Богам – божье, людям – людское - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 41

Воспрял духом Агей, даже будто помолодел, и перуничи возрадовались знамению, подтвердившему их правоту, а выжившие твердые христиане стали после ратнинской резни именовать сотника Бешеным Лисом. Хоть и звали его так только за глаза, Агей об этом прозвище знал и даже, кажется, им гордился. Однако недолго длилось отцовское счастье ратнинского сотника – умеет христианский Бог посчитаться за проигрыш, пусть даже и в пустячном споре, недаром же в десяти заповедях он сам себя именует Ревнителем! Поругались Агей с Корнеем, да так, что сын даже из отцовского дома ушел, благо что после истребления почти половины твердых христиан свободного места в Ратном много стало.

Мирился Агей с сыном долго и тяжко, скольких трудов это стоило невестке Аграфене, только она и знала, да еще старуха Добродея, чье участие в конце концов и решило дело. А все потому, что не смирились твердые христиане с победой перуничей, и если не выступали открыто, то втайне выдумывали то одно, то другое.

«Э! Господин бургомистр! А из-за чего поругались-то? Или тоже неприлично рассказывать? Ладно, решили же вы, сэр, не перебивать – терпите теперь».

Перво-наперво, месяца еще не прошло после ссоры, явился к Корнею молодой ратник Данила и сообщил, что одиннадцать молодых воинов порешили собраться в десяток и желают избрать себе десятником его – Корнея Лисовина. Был Данила из рода сотника Петра (того, что сам от сотничества отказался), и все молодые ратники в новом десятке были из твердых христиан. Агей аж задохнулся от возмущения, когда повестили на сходе о том, что его сын дал согласие стать десятником. Однако против обычая не попрешь – имеют право ратники выбирать себе десятников. Примирение же отца и сына это избрание затруднило еще больше.

Потом новая забота вылезла – измыслили (опять же твердые христиане) собирать Совет опытных воинов, носящих на пальце серебряное кольцо, даваемое за десять побед в поединке с равным противником. Обычай этот принесли с собой черниговцы, говорят, сам князь Мстислав такими кольцами своих храбрецов жаловал. Авторитетом среброносные ратники пользовались очень серьезным, а уж собравшись вместе, могли и самому сотнику окорот дать. И как-то так вышло, что начал этот Совет довольно быстро наполняться зрелыми мужами из твердых христиан, и перуничи оказались в нем в меньшинстве. Подозрительно это показалось Агею, но все по правилам – каждый раз есть два-три свидетеля, да зачастую один из них десятник. Так мало того – трех лет не прошло, как пришлось сотнику надевать серебряное кольцо и Корнею да сидеть с ним на Совете глаза в глаза. Редким по ловкости мечником оказался Корней, да к тому же, если перед сечей выкликали противники поединщика, Корней всякий раз вызывался первым. И побеждал! Почитай, половину из десятка побед, надобных для получения серебряного кольца, он так и добыл – у всех на глазах! Зауважали Корнея Агеича в Ратном непритворно, тут уж и Агею деться некуда было – помирился с сыном.

Прожил Агей после этого еще долго. Дождался, пока вырастут и женятся внуки, дождался даже того времени, когда жена внука Фрола, после двух дочек, родила мальчика – правнука. Крестили того Михаилом.

А погиб Бешеный Лис через несколько месяцев после рождения правнука Мишки, нелепо и обидно, даже тела не нашли – положили в домовину одежду и оружие. Перуничи справили по сотнику тризну, окропив алтарь кровью черного коня, и порешили двигать в сотники Корнея, которому шел уже тридцать седьмой год и который только что приобрел свое зловещее прозвище «Корзень».

Случилось же все так. Осенью, на ярмарке в Княжьем погосте, княжьи людишки, пришедшие в полюдье, попеняли Агею, что податей дреговичи привезли меньше обычного. Может, и врали – жадность княжьих людей уже стала притчей во языцех, но Агей пообещал порыскать по глухоманям в поисках неизвестных селищ лесовиков, после того как встанут реки и замерзнут болота. На снегу искать следы легче – летом-то лесовики за собой следов почти и не оставляют.

Сказано – сделано. Пока после большой облавной охоты по первой пороше ратнинцы разделывали туши, клали в ледники, солили и коптили мясо, выделывали шкуры да занимались другими заготовками, подкатили и крепкие морозы. Агей всего с десятком ратников отправился по лесам искать следы, а сотне наказал быть наготове – мало ли, большое селище найдется, одним десятком и не примучаешь. Хотя надежда отыскать крупное селение, доселе неизвестное, была невелика. Через несколько дней поисков наткнулись на след волокуши и нескольких пеших, пошли по нему. След раздвоился – волокуша и конские копыта в одну сторону, пешцы в другую. Агей своих людей тоже разделил: пятеро с десятником пошли по следу волокуши, а Агей, еще с пятерыми, – по следу пеших. Переночевали в лесу и еще до полудня вышли к хутору извергов. Изверги встретили ратников хоть и без радости, но вежливо: кланялись, пригласили в дом, выставили угощение. Дальше же – неизвестность. То ли опоили чем-то, то ли сонных зарезали, никто не знает и спросить не у кого. Единственное, что поняли по следам десятник и пятеро оставшихся воинов, – Агея и пятерых ратников, что были с ним, уже мертвыми (или без памяти) дотащили до проруби и спустили под лед.

Сами-то ратники, шедшие с десятником, никакого жилья не нашли, потому что след волокуши привел их к поляне со стогами сена. Двое молодых парней, грузивших сено на волокушу, увидев ратников, все бросили и скрылись в лесу, а следы их завели ратнинцев в такие буераки, что и пешему-то пролезть трудно, а уж конному и вовсе пути нет. Вернулись на старый след, к вечеру вышли к хутору. Изверги кланялись, приглашали в дом, сулили угощение, но никто из тех, кто ушел с Агеем, так и не появился, и это показалось десятнику очень подозрительным. На хутор не пошли, а пошарили вокруг и поняли, что тела сотника и ратников спустили в прорубь. Впятером лезть на хутор побереглись, а встали вокруг дозором, отправив гонца в Ратное.

Принесенная гонцом весть об убийстве сотника подняла в седло всех, способных носить оружие, и как-то само собой получилось, что во главе карательного похода встал Корней. Никто особенно и не удивился – на святое дело идет человек, за отца мстить! Только вот не догадывался никто, какой вид примет эта месть.

Шли быстро, чтобы не растягиваться – несколькими отрядами, и один из отрядов отловил по пути двух охотников-дреговичей. Корней приказал их не обижать, но вести с собой. Когда подошли к хутору, увидели на снегу два пробитых стрелами тела – хуторяне, предчувствуя беду, пытались ночью сбежать, но ратники в дозоре не спали. Взять полным составом сотни хутор, где вместе с бабами и детишками от силы набралось бы два десятка народу, никакой сложности не представляло, но Корней задумал нечто иное. Он приказал снять плетень с огорода и обнести им хутор. Плетня оказалось недостаточно, и тогда в снег воткнули колья и переплели их ветками.

После того как работа была завершена, Корней вышел к самому ограждению и заорал: «Эй, слушайте! Перун Громовержец всегда вашего Велеса побеждал, а Крест Животворящий над всем властвует! Посему судьба ваша предрешена, и изменить ее не может уже никто и ничто!» Похлопал рукой по плетню и снова заорал: «Знаете, что это такое?! Вы ведь, когда покойников своих хороните, корзинь для них плетете! Так вот это – корзинь для вашего хутора, для всех сразу!»

Откуда-то из-за дома вылетели две стрелы, Корней принял их на щит и приказал поджигать хутор сразу со всех сторон. Кое-кому из ратников потом долго вспоминались крики заживо сгорающих людей. Стрелять по выбегающим с хутора Корней запретил, луки в руках держали только четверо: он сам, его приятель с детства Аристарх, ратник Данила и ратник Лука Говорун. Били бегущих по ногам, а когда выбегать люди перестали и крики затихли, раненых подобрали и зашвырнули обратно в огонь.

Дождавшись, когда пламя начнет спадать, Корней подозвал к себе захваченных охотников и наказал им: «Ступайте и расскажите всем: если к нам с добром, то и мы никого не обидим, а если нет… коли понадобится, то я для всего Погорынья корзинь сплету! Так и рассказывайте!»