудил Дирэввин, и они вдвоём пошли с Гиланом к Старому Храму. Это была самая короткая ночь в году, и Гилан постоянно посматривал на северо-восток, опасаясь, что солнце взойдёт до того, как они дойдут до Старого Храма.

— Мне нужно сделать отметку восходящего солнца, — объяснял он, когда они проходили между могильными холмами. Он поклонился предкам, затем заторопился туда, где ожидали восемь камней на салазках рядом со рвом Старого Храма. Небо на северо-востоке заметно светлело, но солнце ещё не показалось над удалёнными лесистыми холмами.

— Нам нужно несколько меток, — сказал Гилан, и Сабан спустился в ров, и нашёл полдюжины больших кусков мела. Затем он встал на входе насыпанной через ров тропы, а Гилан пошёл к колышку, который обозначал центр храма. Дирэввин, которой было запрещено входить в храм, потому что она была женщиной, ожидала между рвами и валами новой священной тропы.

Сабан повернулся лицом на северо-восток. На горизонте виднелись облака, между серыми холмами стелился дым от затухающих летних костров, поднимающийся из долины Рэтэррина. Коровы на близлежащих склонах казались белыми привидениями.

— Скоро, — сказал Гилан. — Скоро. — Он молился о том, чтобы скопление облаков на горизонте не скрыло восход солнца.

Облака окрасились розовым, и их цвет становился всё более насыщенным и обширным, переходя в красный. Сабан, осматривая светящийся горизонт над тёмной землёй, увидел просвет в облаках над лесами, и там вдруг появился яркий луч, и верхний край солнца заблестел сквозь листву.

— Левее! — закричал Гилан. — Левее. Один шаг. Нет, назад! Здесь! Здесь!

Сабан положил маркер из мела у своих ног, и стоял, наблюдая, как тускнеют звёзды. Сначала Слаол появился как плоский шар, просачивающийся искорками вдоль лесистой холмистой гряды, а затем красный цвет стал ослепительно белым, невыносимым для глаз. И первый свет нового года засиял прямо вдоль новой священной тропы, которая вела к входу в Старый Храм. Сабан заслонил глаза рукой и наблюдал, как ночные тени растворяются в ложбинах.

— Правее! — закричал Гилан. — Правее!

Он велел Сабану положить ещё один маркер на место, где солнце полностью поднялось над горизонтом, а потом ждал, пока солнце не покажется над головой Сабана, и велел ему положить третий маркер. Над долиной разносились звуки песен исполняемых племенем, приветствующим солнце.

Гилан проверил отметки, которые положил Сабан, и радостно хмыкнул, когда обнаружил, что некоторые из старых деревянных столбов, оставленных догнивать, стоят на той же линии.

— Мы сделали хорошую работу, — одобрительно сказал Гилан.

— Что будем делать следующим? — спросил Сабан.

Гилан указал рукой на каждую сторону входа в храм.

— Мы поставим два больших камня здесь, как ворота, — сказал он, затем указал пальцем туда, где стояла Дирэввин на священной тропе, — а два оставшихся будут обрамлять восход Летнего Солнца.

— А четыре небольших камня?

— Они будут отмечать путь Лаханны, — ответил жрец, и указал пальцем через речную долину. — Мы покажем, где она появляется в крайней точке юга, — сказал он, затем повернулся и махнул рукой в противоположном направлении, — и где она исчезает на севере.

Лицо Гилана, казалось, излучает счастье в раннем свете утра.

— Это будет простой храм, — мягко сказал он, — но прекрасный. Невероятно прекрасный. Одна линия для Слаола, две для Лаханны, отмечая место, где они могут встретиться под небосводом.

— Но они отдалены друг от друга, — сказал Сабан.

Гилан рассмеялся. Он был хорошим человеком, дородным и лысым, который никогда не разделял страха Хирэка обидеть богов.

— Мы должны уравновесить Слаола и Лаханну, — объяснил он, — У них у каждого уже есть по одному храму в Рэтэррине, а что почувствует Лаханна, если у Слаола появится второе святилище?

Он оставил этот вопрос без ответа.

— Я думаю, что мы ошибались, разделяя Слаола и Лаханну. В Каталло одно святилище для всех богов, почему мы не можем поклоняться и Слаолу и Лаханне в одном месте?

— Но это всё-таки храм для Слаола? — тревожно спросил Сабан, вспоминая, как бог солнца помог ему в начале испытаний.