Полюбить Джоконду - Соловьева Анастасия - Страница 14

— И только так! — засмеялась Глинская. — Только тогда он и откроет свои карты. И учтите: квартира напичкана диктофонами. Поэтому Гришка с Лизой должны говорить там только о любви. Тебе там делать нечего.

— Это исключено.

— Если это исключено, — вспыхнула Глинская, — то твоя Лиза до скончания века будет работать в интересах правосудия, на Карташова. А к твоему Гришке они подошлют, будь уверен, более расторопных и ловких, чем эта… И потом, это же ненадолго. Сейчас Иннокентий сделает следующий ход. Я думаю — ходов будет немного…

Она убедила меня.

— А я пока наведу справки про «Обелиск», — закончила Глинская. И уже раскрыла ноутбук. — Вообще, у меня дел полно. Ты иди и думай, как им об этом скажешь. Особенно Гришке. А вечером позвони — обсудим результаты.

Глава 7

Я сразу прошла к себе в комнату и прилегла на диван. Дома была только Елена, и, значит, приятное объяснение с Лешкой откладывалось до вечера.

Скоро дочь заглянула ко мне.

— Ну, оттянулась? — В ее глазах застыла холодная ирония.

— Оттянулась. — С улыбкой я выдержала ее взгляд. — Теперь все хорошо.

— Что ж хорошего? — нахмурилась Ленка. — Ты уйдешь от нас. Замуж выйдешь!

— Почему ты сердишься? — Я продолжала улыбаться. — Каждая женщина мечтает выйти замуж за любимого человека.

— А как же мы: папа, я?

— Ну, папа, я думаю, как-нибудь справится с трагедией. А ты, конечно, останешься со мной.

— Ты все уже решила? Моего мнения можно не спрашивать?!

Я немного помолчала.

— А как же иначе?

— Мне папу жалко, — неожиданно горестно отозвалась Ленка и присела на краешек дивана.

Она не могла больше разыгрывать ироничную и холодную. Было абсолютно ясно: развод родителей для нее — большое горе и никто не хочет его разделить… Оказывается, Ленка — наша с Лешкой общая дочка. А я привыкла думать, что только моя.

— Лена… Поверь мне, не все можно объяснить, по крайней мере, так сразу… Папа… и сам этого хотел. В конце концов всем будет только лучше…

— Он так хотел! — вдруг выкрикнула дочка. — А первая ушла ты!.. Имей в виду: я отсюда никуда не поеду! У меня тут школа, подруги!..

— Вон как ты далеко заглядываешь… — Приподнявшись, я обняла ее за плечи.

— Зато ты в упор ничего не видишь! Ничего и никого! — Лена всхлипнула и принялась размазывать по щекам предательские слезы.

— Все я вижу, вижу… И все у нас теперь будет хорошо, — зашептала я. — Хорошо-хорошо…

— А у папы? — рыдала Ленка.

— И у папы. Никто не может быть счастлив в двусмысленных, ложных ситуациях!

— Он вчера ждал нас… Один за праздничным столом! Когда я вернулась от Насти, у него было такое лицо… Ты бы видела только!

Ленка вообще была очень впечатлительной, к тому же она любила отца. Но как ни странно, я ни на минуту не усомнилась в своей правоте. Я просто не могла по-другому. Но разве такое объяснишь ребенку? Разве она такое поймет?

— По-разному ведь бывает в жизни, Лена. Иногда — очень тяжело. А потом все забывается, проходит…

— Ты просто хочешь оправдать свой гнусный поступок… А Наташа, бабушка — они будут просто в шоке от вашего развода.

— Ну, Лен!.. Это тяжелый период, но надо его пережить.

— Это нам тяжело! А ты даже не потрудилась вылезти из постели, чтоб соблюсти элементарные приличия!

Фраза звучала слишком по-взрослому, чтобы ее автором была Ленка. Наверно, она услышала это от отца… Я отодвинулась и замолчала.

— Нечего строить из себя обиженную!

— Я не строю — я думаю, кто тебя этому научил. Папа?

— Но он ведь прав.

— А ты никогда не обращала внимания, что он тоже приходит домой в разное время?

— Что тут особенного? Задерживается на работе.

— Ты уверена?

— Абсолютно!

Раньше мне казалось: дочь догадывается обо всем, молчит только из деликатности, а внутренне сочувствует мне. Но ничего подобного… Четырнадцать лет — она совсем еще ребенок. И такие сложности на ее бедную золотистую головку!

Нет, на сегодня с нее ударов достаточно. Если еще начать рассказывать об отце…

— Ну, будем считать, что я действительно повела себя некорректно. — При воспоминании о своем «некорректном» поступке я все-таки не смогла сдержать счастливой улыбки. — Зато я поступила честно. Ничего не скрыла от вас с папой. Можно меня извинить? Хотя бы чуть-чуть?

— Все равно видно, что ты ни капельки не раскаиваешься, — настаивала Елена.

Но я почувствовала: голос у девочки потеплел. Нельзя было упускать благоприятного момента.

— Может, попьем чаю?

— Давай, что ли, попьем, — согласилась она.

Сразу после чая позвонил Карташов и в приказном порядке потребовал встречи.

— Непременно сегодня!

Слушая его, я думала о том, что как раз непременно сегодня мне надо объясниться с мужем. И с Карташовым хорошо бы поговорить начистоту. Конечно, Саша сказал, что это преждевременно и опасно. Но зато так соблазнительно!

— Я перезвоню попозже, уточню время, — ответила я капризно.

— Ну, не в двенадцать же часов! — буркнул Карташов. Он был не готов к разговору в таком тоне.

— Я перезвоню, — прощебетала я.

Мне стало ужасно смешно. Столько лет знакома с этим Карташовым, и даже не предполагала в нем ничего человеческого. А он, оказывается, может смутиться, растеряться… И наверное, испугаться. Впрочем, испуганным я его уже видела — тогда в «Обелиске». Вот и выходит, Карташов — самый обычный человек, никакой не монстр. И Лешка не монстр. Огорчается, ревнует. А временами мне казалось, мой муж — каменная глыба… В общем, выходило у меня — мир состоит из слабых, уязвимых людей. И все по-своему достойны жалости.

Я сидела перед зеркалом и наносила на лицо медовую маску, когда муж вернулся с работы. Не здороваясь, он вошел в мою комнату, сел в кресло и заговорил привычным брезгливым тоном.

Такой тон всегда подавлял меня — действовал как удав на кролика. Но сейчас я отчетливо поняла: тон лишь следствие слабости и уязвимости. За брезгливостью пряталась ревность, а за ревностью, может быть, и любовь. Когда-то Лешка любил и ревновал меня, но проявить эти чувства было ниже его достоинства. Я жаждала любви и участия. Он предлагал мне брезгливость. Я замкнулась — мы разошлись.

Мы разошлись давно.

— Теперь нам надо обсудить только формальности, — радостно объяснила ему я. — Ни о чем больше я говорить не собираюсь.

— Прекрати паясничать! — Он злился, но тоже как-то неловко, так же, как выражал недовольство Карташов.

— Главный вопрос — квартира.

— Продадим, купим две.

— Две какие?..

— Зависит от того, с кем останется Лена.

— А с кем останется Лена?

— Надо у нее спросить.

К разговору о формальностях мы не готовы. Не такое-то это простое дело — формальности! А больше нам вроде говорить не о чем. Муж, однако, находит тему.

— Ты опять куда-то собираешься?

— Да, к Карташову.

— Брось свои глупые россказни! Думаешь, я поверю?

— Это твое глубоко личное дело, — ответила я и взглянула на часы. Пора было смывать маску.

Тягучая липкая смесь сходила с лица, оставляя на щеках мягкую молодую кожу. «Нежная забота каждый день», — гласила надпись на упаковке. Вот что нужно абсолютно всем — нежная забота! И коже, и душе… Ну, пусть не каждый день… Но чем больше — тем лучше! С нежной заботой невозможно переборщить. А пропорционально ее количеству будут и результаты.

Выключив воду, я посмотрела в зеркало. Каштановые волосы эффектно подчеркивали матовую бледность лица, окруженного нежной заботой. Но главное — выражение глубокого спокойствия, умиротворения — словно и не было грустного объяснения с Еленой, разговора с Лешкой, предстоящей встречи с Карташовым.

В дверь ванной постучали.

— Тебя к телефону, — услышала я подчеркнуто враждебный голос дочери. — Бойфренд!

По идее, должен был звонить Карташов, но оказалось действительно Саша. Мой бойфренд. Нам необходимо встретиться. Через двадцать минут он будет ждать у моего подъезда.