Любовь опаснее меча - Легостаев Андрей - Страница 25

Тоннель заметно сузился, они шли затылок друг другу, чуть ли не боком. Но за поворотом ход опять оказался нормальным и они заметили впереди долгожданный свет. Они бросились со всех ног.

Свет шел из расщелины в стене. Это была трещина под потолком колдовской пещеры. Они заглянули внутрь.

Сарлуза стояла над котлом в столе и пристально всматривалась в волшебную жидкость, до краев наполнявшую котел. Черные волосы ее упали на лоб и выражение лица колдуньи разглядеть было невозможно. Пурпурный плащ был распахнут, тяжелые, налитые жизненным соком груди красавицы почти касались стола.

— Я же говорил, что мы свернули не в тот проход! — вполголоса воскликнул Ламорак. — Сделали круг и вновь вернулись сюда. Хорошо хоть не заблудились. Пошли снова!

Эмрис и Триан согласно кивнули. Они уже не надеялись чем-либо помочь Уррию. Мечтали лишь выбраться на свежий воздух.

Путники снова осторожно миновали подземное озеро, тщательно осмотрели все четыре противоположных тоннеля и вошли в тот, рядом с которым Триан факелом осветил начертанный им в первое посещение кривой крест.

Через час утомительного путешествия по подземному царству, терзаемые тревожными предчувствиями, они вновь вышли к колдовской пещере. Колдуньи там уже не было — лишь зеркало тускло отражало слабое сияние исходящее из угла.

Они не понимали что происходит. Безнадежность овладела путниками. Они в изнеможении уселись возле стены, чтобы хоть немного дать отдых гудящим от напряжении ногам. Триан достал из сумки остатки их дневной трапезы.

Они не знали что делать дальше, они не знали сколько прошло времени с момента их входа в подземелье, они не знали день ли еще наверху или уже ночь.

В подземелье вечная ночь.

Уррий сразу понял, что подбежавшие к нему люди не Эмрис и не Ламорак. Они выглядели точь в точь, как его друзья, также двигались и даже выражение их лиц было совершенно обычным для Эмриса и Ламорака, но что-то подсказало Уррию — это не настоящий Эмрис. Если бы это был не Эмрис, то может быть Уррий и обознался бы, как и произошло со лже-Сарлузой, но с Эмрисом он ошибиться не мог.

Эти двое — такое же наваждение, как и Сарлуза, как и два черных рыцаря. Но на сей раз призраки стояли на его стороне. С оружием. С оружием, которое могло убивать — порез на груди, сделанный мечом исчезнувшего рыцаря не затянулся, а кровоточил.

Как бы там не было, Уррий решил принять неожиданную помощь призраков и встал с ними в один ряд. Все четырнадцать разрисованных язычников спускались с холма с твердой решимостью покончить с ним раз и навсегда. И неожиданная подмога в лице еще двух юнцов их ничуть не смутила. Им оставалось преодолеть около тридцати футов.

Как странно, но в решительные моменты, когда необходимо действовать, голова иногда работает в самом неожиданном направлении. Уррий вдруг отчетливо понял, что призраки появлялись как бы по его просьбе. Он очень хотел обладать Сарлузой и она явилась. Он очень боялся появления тяжеловооруженных рыцарей, против которых бессилен его меч и… впрочем выражение «очень боялся» тут не совсем подходит, но все же близко к истине, скажем, — опасался. И Уррий очень хотел бы видеть рядом с собой Эмриса и Ламорака — вот их точные копии стоят рядом, плечом к плечу, готовые к бою.

А что, если Уррий очень захочет, чтобы ему на помощь пришел отец со своим конным отрядом в полном боевом облачении? Уррий захотел. Очень — свирепые товарищи убитых им воинов приближались.

Он почувствовал сильный тупой удар по темечку — словно кто-то огрел его сзади дубиной, обернутой тряпками. Уррий повернулся назад, даже вверх посмотрел. Призраки Эмриса и Ламорака стояли в напряженной позе с мечами наготове и смотрели на приближающихся противников — точь в точь как это делали бы настоящие. Зато к насыпи, поднимая клубы пыли, мчался ощетинившийся копьями отряд его отца. Уррий узнал их по по перьям на плюмажах шлемов и голубым плащам. Хотя не мог разобрать что было изображено на серебряных значках у них на плечах, Уррий знал: там вепрь — символ графов Маридунских.

И тут же сильная, обжигающая боль запульсировала в висках. Уррий испугался — у него никогда ничего не болело. Лишь многочисленные и неизбежные синяки, ссадины и царапины, которые мгновенно заживали. Но все его внимание тут же привлекло разворачивающееся сражение.

Он заранее посторонился, отойдя футов на пятнадцать от насыпи в сторону, чтобы дать дорогу призракам бронированных всадников. Как то незаметно для него копии Эмриса и Ламорака исчезли — необходимость в них отпала. Разве устоять воинам с голой грудью против рыцарей в доспехах!

Иноверцы остановились при виде появившегося невесть откуда целого отряда всадников. Они слаженно отступили выше, убрали сабли. Предводитель на самом верху насыпи что-то громко кричал, потрясая длинным мечом. Бойцы встали в странные позы и принялись что-то метать в приближающихся рыцарей.

Но Уррий лишь усмехнулся — он уже догадался, что призраки бессмертны, пока он верит в их существование. Либо в нем совершенно случайно открылись некие магические возможности, либо что-то таинственное, могучее и волшебное, скорее всего находящееся в Красной часовне, воплощает в реальность его мысли. И Уррий не сомневался, что через несколько мгновений его всадники размажут наглых иноверцев по насыпи, только кишки от них останутся в грязи. Как и подобает истинному рыцарю, Уррий всей душой ненавидел стоящего перед ним противника, хотя совершенно его не знал, в первый раз видел и ничего плохого тот ему не сделал. Перед тобой вооруженный враг, осмелившийся бросить вызов? Убей или погибни с честью! — вот один из основополагающих жизненных устоев настоящего рыцаря.

Однако стоящий наверху предводитель иноверцев видимо догадался откуда взялся отряд. Поза его стала неестественно-напряженной, он простер к стремительно надвигающимся всадникам руки. С пальцев его сорвались зеленоватые молнии и ударили в самую сердцевину отряда. Против всех известных законов всадники, мчавшиеся на полном скаку, мгновенно остановились, словно превратились в неподъемные каменные статуи, и начали терять очертания.

Непонятная сила, сейчас помогающая Уррию, встретилась с другой силой. И Уррий понял, что победить он сможет, если вообще сможет, лишь умом и хитростью. И тут же гениальная идея посетила его.

Он захотел, он очень захотел, он страстно захотел, чтобы огромный Чертов камень, что расположен близь Большого холма вдруг возник над насыпью. Да так, чтобы и пожилого предводителя иноверцев захватило.

Словно по мановению сказочного жезла серый валун материализовался в прозрачном воздухе. И рухнул на насыпь холма, скрябнув краем по стене часовни, накрыл всех воинов — они даже закричать не успели. За грохотом, вызванным падением валуна Уррий не услышал хруста раздавливаемых костей. Камень тяжело пополз по насыпи вниз.

Все было кончено и Уррий подумал выдержат ли удивительные клинки разрисованных воинов такой вес или переломаются.

Огромный темно-серый валун, оригинал которого сейчас наверняка так и покоится на своем вековечном лежбище неподалеку от Большого Холма, медленно исчезал. Уррий в который раз за короткий промежуток времени наблюдал за исчезновением морока. Что происходит, черт возьми? Что творится в Красной часовне? Уррий вновь вспомнил о Фраксе. Надо подниматься наверх. Сколько еще там может быть иноверцев? Как отличать живых людей от наваждений? Уррий не знал. Черный зев входа в Красную часовню пугающе взирал на него сверху. Оттуда не доносилось ни единого звука — то ли там никого больше не было, то ли враги затаились в засаде.

Уррий решительно пошел вверх, стараясь идти по самому краю и не смотреть на грязно-бурое месиво, оставшееся от бесстрашных бойцов. Он не боялся вида смерти, он воспитывался на рассказах о подвигах и сражениях и сам мечтал сражаться и побеждать. Но видеть насильственную смерть ему еще не доводилось.

У самого края насыпи, заботливо отодвинутые, лежали трупы двух убитых Уррием воинов — Уррий и не заметил, когда мертвецов оттащили с насыпи. Камень не задел их. Но лишь рыжебородый сжимал оружие в правой руке. Уррий разжал уже начинающие коченеть пальцы покойника и взял клинок, который принадлежал ему по праву победителя. Сунул в ножны от меча — изогнутый клинок вошел плохо, прорезав кожу ножен.