Рыцарь без ордена - Легостаев Андрей - Страница 14

— И что же это оказалось? — поинтересовался граф, старавшийся узнавать как можно больше о магии, чтобы при нужде уметь ей противостоять.

— Волшебный фонарь, — ответил Дайлон, — изготовленный самой магиней Астазией.

Никто не обратил внимание, как граф Астурский вздрогнул и плеснул на себя несколько капель пива. Граф отставил подальше бокал, что держал в руках; он не любил этот напиток — ни уму, ни сердцу.

— И чем же этот волшебный предмет мог помочь? — небрежным тоном спросил он.

— Если его зажечь, то все, кто увидят его свет, потеряют способность двигаться, пока он горит, — пояснил рассказчик.

— А как же сам Майсав, — удивленно воскликнул кто-то. — Он же и сам тогда обездвижется!

— Нет, для этого чародей дал ему большое магическое фиолетовое стекло. Через него, конечно, хуже видно, зато и свет волшебного фонаря не действует. Так вот, получив эти предметы, Майсав вновь в одиночку отправился в плаванье, хотя жители Дайса и отговаривали его — ураган разыгрался пуще прежнего. Но трус никогда не добивается цели, а смельчаку боги помогают. Лодка разбилась о камни Ракка, но юноша сумел выплыть и выбраться на сушу. Ночью он зажег волшебный фонарь и заколол врагов всех по очереди. Всех до единого, даже связывать никого не стал для праведного суда — настолько полно было его сердце гневом и жаждой отмщения.

Так он освободил возлюбленную и всех жителей острова от гранадского рабства. И сколько он спас еще жизней, не дав похитить годовой запас настоя травы ибрис-та?

— Великий подвиг! — воскликнул кто-то из орнеев, поднимая полный кубок.

— Достойный истинного героя! — поддержали его остальные.

— Но Майсав освободил соплеменников не как подобает воину, а пользуясь недостойной магией! — неожиданно встрял до того молчавший Орестай из рода грача. — Это — не подвиг, так каждый может.

И все вдруг как-то разом замолчали. Лишь огонь похрустывал в тягостной тишине.

— Да-а, — прошелся по залу невнятный шепоток. — Магия — это… не для воина.

— А я считаю, — вдруг громко и уверенно сказал граф Астурский, — что воин для достижения своей цели может и должен использовать все средства, что окажутся у него под рукой, в то числе, если получится, конечно, и магию, будь то помощь чародея, либо какой-то магический предмет.

— Магия — не достойна рыцаря, — глядя прямо в глаза арситанцу, произнес Орестай. — Кто использует магию — не воин, и не достоин греться у этого священного огня!

Гул одобрения показал, что многие орнеи думают также.

— Если враг использует против тебя магию, то я не вижу ничего зазорного противопоставить ему то же, — стоял на своем граф Астурский. — Ведь никто же из вас не пойдет с голыми руками на закованного в доспехи конника?

— Это совсем другое!

— Сравнил чучело и огород!

— Магия — оружие трусов! — перекрывая другие голоса, выкрикнул Орестай. Он глядел прямо на графа.

— Ты меня называешь трусом? — спокойно спросил граф, подал оруженосцу кубок, что держал в руках, и встал в полный рост.

На оскорбление надо отвечать. Граф готов. На мгновение, он забыл где находится, и что на нем трехцветная лента посла.

— А ты разве используешь магию? — спросил грач, тоже вставая. — Что ж, используй ее против меня, а я покажу тебе силу своего клинка!

Граф хотел было уже что-то сказать, но вдруг пламя в очаге вспыхнуло плотным столбом, уносясь к потолку, чуть не опалив холодным жаром спорщиков.

Когда оно вновь стало прежним, старейшина сказал в полной тишине:

— Споры в Пещере Предков по древним законам не должны заканчиваться дракой. Я рассужу вас, достойный наш гость, граф Роберт, и достойный представитель клана грача, Орестай. Вы погорячились на слова, а спор ваш съеденной бараньей лопатки не стоит. Я слышал, третьего дня на графа напали магические существа, и он сражался с ними, как рыцарь, повел за собой свой отряд, не испугавшись их. Я полагаю, успех в том сражении ему принесло отчасти еще и то, что граф уже сталкивался с магией и знал, как она опасна. Я толкую слова графа так — рыцарь не должен первым применять магию. Я правильно вас понял, граф?

— Да.

— Орестай, ты понял о чем говорил граф? Или ты настаиваешь на том, что граф — трус.

— Я этого не говорил! — хрипло выговорил грач. — И никогда не скажу. Просто я считаю, что настоящий рыцарь не должен пользоваться магией, как не пользуется услугами воров и грабителей! Против нашего гостя я ничего не имею.

— Вот и прекрасно, выпейте вместе по кубку мирящего пива и поцелуйтесь, как положено нашим обычаем.

Граф посмотрел на Найжела, тот глазами показал, что ему придется выполнить слова старейшины, так требует обычай. Впрочем, ничего страшного для себя граф не видел — ну неприятен ему был этот Орестай и то потому только, что это враг Найжела.

Каждый имеет право на свою точку зрения. А если бы грач захотел, чтобы граф отстоял свою с оружием в руках, то Найжелу не пришлось бы ждать годовщины своего наследника, чтобы покончить с Орестаем.

Оруженосец старейшины подал графу чашу, полную пива, и показал на место возле старейшины, где уже стоял Орестай с полной чашей.

Они посмотрели друг другу в глаза и разом поднесли кубки к губам, не обрывая взаимного взгляда. Казалось, что каждый торопиться быстрее опорожнить чашу, словно победитель в этом состязании окажется прав и в самом предмете спора.

Они допили одновременно и быстро чмокнулись губами, обозначая поцелуй, граф ни чем не выдал свою брезгливость.

— Думаю, нам еще представится возможность продолжить разговор, — раздались в голове Роберта слова Орестая.

Граф с удивлением посмотрел на орнея. Он не понял, так ли тихо произнес эти слова грач, или же… Нет, скорей всего графу это просто показалось — ведь губ же орнея он в это мгновение не видел.

Он в задумчивости сел на свое место. Другой орней уже начал новый рассказ о человеке, который в несмышленом возрасте пропал в горах и вырос среди диких животных. Граф не слушал его.

Через некоторое время Роберт встал и направился к выходу, сын вопросительно посмотрел на него, но граф жестом показал: сиди, я скоро вернусь. В этом не было ничего необычного — не оскорблять же священные тотемы справлением нужды.

Когда он возвращался, из входа в необычное здание показался человек. В свете луны граф узнал фигуру своего друга. Они оба были очень высокими, но если Роберт обладал огромной грудной клеткой, могучими руками и ногами и поистине бычьей шеей, то Найжел, напротив был худощав и жилист, со своими широкими плечами и выпирающими наружу ребрами, когда раздевался, он походил на доску, на которых женщины стирают белье.

— А знаешь, — тихо сказал Найжел другу, беря его под локоть и отводя в сторонку, — ведь я полностью был с ним согласен. И хотел сказать то же самое, но Орестай опередил меня. Конечно, случалось, что нам с тобой маги помогали. Но не терплю любую ворожбу — сам знаешь.

— А магический перстень на пальце носишь, — усмехнулся Роберт.

— В нем нет магии, — уверенно сказал Найжел. — Этот камень магию сам терпеть не может.

— Но отгоняет-то он ее не мечом! Значит…

— Нет, он использует силу гор, силу природу, чистоту воды и ветра. Это — совсем другое…

Граф не ответил.

— А Орестай тебя просто поддразнил, раз ты мой друг, — сказал Найжел. — На поединок он тебя вызвать-то все равно не сможет, раз на тебе лента посла. А вообще он забияка еще тот — четырнадцать поединков за последнее лето.

— И все со смертельным исходом? — равнодушно спросил граф.

— Один — точно нет, я сам был при этом и смотрел, как он сражается. Довольно средне, надо сказать. Он противнику ребро сломал и руку, тот сдался. Насчет остальных боев я не знаю, мне как-то неинтересно было. Я знаю, что бой со мной у него будет смертным!

— Послушай, Найжел, этот Орестай получил бы какую-нибудь выгоду, если бы я не довез принцессу Гермонду?

Найжел с удивлением посмотрел на друга.

— Он так набросился на магию, что у меня невольно закралось подозрение — так ли уж искренен? Не владеет ли он тайной грязевых кукол?