Охотник - Бодров Виталий Витальевич - Страница 20

– Что им нужно в Руине? – спрашивает он требовательно.

– Да какая разница! – начинаю я закипать. Ни разу он мне такой головомойки не устраивал! Чем ему спутники мои не угодили, хотел бы я знать? Ну маг с ученицей, подумаешь! Мне он особо опасным не показался, в Злом лесу себя не проявил никак. Сдается мне, те сказки, что про чародеев сказывают, с правдой не много общего имеют. – Надо тебе, у него и спроси. Ты что, считаешь, что магам в Руину и соваться нельзя?

– В Руину вообще лучше никому не соваться, – резко говорит эльф. – А уж магам и подавно. Ты знаешь, что именно там Огненный Потоп зародился? Когда такие же вот любопытные маги вызвали из-за пределов Мира нечто такое, что трогать было не нужно?

Он протягивает руку, из стены выпрыгивает книга. Ловко. Я так не умею, хоть и побратим эльфам. Рив торопливо листает страницы, я заглядываю через плечо. Ага, как же! Читать я так и не научился. Несколько букв худо-бедно различаю, этого достаточно, чтобы понять, на каком из эльфийских наречий книга написана. «Каракули», алфавит, названный так по первым восьми рунам. Катум, Арол, Руку, Ахот, Ктулху, Убрук, Лель, Имбец. Каракули. Эти-то руны я выучил, но вот спроси меня, что там за имбецом следует, – не скажу. Имбец – и точка. К слову, восемь самых крупных звезд на небе носят те же самые имена. У эльфов, разумеется, люди пока еще не настолько рехнулись, чтобы звезды эльфийскими рунами обзывать.

Рив быстро листает книгу, хмурится, отбрасывает в сторону, стена тут же засасывает ее обратно.

– Не то, – бормочет он и обиженно хмурится. Как ребенок.

Эльфы, они такие. Как дети – смеются, плачут, обижаются, играют. Легенды про эльфийские войны слышали? Один князь у другого побрякушку украл, а третий приревновал жену к четвертому. Или другое – один певец прирезал второго, потому как почудилось ему, что тот пел лучше. Оно, может, и не так вовсе было – я, к примеру, не могу определить, кто из эльфов поет лучше, а кто хуже, потому как у всех у них голоса занебесные какие-то. Но тот, которого зарезали, был после смерти повсеместно признан гением, а убийца его, напротив, оказался бездарью, завистником и сущим подонком. Хотя и дрались честно, на дуэли, а вот как вышло.

В общем, вечные дети. Это в легендах они мудрые, добрые и справедливые. В жизни же – совсем по-другому.

– Надо решать, что с ними делать. – Рив прекращает поиски, садится на как бы стул, задумчиво морща лоб.

– Эй-эй! – пугаюсь я. – Не надо с ними ничего делать. А то солдаты деревню нашу по бревнышку разберут, кто вас кормить зимой будет?

Эльф молчит, размышляет.

– Я поговорю с ними, – говорит наконец он. – Выясню, что им понадобилось в Руине, тогда и решать буду. Может, они туда вообще по грибы собрались?

– Оголодали, как эльфы, – соглашаюсь я.

Рив запрокидывает голову и заливисто смеется. Ухмыляюсь, разглядываю кабинет. Точно такой же, как был, никаких изменений. Нечто, отдаленно напоминающее стол, два предмета поменьше, заменяющие стулья. Часть деревянной стены зеркальна, машинально приглаживаю всклокоченные волосы.

– Гребень возьми, – советует эльф.

– Потом, – отмахиваюсь я, продолжая изучать кабинет.

Прямо из стены растет светящаяся лилия. Это я тоже уже видел, но чудо ведь чудом остается, сколько на него ни смотри. Пока к нему, к чуду этому, не привыкнешь.

На полу в углу привычно храпит медведь, заменяющий Риву кровать. А вы что хотели? Животных эльфы убивать ни в какую не желают, а спать на мягком и теплом все равно хочется. Вот и выкручиваются, как могут. Интересно, а любовью они тоже на спине зверя занимаются? Вот уж не завидую животине, лучше б сразу убили и не мучили, живодеры ушастые!

А вот и что-то новое. В углу небрежно брошены парные мечи. Эльфы отчего-то предпочитают именно это оружие, после лука, разумеется. Мечи разные, один длиннее, другой, соответственно, короче. Называют их «заяц» и «волк». Причем тот, что длиннее, «заяц», а короткий – «волк». Отчего именно так? Я однажды спрашивал у Рива, и тот объяснил – дело «зайца» – выписывать петли и отвлекать внимание противника, а убивает именно «волк». Пропустить удар «зайцем» вообще позором считается.

Впрочем, эльф и соврать мог, просто так, для забавы. Никогда не поймешь, когда они правду говорят, а когда насмешничают.

– Твои? – киваю на клинки.

– Мои при мне, – резонно отвечает Рив. – Забыла тут одна…

На мое лицо наползает ухмылка, явно собираясь порвать мне рот.

– Это которая? – невинно уточняю. – Ранналан, Олиблан или Каннилан?

Рив смущенно улыбается.

– Ко мне жена вернулась, – нехотя сообщает он. – Сейчас ребенка ждем…

Вот это новость! Ошарашенный, беру с как бы стола полупустую чашу с вином и залпом выпиваю. Это сколько ж подруга на стороне гуляла, если они еще до Огненного Потопа расстались?

– Ну ты даешь, брат, – только и могу сказать.

Вот уж не думал, что Рив – любитель дважды наступать на одно и то же. Скажем, на грабли… хотя можно и по-другому сказать.

Рив виновато разводит руками. Мол, любовь, что тут поделаешь? Мол, соскучился по жене за тысячу с чем-то лет. Мол, жизнь до того скучна, что даже скандал ее разнообразит. Мол, свалял дурака – имею право.

Сажусь на недовольно всхрапнувшего медведя и заливаюсь хохотом. Нет, как же давно я брата не видел! Отвыкнуть уже успел от его штучек, которые это непредсказуемое создание непревзойденный мастер откалывать!

Ох, если не лопну сейчас от смеха – жить буду долго…

Глава 13

До сих пор участвовать в эльфийских праздниках мне не доводилось. Кое-какое представление из обрывков чужих разговоров я себе составил, но даже понятия не имел, как оно далеко от реальности. Примерно как медведь нарисованный от настоящего. Вроде что-то общее и есть, а на ощупь другой совсем.

…Ночь. Луна, разумеется, круглая, как яблоко. Эльфы праздники только в полнолуние устраивают, уж не знаю почему. За свои традиции они держатся крепче, чем собака за кость.

Вода сверкает, переливается, словно шкура серебряного оленя в брачный период. А на воде, куда ни кинешь взгляд, – как бы плоты. На самом деле со связкой обычных бревен этот плавучий транспорт ничего общего не имеет. Этакие полуживотные-полурастения, выращенные эльфами специально не знаю для какой цели. Что эта живность из себя представляет, понятия не имею, охотиться не доводилось пока.

Над водой море факелов. И темная громада Великого Древа закрывает ровно половину ночного неба, усыпанного яркими летними звездами. По привычке смотрю на звезды, ищу на небе Катум… тьфу ты! Восточную звезду. Совсем обэльфился, даже звезды ихними каракулями именовать стал.

Факелы вспыхивают ярче, праздник начинается.

Каждый из ушастых управляет отдельным плотом, или, как они его именуют, силегом. Кроме меня, потому как, во-первых, уши у меня самые что ни на есть обычные, а во-вторых, силег подо мной нагло тонет. Не говоря уж про то, что не слушается руля. Народ Священного леса считает меня своим, а вот тупая деревяшка признавать этого ни в какую не желает. Потому я занимаю место подле Рива, на его персональном силеге. Уж его-то в здешних местах каждая собака слушается, не говоря уже об эльфах. Кстати о собаках – их ушастые позаимствовали как раз в нашей деревне, до того у человеков с эльфами общих друзей не было.

Звезды вдруг вспыхивают ярко, небо словно приближается к нам. Не могу сдержать восхищенное «ах». Красиво же, ну, право слово, красиво!

Эльфы как по команде берутся за реллары, я тоже тянусь к своему. Рив предупреждающе хлопает меня по руке, делает страшную рожу. Да уж, певец из меня неважный, а уж по здешним меркам и вовсе никакой. Однажды Корланд, один из эльфов, как вы уже правильно догадались, даже пытался мне морду набить за некие упражнения с релларом. Великий музыкант, между прочим, живая легенда эльфийского народа. До сих пор живая, хоть и побитая слегка. Потому как релларом он меня огреть постеснялся из природной вежливости, а на кулачках слабоват оказался. Потом мы с ним помирились, он даже про драку нашу балладу сложил героическую, правда, изменил все и переврал до неузнаваемости. Из меня могучего великана сделал, а из себя, соответственно, отважного героя. Особенно за концовку обидно, победил-то все-таки я! А так, здорово получилось, красиво. Тра-та-та, дзынь-дзынь! Вот так, помру я, а строгие мамаши еще тысячу лет будут детишек пугать страшным великаном Барго.