Богам – божье, людям – людское - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 62

– На колени! – приказал Мишка. – Шлемы снять!

Оба послушно опустились на землю, Филимон стащил с головы шлем, а Герман замешкался – одной рукой получалось неловко.

– Урядник Демьян! – Мишка протянул брату отнятый самострел. – Довершай, что начал!

Демка цапнул оружие, как кот, хватающий на лету зазевавшегося воробья, мгновенно взвел, наложил болт… Филимон запрокинулся на спину с пробитым лбом.

– Старшина Дмитрий, второго! – скомандовал Мишка.

Герман успел вскрикнуть и вскинуть в защитном жесте левую руку. Болт его ударил тоже прямо в лоб.

– Кхе! Вот так, значит! – раздался сзади и сбоку голос Корнея. – Чтобы доспех, понимаешь, не портить!

«Руководство ясно дает понять, что одобряет и не возражает против продолжения банкета. А вот обломайтесь, ваше сиятельство, мы кадры разбазаривать не приучены!»

– Девятый и десятый десятки! – начал Мишка спокойным голосом, а потом заорал, насколько хватало мощности глотки: – На колени, я сказал!!! Шлемы долой!!!

Отроки принялись испуганно озираться и бестолково топтаться на месте – что только что произошло с теми, кто встал на колени и обнажил голову, все прекрасно видели.

– Исполнять!!! – заорал Дмитрий тоже во всю мощь глотки и, видя, что команда не исполняется, скомандовал: – Опричники! Товсь! По бунтовщикам, справа и слева по одному…

Сзади что-то проговорил Корней, и Мишка увидел, что десяток погостных ратников, под началом Кондратия, тронул коней, заезжая за спину девятому и десятому десяткам. Наконец в отроках что-то сломалось – спереди почти в упор смотрят самострелы опричников, сзади разворачиваются в линию, опуская копья, погостные ратники – один за другим парни начали опускаться на колени и сбрасывать шлемы на землю.

Краем глаза Мишка уловил какое-то движение и, повернув голову, встретился глаза в глаза с Роськой.

«А! Ну, тоже верно. То есть унтер-офицер Василий, конечно, думает, что казнить без молитвы и покаяния нельзя, а вы, сэр Майкл, можете воспроизвести то же действие, но в целях морально-политического воспитания личного состава. И… отец Михаил одобрил бы… если не образ мыслей, то хотя бы образ действий».

– Читать «Отче наш»! – приказал Мишка.

– Отче наш… – начал одинокий мальчишеский голос. – … Сущий на небесах… – подхватило еще несколько голосов. – Да святится имя Твое, да будет воля Твоя…

Дождавшись заключительного «аминь», Мишка удовлетворенно кивнул:

– Моление ваше услышано! Слушайте приказ. В следующий бой пойдете с обнаженными головами, уповая на милость Божию и справедливость Высшего Судии – Он всеведущ и сам решит, кто из вас более повинен, кто менее. Урядник десятого десятка Игнатий… Не слышу ответа!

– Здесь, господин сотник!

– Урядник десятого десятка Игнатий, ты явил неспособность командовать десятком и лишаешься достоинства урядника… Ну, не слышу ответа!

– Слушаюсь, господин сотник.

– Отрок Игнатий, ты переходишь рядовым в девятый десяток, чтобы заменить собой казненных.

– Слушаюсь, господин сотник.

– Отрок Максим, отрок Власий!

– Здесь, господин сотник! – хором отозвались оба парня, пошедшие вслед за Мишкой в воду в бою у брода.

– Отрок Максим, назначаю тебя урядником девятого десятка Младшей стражи.

– Слушаюсь, господин сотник.

– Отрок Власий, назначаю тебя урядником десятого десятка Младшей стражи.

– Слушаюсь, господин сотник.

– Вы оба в походе за болото себя хорошо показали, надеюсь, и в достоинстве урядников не оплошаете. С Богом, принимайте командование.

– Рады стараться, господин сотник!

– Девятый и десятый десятки, встать, разобрать оружие! Сейчас пойдете собирать убитых ляхов – тех, из кого уже вынули болты и стрелы и обыскали. Волочь их вон туда, на берег Пивени и скидывать в воду. Христианским погребением псов латинских не удостаиваем!

– Кхе! – раздалось сзади.

Тональность универсального полуслова-полукашля Корнея была явно осуждающей, даже предостерегающей. Мишка недоуменно обернулся, наткнулся на сердитый взгляд деда и, уже понимая, что сотворил что-то не то, скомандовал:

– Отставить! Слушать приказ господина воеводы!

– Кхе! – снова повторил Коней, заметно напрягаясь, чтобы подобрать правильные слова. – Псы-то они, конечно, псы, но… души христианские… хоть и латиняне. Опять же славянского языка… не половцы какие-нибудь или сарацины… Кхе! Так, значит… приказываю сносить убиенных к часовне на кладбище, а там… отец Миха… отец Симон укажет, как с ними поступать надлежит. Да… Кхе, к часовне!

– Исполнять! – скомандовал Мишка, когда стало ясно, что господин воевода закончил давать указания.

Два десятка отроков с нескрываемым облегчением отправились таскать покойников под началом новых урядников. Пока они торопливо, но аккуратно проскальзывали между конями ратников Кондратия, Мишка вполголоса переговорил с Дмитрием:

– От десятка Первака почти ничего не осталось. Переведи оставшихся к Степану, у него как раз троих не хватает.

– А Варлама куда?

– Я Антона себе в помощники забрал, ты сам выбери, кого из младших урядников на его десяток поставить, а Варлама – на его место определи.

– Да из него командир пятерки, как…

– Зато стреляет хорошо и в бою не теряется. Он меня выручил в лесу у Кипени. А командуют все хреново, ты сам сегодня все видел.

Девятый и десятый десятки ушли, казненных отроков унесли, опричники разрядили оружие, но десяток Кондратия так и остался стоять, где стоял, хотя нужды в нем уже не было.

Надо было продолжать, и Мишка попытался сделать радостное или, по крайней мере, довольное лицо. Получилось плохо, но отроки-то ни в смерти отца Михаила, ни в Мишкином тоскливом настроении виноваты не были. Пришлось наклеить улыбку и сделать над собой усилие, чтобы не коситься на пятна крови, оставшиеся на месте расстрела Германа и Филимона.

– Ну что ж, те, кто заслужил наказание, наказаны, вы же заслужили похвалу! Не подвели, оборонили Ратное от татей, не дали уйти ни одному. Поздравляю вас с первой победой Младшей стражи! Горжусь тем, что мне выпала доля командовать вами.

Мишка помолчал, не придумал, что бы еще такого добавить и, вздев над головой меч, выкрикнул:

– Слава православному воинству!

– Слава!!! Слава!!! Слава!!! – откликнулся строй, тоже, впрочем, без особого энтузиазма.

– Слава Младшей страже! – кинул Мишка еще одну здравицу.

– Слава!!! Слава!!! Слава!!! – Теперь вроде бы получилось пободрее.

– Слава воеводе Корнею! – добавил Мишка, уже чисто для проформы.

– Слава!!! Слава!!! Слава!!!

– Слава сотнику Михаилу!!! – вдруг заорал что есть мочи Дмитрий.

А вот этот клич, что называется, упал на сердце.

– Слава-а-а!!! Слава-а-а!!! – разразились отроки такими криками, что Мишка даже почувствовал что-то вроде смущения. Чего-чего, а такой реакции через несколько минут после расстрела он никак не ожидал. Несколько растерянно он оглянулся на Дмитрия, выглядевшего таким довольным, словно совершил невесть какой подвиг, а потом на деда. Корней по-гусарски расправил усы и подмигнул внуку, совершенно неожиданно вогнав того в краску.

– Гм… – Мишка промахнулся, вкладывая меч обратно в ножны, и, воспользовавшись поводом, спрятал лицо, сделав вид, что никак не может попасть клинком в нужное место.

«Ну что вы, сэр, право, как гимназистка от первого в жизни комплимента… ребята первый бой пережили, потом расстрел, и вдруг – доброе слово. Да не будь у вас такого поганого настроения, вы бы их и плясать запросто заставили бы! Ну и приятная неожиданность случилась – все же поверили, что вы оба проштрафившихся десятка расстрелять прикажете. Сюрприз, так сказать, почти happy end».

Чувствуя, как против воли на лицо наползает уже вполне искренняя улыбка, Мишка распорядился:

– Опричникам, разведчикам и всем урядникам остаться, остальные свободны. Дмитрий, распорядись.

Пока Дмитрий раздавал команды, Мишка отъехал к деду.

– Кхе! Сурово ты, внучек, сурово…