Вьетнамский коктейль - Леденев Виктор Иванович - Страница 3

Командир тоже не выглядел овечкой.

— Не говорите глупостей, Лев Сергеевич. Ведь он был частично без сознания, потом — бой и Павел лично разнес вдребезги как раз обоих американцев.

Да, ну и рожи были у них, когда они увидели у меня в руках славкин «стечкин». Силенок у меня оставалось маловато, и я страшно боялся промазать, но с двух рук я не промазал. Первая же очередь превратила их тупые или нет(?) головы в кровавые фонтаны. Потом уже перевел ствол и на вьетнамцев…

— А вы не думаете, что он это сделал умышленно, так как понимал, что в случае захвата в плен этих цэрэушников другими членами группы, они могли заговорить и выдать его?

— Мои ребята в плен никого не берут, и раненых не добивают. Они просто умеют смываться быстро и без лишнего шума.

— Но ведь такое могло случиться?

— Случиться может все, но то, в чем вы подозреваете Павла, полная чушь и причина этого — ваша полная некомпетентность в специфике нашей работы здесь.

(Во, дает Командир! Сказануть такое москвичу…)

— Все-таки я считаю, что Мочалова нужно отправить в Москву и пусть разбираются с ним там, там умеют это делать. Если он завербован — расскажет все.

(Ага, как же! Там расскажешь даже то, о чем и слыхом не слыхивал и видом не видывал. Не идиоты, знаем, как это делается.)

— Категорически возражаю. Мочалов один из лучших моих людей — прекрасный радист и подрывник, а потом знаете ли вы, Лев Сергеевич, его кликуху здесь у ребят?

— Вы говорите, как какой-то уголовник, а не профессиональный разведчик, «кликуха»…

— А я и не профессиональный разведчик, я — диверсант и сапер. Именно потому я здесь и делаю всю вашу грязную работу.

— Интересно, инженер-капитан второго ранга, что вы нашу работу называете грязной, очень интересно, что охота за военными новинками нашего потенциального противника вам кажется грязной.

— Не передергивайте карты, полковник. В КГБ и ГРУ есть специальные отделы, прекрасные спецы, которых вы годами готовите для этой работы, а сюда послали ребят, которые и в армии-то не числятся, и потому вы и пальцем не пошевелите, если с ними что-то случается — это, мол, не мы, не наши люди и мы знать ничего не знаем! Сами боитесь запачкать руки, и мы делаем все вместо вас. Вот это я и называю грязью.

— Интересная точка зрения для кадрового военного, думаю, ее будет интересно узнать и в Москве.

— Не пугайте полковник, здесь нам и своего страха хватает, мы не супермены какие-то, а обычные люди в необычных условиях. И ни к кому из моих ребят я не имею претензий — бывает, они ошибаются, но то, что вы сказали о Мочалове, это же верная смерть для него. Вы же знаете, сами, виновен он или нет, а я знаю, что нет, живым вы его из своего ведомства не выпустите. Какой-нибудь несчастный случай, сердечный приступ, внезапный грипп со смертельным исходом… А вот вы оскорбились словом «кликуха», а зря. Мочалова прозвали «ликтором».

— Это что, из греко-римской мифологии?

(Точно, он исторический заканчивал, раз такие слова знает.)

— Нет, все гораздо менее заумно — это просто сокращение слова ликвидатор, он гений в этом деле. У него в башке есть специальный отдел, который выдает такие планы по ликвидации объектов, что у вашего заклятого врага ЦРУ мозгов не хватает, чтобы додуматься до такого. Так что Мочалова я вам не отдам.

— Тогда я вынужден буду обратиться в Москву, и вы получите официальный приказ, это вам же дороже обойдется, идем на вашу радиостанцию и свяжемся с Москвой.

(Ого, дело пахнет керосином…)

— К радиостанции я вас подпустить не могу, и передавать ваши запросы не имею права. Здесь у нас свои законы. Выходите на вашего координатора и ведите связь через него. Кстати, а почему бы вам ни поискать этого вашего «соловья» среди ваших людей?

Ведь о точном месте ребят в том рейде знал только он, ребята поменяли место эвакуации всего за два часа перед инцидентом, даже нам они не успели сообщить, а их там уже ждали… Подумайте об этом.

— Как вы смеете сомневаться в наших людях. Вы просто зарываетесь! Координатор — многократно проверенный человек, потомственный, можно сказать, разведчик. Знаете, кто его отец?

— Не знаю и знать не хочу, а на вас, видимо, слишком действует эта фамилия, если вы начали болтать лишнее даже в беседе со мной.

(Браво, Командир, отличный удар в челюсть. Полковник сразу сник)

— Я же знаю, с кем говорю, это между нами, чтобы доказать абсурдность ваших подозрений об утечке информации о ваших последних рейдах из наших источников.

(Так, я, кажется, не захватил кусочек важного разговора. Дело тут уже пахнет не керосином, а хорошенькой бомбой килотонн на двадцать и Москва срочно ищет козла отпущения. Догадываюсь, кто этот козел. Это я.)

— А откуда у вашего Мочалова такая точная информация обо мне? Вы что ли ему рассказали?

— Бог с вами, Лев Сергеевич, он же вам все объяснил — элементарная наблюдательность.

— Но он же меня видел всего несколько минут. Да еще с похмелья.

— Ему хватило, а остальное — результат элементарной дедукции, как у Шерлока Холмса. (Слава Богу, про Холмса полкан слыхал, и Командиру не пришлось объяснять, что Шерлок не работает на ЦРУ)

— Короче говоря, ваш Мочалов мне весьма подозрителен. Все его рапорты и остальное поведение требуют серьезной проверки.

— Вот и проверяйте по своим каналам, здесь у вас людей, как сельдей в бочке, ищите да обрящете.

— Хорошо, мы будем искать, но до получения приказа из Москвы, а я думаю, дня через два его получу, Мочалов должен быть под наблюдением — никаких отпусков в Ханой, никаких прогулок за территорией объекта. Отстранить от участия в будущей операции «Сайгон».

(Ну, молодцы, даже название успели придумать. Очень оригинальное и жутко закодированное — ни за что не догадаешься, о чем речь!)

— Это невозможно, весь план разработан им и он единственный из ребят, кто побывал там и знает обстановку лично, а не по рассказам и планам. Он же ликвидатор — ему все равно, каков объект: крыса или железнодорожный мост и он сделает все так, что ни у крысы, ни у моста не будет ни единого шанса уцелеть.

— Вот меня и пугает, как здорово он у вас работает, а в Сайгоне пепельницы в отелях ворует, прямо, как в Москве. Сувениров ему, видите ли, захотелось. А если б его прищучил какой-нибудь элементарный полицейский?

— Вы плохо изучили его рапорт, товарищ полковник. Как раз он нашел единственно правильное решение в той ситуации. Он ушел от весьма неприятной встречи с американской военной полицией, а местная полиция не представляла угрозы…

— Это он вам так доложил, а вы всему верите.

— Данные не только из его рапорта, но по объективным сведениям, полученных по трем независимым друг от друга каналам. Между прочим, один из них — ваш.

(Я знал, что нас трижды перепроверяют, но ведь я был там только с одним вьетнамцем из их штаба диверсионных операций, откуда же еще каналы? На этого полкана видно кто-то сильно давит, вот он и мечет икру.)

Коридор у нас был гулкий (бывшая средняя ихняя школа), а наша радиорубка в самом его конце, так что у меня, было, навалом времени, чтобы переключить диапазон в приемнике, вырубить магнитофон и заменить пленку. Колька, кажется, был на взводе, так как последнюю цифру кодового сигнала отстучал неуверенно.

Точно, его слегка пошатывало, и, конечно, несло рисовой сивухой на десять метров в округе.

— Привет бродягам эфира, — начал, было, он, но покачнулся и схватился за маг, намертво прикрученный к стене.

— Ого, тепленький… ты, кажется, кого-то унюхал и зафиксировал. Ну-ка, что там за новенькие секреты у проклятых империалистов.

Рука его неожиданно точным и совершенно трезвым движением повернула ручку прослушивания записи. Из динамика раздал ровный шум чистой ленты. Колькино разочарование было великовато даже для пьяного, и он уставился на меня, не мигая своими серенькими глазками.

— На дурку нарвался, пустышку записал, вот и стер, чтобы не позориться. Но тебя-то не проведешь, я вижу.