Петька Дёров(изд.1959) - Аланов Виктор Яковлевич - Страница 19

— Ну! Говори! — глухо произнес Гиллер, впившись взглядом в застывшего перед ним человека с бородкой.

— Извиняюсь, конечно, господин офицер. Может, и пустое, да я на всякий случай, — забормотал тот, искоса поглядывая на лежавший на столе пистолет. — Сын вот мой, приемный. Жены моей от первого мужа. Бегают мальчишки по всему городу. Сколько раз говорил — сиди, к делу приучайся; сапожник я у базара, извиняюсь, конечно. Вот и вчера с утра, чем бы помочь, а он целый день дома не был, затемно вернулся. И сегодня чуть свет сорвался куда-то бежать. Одевается, а из кармана у него эта вот штука… — И, сделав шаг вперед, робко протянул руку.

Гиллер резко схватился за пистолет. Стоявший в стороне дежурный офицер шагнул вперед, загораживая сапожнику дорогу к Гиллеру.

— Откуда? — коротко спросил Гиллер.

— Вот и я его спрашиваю, — откуда? Сперва молчал, сукин сын, а потом, как отпорол я его ремешком, извиняюсь, конечно, сознался, что баловались вчера мальчишки какими-то минами, а потом зарыли в дорогу. Вот, думаю, напасть. Как бы беды не вышло! Дай, думаю, приведу его сюда, расскажу для порядка. Штука-то эта, видать, — военная. Разве дело с такими игрушками баловаться! Вы уж попугайте его, господин офицер. Он парнишка смирный, да связался с хулиганами, отца с матерью не слушает. Те напакостят, а ему заодно отвечать. Да ты что же, Колька, молчишь? Расскажи господину офицеру, как дело было.

Гиллер молча поднялся и, обойдя стол, остановился перед мальчиком. Осторожно взяв его за подбородок, он приподнял опущенную светлую голову. Страшно стало Белоголовому. Темные, глубоко ушедшие под лоб глаза фашиста не мигая впивались в зрачки мальчика.

— Ну-ну, мальчик, — притворно-ласковым голосом начал штурмбанфюрер. — Какие глупости ты делаешь со своими друзьями? На какой дороге вы играли?

Белоголовый молчал. Сказать? Он не мог собрать мысли. Вспоминались встречи с приятелями, разговоры о крепком товариществе, дружное решение отомстить за Ваську Гуся. Перед мысленным взором встали смелое лицо Фомки, сурово сосредоточенный взгляд Петьки, отчаянный и решительный Пашка Кривой, толстый Зозуля. А здесь, в кабинете, перед ним стоял фашист с мертвенно-бледным лошадиным лицом.

— Ну, мальчик, — настойчиво повторил Гиллер.

— Ну же, Колька. Говори господину офицеру, — толкнул его в спину отчим.

Не скажешь, — будут мучить, убьют. По телу пробежала дрожь. Голова опустилась.

— На Карамышевском шоссе, — чуть слышно прошептал Белоголовый.

Дежурный офицер шевельнулся. Гиллер взглядом остановил его.

— Ага! И что же вы там закопали?

— Мины старые… гранаты… и капсюлей насыпали вот таких…

— О-о! И вы думали, что у вас получится такой маленький взрыв? — притворно рассмеялся Гиллер, показывая желтые зубы. — Кто же вас научил так глупо? Кто у вас старший?

Белоголовый молчал. Рука немца легла ему на плечо и больно сдавила.

— Ну?.. Кто вас туда послал?

— Никто… мы сами…

— Хм, сами? Но почему? Для чего?

Белоголовый вдруг поднял голову и посмотрел прямо на немца.

— Чтобы взрыв был! За Ваську Гуся. Вы его с матерью в лагерь посадили. Товарищ наш был.

Гиллер отдернул руку и переглянулся с офицером.

— Ах, так! Хотели отомстить за товарища. — Овладев собой, он сделал свой голос еще добродушнее. — Ха-ха. Это хорошо, очень хорошо, что у вас такая крепкая дружба. А кто же там еще был с тобой?

Белоголовый молчал.

— Да ну же, говори, сукин сын! — снова толкнул его отчим.

— Ну, говори! Кто они, как их зовут, где живут? — заорал штурмбанфюрер и снова цепко схватил мальчика за руку. — Ну!..

Острая боль в выкрученной немцем руке была нестерпимой. Слезы покатились по щекам Белоголового.

— Не знаю.

— Знаешь. Говори! Кто с тобой был? Кто дал капсюли и мины?

Гиллер еще сильнее вывернул руку мальчика.

— Пашка Кривой… Они у него спрятаны были…

— А еще кто? Назови всех!

Но тут Белоголовый окончательно замолчал и, несмотря на все старания штурмбанфюрера, который то запугивал его, то переходил на притворно-ласковые уговоры, несмотря на все толчки и упрашивания суетившегося рядом отчима, твердил только:

— Мальчики… Не знаю, как зовут… Мы с ними на речке встречались.

Видя, что от измученного мальчишки ничего не добьешься, Гиллер пошел на хитрость.

— Ну, хорошо, — благодушно сказал он, закуривая. — В общем, всё это совершенно несерьезно. Ваша глупая хлопушка, конечно, никому не сделает вреда. Взорваться она не может. Если не веришь, — пойди посмотри сам. Да, да… так будет даже лучше, ступай на речку к этим твоим мальчикам и идите сами на дорогу, посмотрите. А потом возвращайся сюда за твоим папой. Он пока останется здесь. Мне очень приятно побеседовать с таким почтенным человеком, который знает, что такое порядок. Да, кстати, узнай, как зовут твоих мальчиков, где они живут. Вернешься, — расскажешь. И не вздумай говорить им, что ты был здесь. Имей в виду, если кто-нибудь об этом узнает, твоему папе будет очень, очень плохо. Ты можешь даже никогда его больше не увидеть. Ступай!

Дежурный вывел мальчика и вернулся. Гиллер кивнул головой на дрожащего у стены сапожника.

— Посадить! — и прибавил по-немецки. — Какие всё-таки скоты! Приходят сами. Все до единого, кто замешан в этом деле, отправятся на тот свет. Иначе я не смогу взглянуть в глаза старому барону фон Венделю. Его единственный сын. Ах, боже мой! Бедный Эрнст. Погибнуть так глупо, так бесславно!.. Жутко!..

Через несколько минут в помещении дежурной команды гестапо поднялась суетня. Фельдфебель Карл Бурхардт получил приказ: взяв два мотоцикла и машину, отправиться к месту взрыва, организовать засаду и, когда появятся мальчишки, которые, по-видимому, должны туда прийти, забрать всех до единого.

А тем временем сапожник, запертый в сырой, темный подвал, проклинал свою судьбу, то вспоминая жену, не раз корившую его за трусость и желание выслужиться перед начальством, то осыпая руганью нелюбимого пасынка, из-за которого он попал в такое положение.

Карлу Бурхарлту не повезло. Выехал он уже поздно и устроить задуманную засаду не успел. А возившиеся около взорванной машины мальчишки метнулись в кусты так быстро, что их не удалось даже как следует разглядеть и пришлось открыть стрельбу. Отличился длинноногий Ганс. Он раньше других спрыгнул с мотоцикла и через несколько минут с торжеством выволок на дорогу отбивавшегося от него кривоногого мальчугана.

Беготня по кустам и ожесточенная стрельба были безрезультатны. Лишь на удаленной от дороги полянке немцы обнаружили еще теплый труп светловолосого худенького подростка. Его решили взять с собой, как доказательство своей исполнительности.

— Слабая добыча, — перешептывались солдаты, бросая в грузовик крепко связанного Пашку и мертвое тело Белоголового. — Сегодня наш старый Бурх благодарности от начальства не заслужит.

Это чувствовал и сам Бурхардт. Однако, явившись в кабинет Гиллера, он четко и бодро доложил, что задание выполнено. Доставлены один живой партизан и один мертвый, убитый в перестрелке.

— Ага… — Гиллер приподнялся в кресле. На его обычно бледном лице выступили пятна нервного румянца, руки хищно вцепились в край стола. — Ага! Сейчас займемся.

Штурмбанфюрер повеселел. Исчезло дурное настроение. Он закурил сигарету и поднялся.

Схваченный гитлеровцами и брошенный в грузовик, Пашка в первую минуту не чувствовал ничего, кроме боли. Болела голова, по которой ударил схвативший его фашист. Ныла вывихнутая нога— она-то и подвела Пашку, запнувшегося за корень во время бегства через куст. Нестерпимо болели руки, туго скрученные за спиной.

На улице было жарко, но мальчика бил нервный озноб. Что-то всё время стукало его в бок. Пашке с трудом удалось повернуться. Рядом с ним лежал мертвый Белоголовый. Голова его подпрыгивала на тряском полу грузовика, кровь, двумя струйками стекавшая с уголков губ, засохла.

«Мертвый! — подумал Пашка. — А остальные? Верно, ушли. Иначе тоже были бы здесь.»