Любовь прекраснее меча - Легостаев Андрей - Страница 19

— Мерзавцы! Негодяи! — негодовал принц. — Они ответят за смерть короля Пенландриса! Сегодня же! Они все будут казнены еще до захода солнца! Герцог, я решил не откладывать штурм на завтра. До темноты еще достаточно времени!

Иглангер внимательно посмотрел на сакса. Герцог один знал позор принца.

Утро той памятной ночи для Иглангера выдалось хлопотным. И прежде всего потому, что лишенный мужества принц молил его о помощи. И вместо того, чтобы поторопиться выслать погоню за беглецами, герцог вынужден был заниматься пересадкой принцу чужого органа.

Принц был обессилен, он хрипел, надорвав криком голосовые связки, и молил лишь об одном — восстановить его гордость. Измученному Иглангеру с трудом, но удалось провести волшебство (человек, отдавший свое естество принцу, был немедленно убит, чтобы не проболтался) и герцог полагал, что владея тайной позора принца ему будет легче с ним разговаривать.

Как выяснилось, герцог глубоко заблуждался. Едва оправившись, принц обвинил в бегстве бриттов Иглангера и отправился опробовать свои новые возможности с местными красотками, доставленными по его приказу из лучшей столичной гостиницы.

И хотя герцогу Иглангеру самому не терпелось начать штурм, он непреклонно сказал:

— Нет, ваше величество. Воины устали с дороги. Это не самое разумное решение, я бы…

— Я приказываю! — принц был готов сорваться на крик, лицо его покрылось красными пятнами.

«Шлюхам своим приказывай, герой! — мысленно усмехнулся герцог. — Силы космические, сколь велика разница в отце и сыне!».

После захвата столицы, когда пленники сумели сбежать, герцог был вынужден вызвать к себе обоих братьев. Чтобы охраняли его бесчувственное тело. А сам завладел сознанием длиннокрылого стрижа, содержащегося для подобных целей в большой деревянной клетке, и устремился в его тельце в Лондон. К королю Фердинанду. Вселившись в тело заранее оговоренного слуги, герцог имел беседу с королем. Нелицеприятную беседу. И больше допускать неудач просто не имел права.

Гордость колдуна первого тайлора и герцогский титул не позволяли.

— К вашему сведению, благородный принц, — герцог поклонился, но в поклоне было больше язвительного превосходства, чем уважения, — король Фердинанд…

Его оборвали крики, донесшие со стороны леса. Все обернулись.

— Что там происходит? — тревожно спросил принц.

Очень быстро выяснилось, что меткие лучники (изрядно меткие — из десяти стрел лишь одна не находила жертвы) напали на тылы варлакской армии.

И тут же из лесов появились вооруженные всадники.

— Засада! — воскликнул принц. — Подлые коварные бритты! Уничтожить их!

Герцог Иглангер провел рукой по лбу. Он сразу узнал, что это бойцы Грэндфинда воспользовались моментом, чтобы доказать свой патриотизм. Это не смертельно. Но, воспользовавшись переполохом, могут совершить вылазку рыцари из замка. Надо быть настороже.

— Герцога Линксангера и герцога Берангера срочно ко мне, — распорядился чародей.

Если придется сражаться в магическом пространстве, то помощь братьев будет отнюдь не лишней.

Варлаки быстро разобрались в происходящем, перестроились и приняли бой.

Принц успокоился и послал на помощь сражающимся еще несколько отрядов варлаков.

Нечего благородным рыцарям пачкаться о всякую мразь. Пусть готовятся к настоящему бою. К штурму замка.

Разбойники дрались дерзко, умело и отчаянно. Но исход сражения был предрешен.

Герцог отвернулся от сражающихся и прошел в пустующий шатер. Плотно прикрыл полог, чтобы его никто не видел. Что ж, пусть будет штурм, он готов. Он прочитал заклинание-вызов и приготовился встретить посланца Луцифера.

Конечно, знание того, что на их стороне силы Зла сильно подняло бы боевой дух воинов. Варлаков. Но не сакских рыцарей, которые были христианами. Поэтому и пришлось Иглангеру прикрывать полог.

В центре шатра заклубился дым. Вызов услышан.

Ламорак — не наследник Алвисида, он поддается магическим чарам. Хамрай подчинил юношу своей воле.

Едва подойдя к комнатам оруженосцев барона, Ламорак на время потерял способность думать и чувствовать.

Затем Хамрай подвел Ламорака к магическому столбу, который не успели разобрать после неудачной попытки создать двойника наследника Алвисида.

Хамрай не понимал, откуда у него благородные порывы — казалось, за двести лет сердце мага должно было очерстветь и оставаться равнодушным к чужому горю.

Хамрай так и думал раньше.

Оказалось — нет.

Может, любовь, которой он так сейчас страшился, влияет на него?

Хамрай не желал об этом думать. Ему просто понравился этот симпатичный юноша (к тому же близкий друг наследника Алвисида — почему бы не сделать Уррию еще раз приятное?), а в склянках оставалась одна жизнь.

Очнулся Ламорак все так же стоя в коридоре, словно не прошло и мгновения.

— Пойдем, — сказал сэр Ансеис.

— Что вы хотели мне показать?

— Я передумал. Позже покажу.

— «Позже», наверное, для меня не будет.

— Будет, — уверенно сказал барон.

Когда они подошли к воротам все удивленно посмотрели на Ламорака.

Мост уже был снова поднят. По дороге вниз спускался он сам — Ламорак. Ошибиться было невозможно.

— Кто это? — удивленно спросил Ламорак.

— Ты, — ответил маг. — Твоя точная копия, ничем не отличается. Даже мыслями.

— Пустите меня туда, — сказал, почти выкрикнул юноша. — Я должен быть там! Я!

Его порыв остановил спокойный, властный жест графа Маридунского.

— Это магия, да? — спросил Уррий.

— Да, — подтвердил Фоор.

— Спасибо, сэр Ансеис, — ответил Уррий.

Хамрай понял, что предугадал правильно — наследник Алвисида переживал за Ламорака.

Все смотрели вниз.

Король Пенландрис слез с коня, сын подошел к нему и они обнялись. О чем они говорили со стены замка было не слышно.

Ламорак, находящийся на стене замка, почувствовал на себе ненавидящие, словно прожигающие насквозь взгляды окружающих рыцарей.

— Ну, если он хотел убить отца-предателя, бычья требуха, то чего ж медлит? — спросил сэр Гловер.

Он ни к кому не обращался, как будто рассуждал вслух, но Ламорак воспринял его слова, как самое суровое обвинение его, Ламорака, в коварном предательстве.

— Все правильно, — медленно произнес сэр Отлак в ответ на слова Гловера. — Пенландрис под белым флагом у стен замка. Ламорак, вернее его магический двойник, как защитник замка не имеет права убивать парламентера. Как и следует поступать истинному благородному рыцарю. Вот отъедут чуть дальше, уберут белый флаг…

Ламорак с благодарностью посмотрел на сэра Отлака — уже не впервые за последние дни граф спасает его от немедленной расправы.

— Хорошо, бычья требуха, подождем, — недовольно проворчал Гловер.

Ламорак смотрел вниз, на то, как он сам усаживается на лошадь, освобожденную для него варлаком. Он пытался разобраться в своих чувствах. Ведь он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО желал только одного — смыть позор кровью. Кровью отца-предателя, а если понадобится, то и собственной. Неужели в решающий момент он не отважился на это?

Что сказал отец в свое оправдание, что у двойника не поднялась рука?

Как трудно, оказывается, разобраться в самом себе — думаешь одно, а поступаешь…

Странно, но Ламорак не боялся, что его, вот его, стоящего на стене, разрубят на куски возмущенные рыцари. Если выясняется, что он трус и предатель — имеет ли тогда смысл жить? И того бы, там, внизу, хорошо бы тогда тоже…

Ламорак лишь искренне жалел, что ему никогда не суждено встретиться с тем, внизу. С самим собой. Они бы вдвоем жили душа в душу — это больше, чем друг, это больше чем брат…

Но, действительно, что же он медлит?!

Эмрис подошел к Ламораку и обнял его за плечи. Рядом встал Уррий. Волна уверенности и поддержки накатила на Ламорака — у него есть друзья, которые верят в него, не смотря ни на что!

На стене замка воцарилось гробовое молчание, только кто-то из рыцарей нервно кашлянул.