Отыгрывать эльфа не просто - Кондратьев Леонид Владимирович - Страница 8

Всадив с тихим хрустом нож в еще довольно мягкую затылочную кость черепа, я подхватил поросенка и, не выдергивая нож, чтобы не оставлять кровяной дорожки, быстро и тихо исчез в зарослях.

Через полторы минуты и примерно сто пятьдесят метров расстояния до меня донесся разъяренно-удивленный визг мамаши.

Отбежав в обратном направлении еще около километра, я срубил ударом ножа на высоте груди ветку орешника с развилкой. Насадив черепом поросенка на косой срез и зафиксировав его таким образом, быстро распотрошил его, оставил тушку на некоторое время для того, чтобы стекла кровь, и с удовольствием съел печень. Нарвал травы, обтер тушку, запихал траву внутрь, связал шнуром копытца и получил, таким образом, маленькую сумочку из свинятины. Подхватив данный агрегат в левую руку, бодрым шагом двинулся в сторону лагеря.

Обнаружил по приходу уже разведенный маленький бездымный костерок, распластал тушку вдоль на две полтушки, обсыпал солью и, насадив каждую на ветку, вручил одну Сергею, а другой занялся сам.

Уже через сорок минут на поляне находились два довольных жизнью желудка и маленькая кучка обглоданных костей.

— Сергей, у меня предложение! Давай передвигаться ночью. Просто днем мне слишком ярко и я практически слепну. А ночью вижу очень хорошо и могу заметить любую засаду.

— Угу, а я вот ночью ничего не вижу — значит, буду еще сильнее шуметь и спотыкаться. Ты мне сегодня своими злыми взглядами чуть заикание не устроил, а что ночью будет?

— Ладно, догховоримся следующим образом: бежим вперед с рассвета до десяти часов утра, потом стоянка, еда и поспать, в четыре часа вечера бежим дальше, до тех пор, пока ты не станешь спотыкаться.

— Договорились! Значит, сейчас спать?

— Спать.

Сергей нарвал для себя охапку травы, а я, в свою очередь, просто раскатал пенку. Пристроившись в импровизированном шалаше, мы с чистой совестью отрубились.

Я наконец-то понял, почему дроу такие злые — вы, блин, попробуйте поспать, если от каждого птичьего крика или шебуршения ежа в кустах, находящихся за пятьдесят метров, организм говорит сознанию: «ПОДЪЕМ! РЯДОМ ОПАСНОСТЬ!» И впрыскивает в кровь такую дозу адреналина, которой хватит для того, чтобы полностью взорвать зоомагазин — ну или хотя бы отдел с хомячками.

И самое обидное, что рядом спит этот сволочной хуманс, не обращает ни на что внимания и раскатисто храпит! Ssussun!

Помучившись таким образом до четырех часов вечера, я поднялся и, сдержав гигантское желание пнуть эту человеческую скотину, просто проорал ему на ухо: «ПОДЪЕМ!»

Следующие пятнадцать секунд заставили меня сложиться пополам от хохота — такой юморной картины, как еще не полностью проснувшийся красноармеец, выставивший перед собой пустую винтовку и от страха ничего не соображающий, я вынести не смог. Через некоторое время Сергей все же включился в сознательную деятельность и, чертыхнувшись, выдал:

— Ну у тебя и шуточки!

Оставив это чудо приходить в себя, я решил все же разобраться с вновь приобретенным телом и рефлексами применительно к владению луком. На противоположном краю полянки, на расстоянии порядка шестидесяти метров от меня, находилась тоненькая, в пятьдесят миллиметров у комля, отдельно стоящая березка. Прикинув, что для проверки на меткость достаточно, я установил перед собой раскрытый колчан, привстал на колено и не глядя схватил первую стрелу…

Тогда же

Сергей Корчагин

Дрянь, так по-зверски нас даже сержант в учебке не будил — прямо в ухо рявкнул, зараза. И морда довольная, как у кота, что сметану стрескал. Ничего, еще сочтемся, товарищ инопланетянин.

Поставив перед собой колчан, инопланетянин начал очень быстро, одну за другой, вынимать из него стрелы. Все это сопровождалось какими-то странными тихими щелчками и шипением. Присмотревшись внимательно, я увидел с каждой секундой тающую березку на другой стороне полянки — стрелы то втыкались в ее тонкий стволик почти у самой земли, то отрезали от ствола на высоте полуметра ровненькие сантиметровые кругляши. Перенеся взгляд на дроу, я попытался проследить путь стрелы, моментально выхватываемой из хранилища — резким, но вместе с тем каким-то плавным движением. Удерживая в пальцах за хвостовик, он не глядя наживляет стрелу на тетиву, продолжением этого же движения натягивает лук и сразу берет следующую стрелу. В течение пятнадцати секунд, которые занял расстрел всего содержимого колчана со стрелами, я так и не смог увидеть полета ни одной стрелы — казалось, они мгновенно вырастают из комля березки, березка сама режется тонкими ломтиками — просто сезон такой наступил. Отстрелявшись, Ссешес — вот, блин, имечко, хрен выговоришь! — будет Семеном, решено, — бесшумно закинул лук за спину, подхватил колчан и странным стелющимся шагом, как призрак, прокрался к мишени.

Вот вопрос — как он умудряется так тихо передвигаться? Ведь даже в густых зарослях кустарника с его стороны не раздавалось не то чтобы шуршания — вообще ничего, хотя было видно, что от солнечного света он почти ничего не видит и идет в основном на ощупь и на слух. Пару раз, когда я засматривался себе под ноги или спотыкался, умудрялся терять его из виду даже на расстоянии десять метров — эта странная одежда с неровными расплывчатыми краями и полная бесшумность буквально вырывали его из действительности, казалось, что это просто воображаемая фигура, которая может сложиться из веток и листьев, передвигается впереди меня.

В тот же день

Ссешес Риллинтар

Вернувшись со сбора урожая стрел, я никак не мог прийти в себя от выданной мной скорострельности, по прикидкам составившей не менее восьмидесяти выстрелов в минуту, и от сознания: я не только мог так быстро стрелять — в процессе выстрела я, вынимая из колчана стрелу, одновременно взвешивал ее, распознавал тип наконечника и в зависимости от него переносил прицел. Время как бы замедлялось, зацеп пяткой стрелы и перехват пальцами непосредственно тетивы были до такой степени прописаны в моторике пальцев руки, что я не обращал на это внимания. Глаза даже при таком освещении умудрялись одновременно держать в фокусе и совершающие привычные, не связанные с сознанием действия, и удаленную мишень, с каждым широким охотничьим срезнем становившуюся все короче.

Дойдя до шалаша, я аннулировал его, переведя в состояние плаща, и произнес, глядя на задумавшегося красноармейца:

— Ну пошли, солдат, пора в дорогу.

Закинул привычным жестом колчан, взял в левую руку лук, развернулся и двинулся на восток, мурлыкая про себя:

В спину донеслось:

— Ну пошли, Семен!

ГЛАВА 8

28.06.1941

Ссешес Риллинтар

Как много могла бы помочь нам эта белорусская лесная и болотная земля в тысяча девятьсот сорок первом году и как обидно мало помогла она на деле! В том не ее вина. Героические, но необстрелянные, не подготовленные к мобильной войне войска, обученные по нормам позиционной Первой мировой войны, состоявшие из вот таких молодых, были захвачены врасплох сильным и неожиданным ударом врага, потеряли почти всю технику, штабы, управление, и вскоре оказались деморализованы непрерывными поражениями.

В этих условиях они не смогли использовать преимущества белорусских лесов и болот. Противнику удалось очень быстро преодолеть все естественные препятствия на пути.

Но если вы думаете, что стратегическое значение белорусских лесов и многочисленных болот на этой прискорбной ноте закончилось, — вы ошибаетесь! Этот живописнейший край как будто самой природой создан для партизанской деятельности. Малое количество транспортных артерий, их растянутость в пространстве, отсутствие или очень малое количество опорных пунктов вдоль важнейших путей переброски войск и боеприпасов позволяли с помощью незначительных сил оттянуть с линии фронта большое количество подразделений для защиты мягкого подбрюшья наступающей армии.