Мачеха - де Бальзак Оноре - Страница 6

Маргарита. Четырех колод хватит, даже если придут господин кюре и господин мэр с помощником.

Об заклад готова биться, что бедняжка Полина и на этот раз не выйдет замуж. Милая моя девочка! Если бы ее мать, покойница, знала, что не ее дочь тут хозяйка, — она бы в гробу перевернулась. Я только затем и не беру расчета, чтобы утешать ее, ходить за нею.

Феликс (в сторону). Что это старуха там причитает? (Вслух.) На кого это вы ворчите, Маргарита? Уж, наверно, на барыню?

Маргарита. Нет, на барина.

Феликс. На генерала? Да что вы! Он ведь святой.

Маргарита. Святой, да слепой.

Феликс. Скажите лучше — ослепленный.

Маргарита. Вот это вы правильно сказали.

Феликс. У генерала только один недостаток: ревнив.

Маргарита. И вспыльчив.

Феликс. И вспыльчив — это одно и то же. Как только у него явится подозрение, он уже рубит сплеча. Поэтому-то он в свое время двух человек уложил сразу на месте. Что и говорить, такой нрав приходится тушить... ласками. Барыня его и тушит. Дело нехитрое! Вот она, ласкаясь, и нацепила ему, как норовистому коню, шоры: что по сторонам делается, он не видит, а она еще твердит: «Друг любезный, смотри только прямо перед собой». Вот оно как!

Маргарита. А, так вы, вроде меня, считаете, что женщина тридцати двух лет от роду может любить мужчину, которому под семьдесят, только с тем расчетом... У нее свои виды!

Рамель (в сторону). А, слуги! Соглядатаи, которых мы сами же оплачиваем!

Феликс. Какие там виды? Никуда она не выезжает, у себя никого не принимает.

Маргарита. Ну, такая и на обухе рожь смолотит! Она у меня отняла ключи... А покойница барыня все мне доверяла! А знаете, почему отняла?

Феликс. Еще бы! Денежки копит!

Маргарита. Да, целых двенадцать лет копит и барышнины проценты и доходы с фабрики. Вот потому-то она и тянет со свадьбой милой моей девочки, а то, как та выйдет замуж, придется с ее капиталом распроститься.

Феликс. Да, ничего не поделаешь, таков уж закон.

Маргарита. Да я бы ей все простила, лишь бы только барышне жилось счастливо. Дня не бывает, чтобы я не застала бедняжку Полину в слезах, спрашиваешь, что с нею, а она: «Ничего, говорит, добрая моя Маргарита, ничего».

Все ли я приготовила? Ломберный стол... свечи... карты... кресла... (Замечает Рамеля.) Боже милостивый! Чужой!

Рамель. Не пугайтесь, Маргарита.

Маргарита. Вы все слышали!

Рамель. Не бойтесь. Хранить тайны — моя обязанность. Я — прокурор.

Маргарита. Ой!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Гертруда (бросается к Маргарите и вырывает у нее из рук подушку). Вы же отлично знаете, Маргарита, что мне неприятно, когда кто-нибудь, кроме меня, заботится о барине, к тому же только я одна умею уложить ему подушки.

Маргарита (в сторону). Пошла кривляться!

Годар. Ба! Ба! И господин прокурор!

Генерал. Прокурор? У меня в доме?

Гертруда. Прокурор?

Генерал (Рамелю). Сударь, чем я обязан?..

Рамель. Я просил моего друга... господина Фердинанда Map...

Гертруда (в сторону). Это его друг, Эжен Рамель.

Рамель. Фердинанда де Шарни, которому я сказал о причине моего приезда; я просил его не сообщать вам обо мне, чтобы вы спокойно пообедали.

Генерал. Фердинанд — ваш друг?

Рамель. Друг детства; мы с ним встретились тут, в аллее. Когда видишь товарища после одиннадцатилетней разлуки, кажется — век не наговориться, и я виною тому, что он опоздал к обеду.

Генерал. Однако, сударь, чем я обязан вашим посещением?

Рамель. Жану Нико, по прозвищу Шампань, вашему мастеру. Его обвиняют в убийстве.

Гертруда. Но, сударь, наш друг, доктор Вернон, установил, что жена Шампаня умерла естественной смертью.

Вернон. Да, да, от холеры, господин прокурор.

Рамель. Правосудие, граф, доверяет только своим экспертам и своим доказательствам. Напрасно вы опередили нас.

Феликс. Барыня, прикажете подавать кофей?

Гертруда. Погодите. (В сторону.) Как он изменился. Теперь он прокурор и стал совсем другим человеком. Мне страшно.

Генерал. Но почему преступление, якобы совершенное Шампанем, бывшим солдатом, за которого я охотно поручусь, привело вас в мой дом?

Рамель. Вы узнаете об этом, когда приедет судебный следователь.

Генерал. Благоволите присесть.

Фердинанд (Рамелю, указывая на Полину). Вот она.

Рамель. Ради такой прелестной девушки можно и жизнью пожертвовать.

Гертруда (Рамелю). Мы с вами не знакомы; вы меня никогда не видали... Сжальтесь надо мною, над ним...

Рамель. Положитесь на меня.

Генерал (видя, что Рамель разговаривает с Гертрудой). Разве моей жене необходимо присутствовать на следствии?

Рамель. Именно необходимо. Я приехал сюда сам для того, чтобы графиню не успели предупредить, о чем ее будут спрашивать.

Генерал. Моя жена в чем-то замешана? Это оскорбление!

Вернон. Спокойствие, мой друг!

Феликс. Господин судебный следователь.

Генерал. Просите!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Следователь (раскланявшись). Господин прокурор, вот господин Бодрильон, аптекарь.

Рамель. Господин Бодрильон не виделся с обвиняемым?

Следователь. Нет, его только что привели, и жандарм не покидал его ни на минуту.

Рамель. Сейчас мы узнаем истину; подведите сюда господина Бодрильона и обвиняемого.

Следователь. Подойдите, господин Бодрильон! (Шампаню.) И вы тоже.

Рамель. Господин Бодрильон, признаете вы в этом человеке то лицо, которое два дня тому назад купило у вас мышьяк?

Бодрильон. Да, он самый.

Шампань. Но ведь, господин Бодрильон, я же сказал вам, что покупаю мышьяк по приказанию барыни, чтобы травить мышей, которые завелись в доме.

Следователь. Слышите, сударыня? Он выставляет такую версию: будто бы вы сами послали его за ядом и будто он передал его вам в таком виде, в каком получил от господина Бодрильона.

Гертруда. Совершенно верно.

Рамель. Воспользовались ли вы уже этим мышьяком, сударыня?

Гертруда. Нет еще.

Следователь. Значит, вы можете нам предъявить пакетик, проданный господином Бодрильоном; на пакетике должна быть его печать, и если господин Бодрильон признает, что она цела и невредима, то тяжкие обвинения против вашего мастера частично отпадут. Нам останется только выслушать заключение врача, который производит вскрытие.

Гертруда. Пакет этот, сударь, все время лежал у меня в спальне, в секретере. (Уходит.)

Шампань. Ах, генерал, я спасен!

Генерал. Бедняга Шампань!

Рамель. Нам будет очень приятно, генерал, установить невиновность вашего мастера; в отличие от вас, военных, мы счастливы, когда терпим поражение.

Гертруда. Вот, господа.

Бодрильон (надевает очки). Пакетик не тронут, господа, совершенно не тронут; вот обе мои печати в целости и сохранности.