Эксперимент «Ангел» - Паттерсон Джеймс - Страница 27

Ни единым жестом они не дали мне понять, что поняли, о чем я говорю. Оба продолжали жевать. Надж отхлебнула молочный коктейль. И вдруг ее словно подбросило вверх невидимой пружиной, она перелетела через стол, через Клыка и в мгновение ока выскочила наружу. Газман следовал за ней как пришитый.

Вот это слаженность, вот это четкость. Как же я ими в этот момент гордилась!

Загремела пожарная сирена, но я тоже уже за дверью. Клык и Игги следуют за мной по пятам. Ирейзеры только еще выскакивали из ресторана, а я уже заводила мотор нашего вэна. Какое счастье, что нашелся ключ зажигания!

Один за другим ирейзеры высыпали на парковку и уже скалят свои кровожадные волчьи морды.

Жму на газ, быстро сдаю назад, разворачиваюсь. Бах! Задний бампер втыкается во что-то мягкое — одним ирейзером меньше. Дергаю рычаг коробки передач на пятую скорость и через поребрик, подминая аккуратные кустики, выскакиваю с парковки, проношусь сквозь заправку, чуть не врезавшись в пару тачек. Секунда — и наш вэн уже несется по улице. Как могу лавирую между машинами. От моих неимоверных зигзагов повсюду скрипят тормоза, а водилы клаксонят как сумасшедшие.

— Макс! — кричит Надж, но я и сама вижу несущийся мне навстречу трейлер и в последний момент уворачиваюсь от него. Позади меня скрежещет металл: в резко затормозивший грузовик врезалась следующая за ним легковушка.

Господи, ну почему никто заранее не научил меня водить машину! Почему ты не дал нам спереть быстрый, легкий и маневренный порш, а послал этот неуклюжий, неповоротливый фургон.

Резкий поворот, вэн наклоняется и едет на двух колесах. В конце концов он выравнивается, но его тут же подбрасывает в воздух на какой-то колдобине.

В крови у меня пульсирует адреналин, пальцы намертво вцепились в руль.

Выносимся из города. Наконец-то я выбралась из этого машинного столпотворения. Все, пора избавляться от колес.

— Я сейчас остановлюсь, — кричу я ребятам, перекрывая рев мотора, — выпрыгивайте и мигом в воздух!

— Есть! — в один голос откликается стая.

Бросаю взгляд в заднее зеркало. За нами три черные тачки. Они много быстрее нас — вот-вот нагонят. Надо как-то выиграть время!

Скрежеща зубами, резко сворачиваю с дороги прямо в кукурузное поле. Петляю, продираюсь сквозь сухую стерню, отчаянно хлещущую в ветровое стекло. Наконец в отдалении виден просвет. «Только бы дорога, только бы дорога», — твержу я про себя.

Оторвались мы от них или нет? В зеркало заднего обзора ничего не разглядеть, а сухая стерня так громко колотит в металлический кузов, что сквозь этот стук невозможно расслышать шум моторов. Так ли, иначе, но впереди действительно показалась дорога. Отлично! Ништяк!

Вэн тяжело выскакивает на асфальт, подскочив так, что из нас вытрясает все печенку. Почувствовав под колесами твердую почву, прибавляю скорость.

В этот самый момент перед вэном выскакивает легковушка. И я врезаюсь в нее на скорости шестьдесят миль в час…

Взять на заметку: в следующей краденой машине сразу избавиться от защитной воздушной подушки.

Дело в том, что у воздушной подушки есть одна особенность. Если врезаться во что-нибудь со скоростью пятьдесят-шестьдесят миль в час, она надувается и с дикой силой, как тряпичную куклу, вжимает тебя в сиденье. И превращает твое лицо в лепешку. Что, собственно, с моим лицом и случилось. К выводу о полной бесполезности воздушной защитной подушки я пришла, стараясь остановить хлещущую из носа кровь.

— Как вы там? — справляюсь я слабым голосом.

— Полный порядок, — откликается Клык. Он сидит рядом со мной на переднем сиденье. Шея у него ободрана до мяса привязным ремнем безопасности. Удивительно, что этот ремень напрочь не снес ему голову.

— Сзади порядок, — с заднего сиденья доносится голос Надж, неожиданно детский и испуганный. Вытягиваю шею посмотреть на нее. Она совершенно бледная, в лице — ни кровинки. Только на лбу от удара о переднее сиденье расцветает огромный синяк. Она в ужасе смотрит на мою окровавленную физиономию.

— Не бойся, это только нос, — успокаиваю я ее. — Из ран на голове всегда особенно много крови. Смотри, кровотечение уже останавливается.

Вранье, конечно… ничего оно не останавливается.

— У меня все болит. Не тело, а мочалка какая-то из нервов, — постанывает Игги.

Газмана вот-вот стошнит. Он корчится, стараясь сдержать рвоту.

Трах!

Справа и слева со звоном посыпались окна вэна. Мы автоматически закрыли лица руками, защищая глаза. В ветровое стекло изо всей силы колотит ствол. Сейчас и оно брызнет осколками. Волосатая рука с хищными когтями влезла в разбитое окно с моей стороны и открыла дверь.

Мы не смогли даже пары раз им вдарить. Клыка и меня просто выволокли из вэна и бросили на землю.

— Бегите, — только и успеваю крикнуть я, как на мой многострадальный нос обрушивается еще один удар. Рот заливает кровью.

Краем глаза замечаю, что задняя дверь вэна открыта, а Игги и Газман взмывают в воздух. Молодцы!

Ирейзеры ревут от ярости и начинают палить по мальчишкам. Но те уже высоко — их не достать. Ййесс!

Брыкающуюся и вопящую Надж вытаскивают за ноги с заднего сиденья и с размаху кидают на землю рядом со мной. Вижу, что она плачет и тихонько дотрагиваюсь до ее руки.

Один из ирейзеров с силой бьет меня в бок ногой, обутой в снобский ручной работы итальянский ботинок.

— Конец вам пришел. Сцапали мы вас, — самодовольно бросает Ари, и его прихвостни ржут во все горло, чуть не пританцовывая от дикого возбуждения. — Вы в Школу направлялись, гаврики? Вот мы вас туда сейчас и доставим, на блюдечке с голубой каемочкой, — продолжает он, оскалив острые желтые клыки и брызгая на меня слюной.

Ирейзеров пятеро. Нас трое. Для моего роста и веса силы у меня хоть отбавляй. Но Ари на сто шестьдесят фунтов тяжелее меня, и его ботинок упирается каблуком мне в лоб. Ничего мне больше в жизни не надо — только бы врезать ему в последний раз, пусть даже ценой жизни.

Перехватываю темный без выражения взгляд Клыка. Перевожу глаза на Надж, стараюсь улыбнуться и подбодрить ее. Но, кажется, зрелище моей превращенной в кровавое месиво физиономии вызывает у нее только новый прилив отчаяния.

Спустя минуту в небе разносится тарахтение вертолета и ирейзеры все как один принимаются приветственно орать и размахивать руками.

— Нас ждет светлое будущее, — нагибается ко мне Ари. — Как в добрые старые времена, мы все вместе сейчас поедем домой. В Школу!

Ангел была жива. И раз она была жива, все остальное не имело значения. Теперь я готова на что угодно.

Я видела ее: рядом с моей клеткой стояла ее, жалкая и крошечная. Мы обе, как могли далеко, протягивали руки сквозь прутья решетки. Еще немного, всего какой-то инч, — и мы сможем дотронуться друг до друга.

— По крайней мере, они дали тебе большой контейнер, — голос у нее хриплый и слабый. — А у меня только средний.

Горло у меня сжало судорогой. Я потрясена. Она не жалуется. Старается оставаться храброй и сильной. Мне стало стыдно за то, что я так долго сюда добиралась, за то, что допустила, что нас изловили ирейзеры, за свое бессилие…

— Ты не виновата, ты ни в чем не виновата, — как всегда, она читает мои мысли.

Смотреть на нее страшно: глаза глубоко ввалились, и под ними лежат темные, почти черные тени. Вся правая сторона лица — один сплошной синяк, переливающийся по краям зеленым и желтым. Она точно иссохла, как осенний пожухлый лист. От нее остались одна кожа да кости. Перья на крыльях грязные и точно линялые.

Через проход от нас клетки Надж и Клыка. Надж дрожит. Она отчаянно старается взять себя в руки, но по всему видно, эту битву с самой собой ей не выиграть. Клык сидит совершенно неподвижно, обхватив колени руками. Увидев Ангела, он чуть заметно улыбнулся, но тут же лицо его снова приняло холодное и отсутствующее выражение. Он совершенно ушел в себя. Куда же еще уйдешь, сидя в клетке?