Рыцарь без ордена - Легостаев Андрей - Страница 30

Но надпись предназначалась именно ему:

«Ты не пройдешь, арси! Чевар!»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Граф Роберт не любил охоту — как забаву.

Точнее сказать, он не любил, когда сугубо мужское занятие, требующее напряжения всех знаний и сил воина, превращается в пустую потеху, когда бедного зверя травят своры гончих псов и множество ловчих, когда зверь лишен мало-мальских шансов на победу. Граф знал, что порой для особо пышных охот при некоторых королевских дворах, на специальных секретных заимках, загодя выращивают из пойманных детенышей будущих жертв подобных «охот».

Роберт предпочитал охоту, как дуэль, когда исход схватки непредсказуем, а цена победы в которой — жизнь. Когда все решает не количество загонщиков и подстраховывающих лучников, а лишь собственные сила, выучка, сноровка и мужество. Да, такая охота графу по нраву, а забавы… пусть для царедворцев, для которых в мече важнее драгоценные каменья на рукояти, а не качество и форма клинка.

Но как отказаться от представления, называемое «царской охоты», если дается оно в твою честь? Арситанский посланник, правда, предпринял попытки отвертеться, заранее бросая к случаю фразы, что охота ему порядком надоела, что ничего нового он не увидит, но вот если бы выследили знаменитого орнейского льва, то он уселся бы в седло даже в неурочный час, хоть посреди глубокой ночи. Однако, увы, орнейских львов давно не видели даже на Орнейских островах. А на него бы граф действительно поохотился с удовольствием и азартом: сколько слышал про этого зверя, а встречаться не доводилось.

Граф Роберт уже больше полумесяца провел на Орнейских островах и тяжелейшие переговоры провел успешно — вчера предложению арситанского короля было дано одобрение всех старейшин орнеев и заключен союз между государствами, с подписанием многочисленных грамот, над которыми, наверное, до сих пор трудились переписчики. Завтра торжественно скрепят их печатями и миссия графа Астурского, как королевского посланника, завершена. Пора прощаться и возвращаться на родину.

А к главной цели, ради которой он согласился выполнять несвойственные ему обязанности официального королевского посла, он не приблизился ни на полшажка.

Надежды, появившиеся поначалу, разбились в осколки, впереди — непроглядная белеса тумана и бессмысленно биться в эту иллюзорную стену со всего маха, неизбежно увязнешь и окажешься еще дальше, чем был в начале пути.

С этими невеселыми думами граф и направлялся к биваку, где скоро будут жарить на костре добычу, чтобы потребовать чарку доброго винца. То есть, он знал, что охотники пьют столь популярное здесь пиво, но предусмотрительно распорядился, чтобы слуги ожидали его там с вином. Граф знал, что ему предстояло — на охоте.

Если бы знать, что ожидает в будущем! Нет, это ничего не изменило бы, но…

Ждать и догонять — нет ничего хуже. Хотя и то, и другое граф умел, жизнь заставила научиться.

Везде весело трубили рога, возвещая всему миру о победе над оленем — красавец, что и говорить, слишком холеный и лощеный, для выросшего в не очень благодатных орнейских горных чащах.

Граф не спеша ехал среди редких деревьев, конь безошибочно выбирал дорогу — наверное, по запаху или руководствуясь каким-то своим, конским чутьем. За ним ехал лишь один оруженосец, да Тень, которому, собственно, на охоте делать нечего, но вдруг… У графа был старый, опытный Тень, добросовестно относящийся к своим обязанностям. Хотя и его обманывали.

Блекгарт со своим новым орнейским другом, наверное, уже у бивака. За последние дни граф встречался с сыном лишь на приемах и времени поговорить не о делах почти не выпадало. Да и ничего важного другу сказать они не могли, а сын уже вырос, чтобы постоянно его опекать.

За плечами раздался торопливый стук копыт, граф даже не обернулся.

— Роберт! — это его догонял старый сердечный друг Найжел. — Чего такой невеселый?

— А что веселиться-то? — усмехнулся Роберт, когда орней поравнялся с ним и перевел коня на неторопливый шаг. — Скоро мы с тобой расстаемся. И неизвестно — увидимся ли еще?

— Увидимся! — уверенно заявил Найжел. — Вот разродятся мои жены наследниками, и навещу-ка тебя в твоем замке!

— И что мы там будем делать? Охотиться да пировать? Стареем…

— Если ты намекаешь на сегодня… то, ты прав, какая это охота? Вот как мы с тобой в джунглях, помнишь, в развалинах древнего города, гонялись за волосатым орангутаном, что мальчонку похитил. Вот это, я понимаю, охота, когда уже запутался — то ли ты за ним гонишься, то ли он за тобой.

Граф Роберт блаженно улыбнулся, вспомнив.

— А взяли его все ж не силой, а хитростью, — заметил он.

— Не будет жадничать, — рассмеялся Найжел. — Какая разница как там все получилось, если мы вот тут с тобой едем, а его шкура… Впрочем, понятия не имею, где она сейчас. Роберт, все хотел вчера тебя спросить, да не пришлось.

Ловко ты совет старейшин уговорил — все «за» проголосовали. Я понимаю, ты не только боец, но и язык у тебя подвешен здорово — не раз убеждался. Но как ты умудрился уговорить Торнала, старого Трайгала да и других? Старики еще — ладно, они понятливы. Но этот баран из клана бобра? Он же вас, арситанцев, ненавидит!

— Да все проще, чем ты думаешь! — усмехнулся Роберт. — Со стариками как раз — самое сложное, одно неосторожно слово все сломает. А с этим Торналом…

Помнишь, когда мы встретились, на следующий день, я показывал тебе мечи короля Асидора.

— Конечно помню! Ты их старейшине подарил.

— Нет. Если ты обратил внимание, их было ровно семнадцать.

— Ну и что?

— По количеству кланов. Я просто предлагал выбрать меч каждому старейшине.

— Мне не предложил, — несколько обиженно сказал Найжел. И добавил: — Хотя у меня и так отличный меч.

— Это были не мои мечи, — сухо ответил граф, — я выполнял инструкции короля Асидора.

Тогда, на царской дороге, во время вечернего привала в графском шатре оруженосцы вытаскивали на свет и, вынимая из ножен, аккуратно выкладывали на крышку сундука мечи — каждый шедевр кузнечного и ювелирного искусства. Граф с удовольствием взирал как на оружие, так и на реакцию друга. Орней понимал это и старался сдерживать эмоции. Брал меч, иногда вытягивал руку в воображаемом выпаде, иногда делал взмах или, цокнув, качал головой, рассматривая прекрасно ограненные алмазы в золотой рукояти. Ему особо понравился один, почти без украшения, но знаток-то заметит почти неприметное клеймо у самого основания клинка, у кровозаборника:

клеймо знаменитого на весь мир мастера, умершего полтора века назад; каждый меч с его клеймом — неоценимое сокровище.

— И какой-же меч выбрал Торнал? — с некоторой ревностью спросил Найжел.

Граф Роберт расхохотался — громко, от души, так, как он никогда не позволил бы себе во дворце, или вообще при ком-либо, кроме самых близких друзей. Или врагов.

— Не волнуйся, Найжел, из семнадцати мечей остался один. И этот один — тот, который выбрал бы ты. Я видел, как ты к нему примерялся. Он — твой.

Найжел, несмотря на радостную весть, выругался.

— Хвастачи! — в сердцах вырвалось у него. — Только бы на парадах красоваться!

Поэтому-то мы тогда и проиграли вам войну, будь оно все проклято! Да, как подумаешь об этом, так хочется еще дюжину дюжин жен взять и от каждой, чтоб по дюжине сыновей — тогда орнеи вновь станут воинами, а не красавцами во дворцах.

— Царь Мира… — проговорил граф Роберт.

— Что? — не понял друг.

— Ты сейчас сказал то, что делал в свое время Царь Мира.

— А… Твои легенды и сказки… Может, я не прав, но когда видишь… Что это там за переполох впереди?

Шагах в трехстах от них, чуть левее, раздавались крики и призывно трубили рога.

Найжел привстал в стременах.

Прямо на них выскочил мощный зверь — о, красавец, а не зверь! — резко остановился, оскалился на двух всадников, развернулся и устремился в чащу.