Шестиклассники - Сальников Юрий Васильевич - Страница 44

И вообще хорохорился:

— Не боюсь я учителки!

А чего её бояться? Она не пугало. Вот в глаза ей смотреть совестно — это верно!

На днях она привела к Андрюшкиному отцу специального врача — лишь бы всё у них в семье наладилось. И обо всех она заботится. Завтра вот обязательно поинтересуется у Лёни: «Почему не был? Что-нибудь случилось?» А что он ответит? Будет жаловаться на ребят? Или начнёт выдумывать что-нибудь несусветное?

Поневоле и завтра пропустишь школу. Уж лучше опять целый день болтаться где-нибудь по улицам, чем стоять перед учительницей да краснеть под её укоряющим взглядом!..

…Дверь с лестничной площадки домой никак не хотела отпираться.

Лёня с остервенением крутил ключом во все стороны, но замок, должно быть, всерьёз забастовал — пришло время снова подвинчивать шурупы.

Еле-еле удалось, наконец, проникнуть в коридор. Лёня хотел бесшумно прошмыгнуть к себе, но сделал лишь несколько шагов, как услышал, что из соседкиной комнаты кто-то вышел. Лёня оглянулся и остолбенел: на пороге стояла учительница.

Вот влип так влип!

— Здравствуй.

— Здравствуйте.

— К тебе можно?

Пропуская учительницу в свою комнату, Лёня встал нарочно боком, загородив висевшую через плечо сумку и ухитрясь спихнуть её под вешалку.

Таисия Николаевна осмотрелась и кивнула на столик в углу, заваленный тетрадками, учебниками и сплетёнными из медной проволоки звёздочками.

— Здесь занимаешься?

— Здесь.

— А звёздочки зачем?

— Машину времени украшать.

— Машину? Говорят, ты и чертёж её взялся сделать?

Лёня подозрительно покосился на учительницу: будто она и не знает, что он затянул с чертежом!

— Мама у тебя с работы не всегда точно приходит? — задала Таисия Николаевна новый вопрос.

— Не всегда.

— И сейчас, как видно, опаздывает?

— Опаздывает.

— А уроки ты зря пропустил. Мы сегодня склонение причастий повторяли. Оно тобой слабо усвоено. Да и вообще плохая манера — жить по настроению.

— Как это по настроению?

— А так: одно задумал — не кончил, за другое схватился.

«Тоже про пятое-десятое намекает», — подумал Лёня, но вслух сказал вызывающе:

— А если всё интересно!

— Интересно? — переспросила Таисия Николаевна. — Не спорю. Только ответь мне: для кого ты всё это делаешь? Чертёж, рейки, звёздочки на машину времени?

— Как для кого? Для всех.

— А по-моему, нет! — возразила Таисия Николаевна. — Судя по твоему поведению, ты только о себе заботишься. «Это мне интересно, а это неинтересно!» Но ведь есть ещё слово «надо!». Может, тебе и неинтересно кое-что делать, например помогать дома маме…

— Почему это?

— Да так мне кажется, — улыбнулась Таисия Николаевна и, сделав паузу, добавила: — Ведь если бы ты подумал, как ей трудно и работать, и по хозяйству управляться, и тебя на ноги поднимать, ты бы, конечно, не примирился с тем, что две женщины, можно сказать, единственного в квартире мужчину никак не допросятся замок починить.

Лёня вскинул голову:

— Вам про это старуха напела, да?

— Ой, как плохо, как неуважительно ты отзываешься о таком человеке!

— Какой ещё человек?

— А ты бы выбрал время да узнал, — спокойно ответила Таисия Николаевна. — Живёшь рядом, а внимания к людям нет. Видно, тебя ничему не научил случай с Варварой Самсоновной… Вот и получается опять же — о себе только думаешь. Нельзя так, Лёня, нельзя. Да ты и сам хорошо это знаешь. Вот и с Гроховским раздружились…

— Про него вы сами говорили, что он не по-товарищески поступил!

— Я и сейчас скажу, что он поспешил оборвать вашу дружбу. Но ведь пойми и ты: ему захотелось исправиться, и он действительно сейчас хорошо учится. А ты так и плетёшься в хвосте. Что же тебе мешает стать другим? Желание есть, а добиться не можешь? Я, конечно, уверена, что ты тоже добьёшься. Только относись к своим поступкам посерьёзнее. Уже не маленький. Тогда-то у тебя и станет всё хорошо — и в школе, и с друзьями, и дома…

«И в школе, и с друзьями, и дома!»

Эта фраза продолжала звучать у Лёни в ушах и после того, как дверь за учительницей закрылась. Лёня слышал, как Таисия Николаевна поговорила ещё о чём-то в коридоре с Еленой Максимовной, потом звякнул расхлябанный замок и хлопнула соседкина дверь — сделалось снова тихо.

А Лёня всё ещё стоял посередине комнаты на том месте, где оставила его Таисия Николаевна, и думал. «Желание есть, а добиться не можешь…», «Относись посерьёзнее, уже не маленький…»

— Что же ты в темноте? — раздался неожиданно голос матери.

Щёлкнул выключатель, вспыхнула лампочка. С трудом подняв на стол сетку-авоську, наполненную продуктами, мать устало опустилась на табуретку.

Всегда аккуратно зачёсанные назад гладкие волосы матери сейчас растрепались. Из-под выцветшей голубой косынки выбилась тёмная прядь. Но мать не поправляла её, а сидела неподвижно, расслабленно вытянув перед собой натруженную руку.

Лёня отошёл к своему углу.

— Что нахохлился? Кто-нибудь был у нас? Учительница?

— Учительница.

— Давно?

— Нет.

— Вот неудача! — подосадовала мать. — Договорились с ней на половину восьмого, а начальник заседать решил. В школу позвонила — уже не застала. Зачем она приходила?

— Так, вообще.

— Натворил чего-нибудь?

— Ничего не натворил.

— Смотри у меня!

— Что смотреть-то?

— А вот показывай-ка дневник!

— Да ну…

— Давай, давай вытаскивай!

— На проверке у нас дневники.

— Давай сумку! Где сумка?

— Да говорят тебе…

Но мать уже увидела сумку под вешалкой, и на стол с шелестом полетели тетрадки, какие-то листки, учебники.

— Что же ты врёшь? — заговорила мать, потрясая дневником в воздухе, и раскрыла его. — Ах, вот в чём дело! Опять преподносишь? И ещё смеешь говорить, что ничего не натворил? Да как с тобой ещё разговаривать, непутёвый ты человек, как?

Она приблизилась к Лёне, пронзая его острыми, злыми глазами, а он сидел, сгорбившись на кровати, не шевелился и только косился на порхающие перед его лицом белые страницы дневника.

— Ну, смотри у меня! — ещё раз предупредила мать, бросая дневник на тумбочку.

Он задел лежащие там проволочные звёздочки, и они одна за другой посыпались на пол.

— Вот, вот! — указывая пальцем на звёздочки, воскликнула мать. — Всяким барахлом занимаешься, глупости на уме, а дела побоку? Чтобы мне комнату больше не захламлять! А то сама повыкидываю все твои погремушки! Понял? Садись сию же минуту за уроки…

— Уроки нам утром велят…

— А ты сейчас садись, сейчас! При мне! Понял?

Лёня уселся к столу, подтянул поближе тетради и учебники.

— Хороших слов не понимает. Просила по-доброму: выправляйся, сынок… А он! За каждым шагом твоим теперь следить буду.

— Меньше был, и то не следила!

— Вот и жалею! Разболтался, хуже некуда! Ты учи, учи!

Мать раскрыла какой-то учебник и ткнула его Лёне под нос.

Глава 31. На совете отряда

О прогуле весь день Лёне никто не напоминал. И своим чередом текла классная жизнь: шли уроки, мелькали перемены, дежурные рьяно освобождали класс. Зайцев требовал от Гусевой и Смирновой какую-то заметку. Комарова с Возжовым связывали в общую пачку картонки, которые задумали использовать как материал для строительства машины времени. А чертёж машины принёс Гроховский. Ребята, не дождавшись чертежа от Галкина, поручили выполнить новый Стасу, и он, как видно, очень постарался — сделал красиво, тушью.

Чертежом Лёню тоже никто не попрекнул.

Но перед последним уроком Кузеванов сказал:

— Вот что, Галкин. После занятий не уходи. У нас совет отряда будет.

— А я при чем?

— Об учёбе разговор. И о тебе.

Лёня усмехнулся:

— Судить решили?

— Нет, не судить, — ответил Кузеванов. — Совет отряда недаром называется совет! А не суд. Посоветуемся, как быть с тобой.