Шахриярская царица - Легостаев Андрей - Страница 5

Царица присутствовала на диване — так, кажется, называется у сарацин совет высших сановников.

Дельарам была поразительно стройна. Языческий наряд был ей очень к лицу. Желтый шелковый тюрбан шел к смуглому оттенку ее кожи. Глаза блестели, как два горных озера, тонкие брови выгибались горделивыми дугами, белые зубы сверкали как жемчуг, а густые черные косы рассыпались по груди и плечам, прикрытым длинной симаррой из синего персидского шелка с вытканными по нему золотыми цветами. Ее платье было застегнуто жемчужными запонками; три верхние расстегнуты — день жаркий. На открытой шее было видно ослепительно переливающееся в лучах солнца золотое ожерелье с бриллиантовыми подвесками удивительной красоты. Страусовое перо, прикрепленное к тюрбану изумрудным аграфом, также сразу бросалось в глаза.

Царица была безусловно хороша. Полная противоположность возлюбленной Рогнеде, подкупающей своей скромностью и сдержанной красотой, эта восточная красавица воплощала в себе страсть и вожделение. Она явно знала себе цену.

Радхаур заставил птаху примоститься под потолком великолепного зала.

Перед царицей стоял на коленях старик с длинной седой козлиной бородой, в странного покроя черном с золотыми и серебряными звездами халате, в чалме с подвернутым концом. Он говорил:

— …и звезда Альк-кальб совместилась с планетой Бехрам, что в совокупности, о светлейшая, означает для вас опасность погибнуть от сердечной раны. Вам следует, о солнцеподобная, остерегаться…

— Ты говорил это нам и месяц назад, — раздраженно оборвала его царица. — Но, как видишь, мы в добром здравии!

— Но, Богоподобная…

— У нас много дел, эфенди Аль-Халиб. Предоставим слово Дамильбеку…

Радхауру стало неинтересно, план действий созревал в его голове. По дороге ко дворцу он прочувствовал мысли многих горожан и был прекрасно осведомлен о наклонностях царственной красавицы. Птаха вспорхнула со своего временного насеста и полетела прочь. В этот момент кто-то кольнул Радхаура в бок копьем, Радхаур перестал контролировать пичугу. Ее собственное сознание не успело управиться с телом, и птица с размаху врезалась в каменную стену и упала на пол бездыханная. Радхаур отметил это краем сознания и подосадовал о невинной жертве.

Он полностью переключился на окружающую его обстановку.

Разъяренный стражник заносил для удара копье.

— Замышляешь против нашей царицы, грязный франк! — услышал Радхаур.

В тот же момент Гурондоль покинул ножны, и стражник, не успев завершить свое смертоносное движение копьем, получил сокрушительный удар по шлему. Острейшее лезвие как сквозь мед прошло через тело, остановившись на уровне пупка. Брызги багровой крови попали Радхауру на лицо. Он брезгливо вытер щеку рукавом.

Надо немедленно убираться отсюда, пока не подоспели товарищи погибшего стражника. Радхаур узнал все, что было необходимо, а для выполнения созревшего плана он все равно должен был покинуть город. Ибо одна только мысль о местных банях приводила его в ужас и вызывала непреодолимую тошноту.

Беспрепятственно миновав городские ворота, Радхаур через три часа достиг берега быстрой горной реки. Свернув с дороги, он удалился подальше от нее вглубь труднопроходимого буйного кустарника. Подкрепившись скудными остатками черствых лепешек, купленных в небольшом городке, он расседлал Пассесерфа и завел его в стремительно текущие воды.

Он долго и заботливо соскребал многодневную грязь с туловища верного бессловесного друга, потом так же долго и заботливо расчесывал специальным костяным гребнем его замечательную белую гриву. Затем отремонтировал упряжь. И только после этого обратил внимание на себя.

Скинув с облегчением пропотелую грязную одежду, он с наслаждением вошел в холодную чистую воду. Зная, что от этого может зависеть его жизнь, он мылся не спеша и тщательно. Затем развязал дорожный мешок и разложил на земле свое парадное платье, одевать которое с самого начала похода ему не доводилось. Он придирчиво осмотрел его и остался удовлетворен. Воткнув в землю Гурондоль, он встал перед ним на колени и, глядя в отполированное лезвие, тщательно побрился. Затем хотел натереть себя остатками мускусного масла, но решил, что от мужчины должно пахнуть потом и силой, а благовоний во дворце и так достаточно. Он уже знал, что строптивую царицу можно покорить только грубым напором и мощью.

Затем растянулся на прохладной земле и крепко заснул.

Спрятав верного Пассесерфа в зарослях неподалеку от ворот, он уверенно вошел в город. Радхаур не беспокоился за своего коня — верный друг не подведет его и в обиду себя не даст.

Трудно было узнать в этом стройном, богато и изысканно одетом европейце, вошедшем в Шахрияр, утреннего бродягу с грязной тряпкой на голове. Устояв перед искушением поесть в харчевне или чайхане, которыми изобиловали улочки Шахрияра, он прямо прошел ко дворцу царицы.

Радхаур нежно поцеловал надетый на мизинец перстень Рогнеды и подошел к стражнику, охранявшему ворота дворца.

— Передай своему начальнику, что бриттский граф Маридунский, сэр Радхаур прослышал об удивительной красоте вашей царицы Дельарам и покорно просит ее руки, преодолев ради этого огромное расстояние и претерпев немалые лишения.

Радхаур не обратил никакого внимания на то, что стражник постучал себя пальцем по лбу. Воин ушел докладывать начальнику стражи. Радхаур ждал.

Он был абсолютно уверен в себе — рослый, крепкий, красивый. В отделанном золотом и каменьями пурпурном камзоле с вышитым на левой половине груди гербом: серебряный вепрем на голубом поле в правом верхнем углу — родовой знак — и на лазурном поле в центре бьющий серебряный фонтан с девизом «Быть чистым совестью, как родниковая вода». Кружевная рубаха с большим воротом обнажала его мощную шею и мужественную грудь. За синим широким поясом были воткнуты три кинжала тонкой работы, у бедра на роскошной перевязи висел верный Гурондоль. Пришлось надеть новые запасные сапоги, и они отблескивали зеркальной чернотой в лучах жаркого азиатского солнца. Радхаур был уверен в себе.

3

Радхаур едва не заснул на навязанной ему брачной церемонии. Сарацинские священнослужители читали священную книгу: одновременно семеро с отвратительной дикцией бубнили семь частей корана для ускорения процесса. Даже при большом желании Радхаур не смог бы разобрать ни слова. Он держал левую руку на груди, где под белой материей рубахи висел золотой крестик, освященный в водах озера Рогнеды, и не отрывал взгляда от мизинца, где был надет перстень Рогнеды с черным топазом. Радхаур мысленно возносил молитву истинному Господу, дабы простил его за эту вынужденную комедию с неверными.

Наконец их оставили одних.

Волшебный амулет царицы узнал человека, уже собравшего воедино тело Алвисида. Радхаур заметил сияние на забранном черной тканью постаменте и почувствовал, как сила восьмой части туловища мага начинает входить в него. Царица раскинулась на подушках в вольготной позе, широко раздвинув ноги в тонких, белых, туго обтягивающих манящие бедра шароварах, и пододвинула к нему золотое блюдо с изысканными фруктами.

Радхаур едва взглянул на них.

— Перед первой брачной ночью мужчине необходимо мясо, — сказал он своей новоявленной жене.

Дельарам удивленно вскинула бровь. Тем не менее позвала саларбара, который тотчас же отправился выполнять приказ.

«Первая брачная ночь будет для тебя и последней, нечестивец», — подумала царица. И тут же поймала себя на мысли, что влюбилась в этого белокурого европейца — он не был безусловно красив, не был смазлив, как предыдущие красавцы, погибшие от ее острых ногтей. В чертах его лица светилась мужество и сила.

Однако, она не обольщалась этим своим ощущением влюбленности в симпатичного блондина — в первые годы после смерти Джавада Дельарам влюблялась почти в каждого приводимого к ней мужчину. И каждый раз неизменно разочаровывалась под утро.

«Твой необрезанный орган еще украсит мою коллекцию, франк», — ухмыльнулась мысленно она. В дальнем углу ее покоя, за тяжелыми непрозрачными занавесями фиолетового цвета стоял высокий и широкий стеллаж, на многочисленные полочки которого дворцовый лекарь складывал банки с заспиртованными мужскими членами, отрезанными острыми ногтями царицы в порыве разочарованной страсти.