До встречи с тобой - Мойес Джоджо - Страница 10

Выражение его лица заставило меня запнуться. Он смотрел в стену перед собой, и у него дергался подбородок.

— Просто… это и правда немало времени. Целый день, — продолжила я. — Возможно, если вы расскажете о том, что любите делать, что вам нравится, я смогу… устроить все по вашему вкусу?

На этот раз тишина была мучительной. Я следила, как она медленно поглощает мой голос, и не могла придумать, куда девать руки. Трина и ее компетентная манера поведения испарились.

Наконец инвалидное кресло загудело, и Уилл медленно повернулся ко мне.

— Итак, вот что я знаю о вас, мисс Кларк. Моя мать утверждает, что вы очень разговорчивы. — По его тону казалось, будто это физический недостаток. — Давайте заключим сделку. Вас не затруднит быть неразговорчивой рядом со мной?

Я сглотнула, мое лицо пылало.

— Хорошо, — сказала я, когда вновь обрела дар речи. — Я буду на кухне. Если вам что-нибудь понадобится, просто позовите.

— Я не верю, что ты уже сдалась.

Я лежала на кровати поперек, задрав ноги на стену, как любила делать подростком. Я поднялась к себе сразу после ужина, что было на меня не похоже. С тех пор как родился Томас, они с Триной переехали в комнату побольше, а я оказалась в каморке, такой крохотной, что довольно было провести в ней полчаса, чтобы заработать приступ клаустрофобии.

Но я не хотела сидеть внизу с мамой и дедушкой, потому что мама все время поглядывала на меня с беспокойством и изрекала сентенции вроде: «Все наладится, дорогая» и «Любая работа в первый день утомительна». А ведь последние двадцать лет она не работала! Из-за нее я чувствовала себя виноватой, хотя ничего плохого не сделала.

— Я не говорила, что сдалась.

Как всегда, Трина ворвалась, не постучав, хотя мне приходилось тихонько стучаться к ней в дверь, на случай если Томас спит.

— А если бы я была голой? Ты бы хоть крикнула, если стучать не умеешь.

— Чего я там не видела? Мама думает, что ты хочешь уволиться.

— О боже, Трина. — Я спустила ноги со стены и приняла сидячее положение. — Это хуже, чем я думала. Он такой несчастный.

— Он не может двигаться. Ну конечно он несчастный.

— Да, но к тому же саркастичный и гадкий. Стоит мне что-нибудь сказать или предложить, как он смотрит на меня как на дуру или говорит что-нибудь, отчего я чувствую, себя двухлеткой.

— Наверное, ты ляпнула какую-нибудь глупость. Вам просто надо привыкнуть друг к другу.

— Ничего я не ляпнула. Я была очень осторожна. Да я вообще ничего не говорила, кроме: «Не хотите ли прокатиться?» и «Не желаете ли чашечку чая?».

— Hу, может, он со всеми так себя ведет поначалу. Погоди, пока он поймет, что ты пришла надолго. У них наверняка сменились толпы сиделок.

— Он даже не хочет, Чтобы я сидела с ним в одной комнате. Я не смогу, Катрина. Просто не выдержу. Ну правда… ты бы поняла, если бы видела.

Трина помолчала, не сводя с меня глаз. Она встала и выглянула за дверь, как будто проверяя, нет ли кого на площадке.

— Я подумываю вернуться в колледж, — наконец сказала она.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать смену темы.

— О боже, — сказала я. — Но…

— Я собираюсь взять ссуду, чтобы внести плату. Но мне могут дать специальную субсидию, потому что у меня есть Томас, и университет предлагает сниженную ставку, потому что… — Она пожала плечами, немного смутившись. — Они считают, что я могу преуспеть. Кто-то бросил курс экономики и менеджмента, и меня могут взять на его место с начала следующего семестра.

— А как же Томас?

— В кампусе есть детский сад. Мы можем жить в дотируемой квартире в общежитии и возвращаться сюда почти каждые выходные.

— Вот как. — Я чувствовала, что она наблюдает за мной, и не знала, что делать с выражением лица.

— Мне нестерпимо хочется снова использовать свой мозг. От кручения букетов у меня голова идет кругом. Я хочу учиться. Хочу стать лучше. И мне до смерти надоело, что руки мерзнут от воды.

Мы обе посмотрели на ее руки, розовые даже в тропическом климате нашего дома.

— Но…

— Да. Я не буду работать, Лу. Я не смогу дать маме ни гроша. Возможно… возможно, мне даже понадобится небольшая помощь родителей. — Теперь Трине стало явно не по себе. Она подняла на меня почти извиняющийся взгляд.

Мама внизу смеялась над чем-то по телевизору. Было слышно, как она выступает перед дедушкой. Она часто объясняла ему сюжет шоу, хотя мы не раз говорили, что это лишнее. У меня отнялся язык. Важность слов сестры доходила до меня медленно, но верно. Я словно пала жертвой мафии и наблюдала, как бетон медленно застывает вокруг моих ног.

— Мне правда нужно это сделать, Лу. Я хочу большего для Томаса, большего для нас обоих. И единственный способ чего-то добиться — это вернуться в колледж. У меня нет Патрика. И не факт, что будет, поскольку после рождения Томаса никто не проявил ко мне ни малейшего интереса. Я должна все сделать сама. — Когда я ничего не ответила, она добавила: — Ради меня и ради Томаса.

Я кивнула.

— Лу? Ну пожалуйста!

Я никогда не видела сестру такой. Мне стало на редкость плохо. Я подняла голову и растянула губы в улыбке.

— Конечно, ты права. — Голос казался чужим, когда я наконец заговорила. — Мне просто надо привыкнуть к нему. В первые дни всегда тяжело, правда?

4

Минули две недели, и жизнь вошла в определенную колею. Каждое утро я приезжала в Гранта-хаус к восьми, оповещала о своем появлении, а затем, после того как Натан заканчивал одевать Уилла, внимательно выслушивала наставления о лекарствах Уилла или, что более важно, о его настроении.

После ухода Натана я настраивала радио или телевизор для Уилла, отмеряла таблетки, иногда толкла их маленьким мраморным пестиком в ступке. Как правило, минут через десять Уилл давал понять, что мое присутствие его утомило. После этого я пробавлялась мелкими домашними делами, стирала еще чистые кухонные полотенца или вычищала плинтуса и подоконники с помощью различных насадок для пылесоса, с религиозным рвением заглядывая к Уиллу каждые пятнадцать минут, как велела миссис Трейнор. Он неизменно сидел в кресле и смотрел на поблекший сад.

Позже я приносила ему воду или один из высококалорийных напитков, которые должны были поддерживать его вес и напоминали клейстер для обоев пастельного цвета, либо еду. Он мог немного шевелить кистями, но не руками, поэтому приходилось кормить его с ложечки. Это было самой неприятной частью дня. Мне почему-то казалось странным кормить взрослого мужчину, и от смущения я становилась неловкой и неуклюжей. Уилл ненавидел эти минуты так сильно, что даже не смотрел мне в глаза.

Ближе к часу возвращался Натан, и я, схватив куртку, выбегала на улицу. Иногда я обедала на автобусной остановке у замка. Было холодно, и я, наверное, представляла собой жалкое зрелище, ютясь с сэндвичами на жердочке, но мне было все равно. Я была не в силах провести в этом доме целый день.

Во второй половине дня я ставила фильм — Уилл был членом DVD-клуба, и новые фильмы приходили по почте каждый день, — но он ни разу не предложил мне посмотреть кино вместе, так что обычно я сидела на кухне или в гостевой комнате. Я стала брать с собой книгу или журнал, но испытывала странное чувство вины, оттого что бью баклуши, и не могла сосредоточиться на тексте. Иногда ближе к вечеру заглядывала миссис Трейнор… Впрочем, со мной она почти не разговаривала, только спрашивала, все ли в порядке, явно ожидая утвердительного ответа.

Она спрашивала Уилла, не нужно ли ему чего-то, иногда предлагала занятие на завтра — прогулку или встречу с другом, который спрашивал о его здоровье, — а он почти всегда пренебрежительно, если не грубо отказывался. Казалось, его слова причиняют ей боль, она теребила тонкую золотую цепочку и вновь исчезала.

Его отец, пухлый кроткий мужчина, обычно появлялся, когда я уже уходила. Такого мужчину легко представить в панаме, смотрящим крикетный матч. Вроде бы он заведовал делами замка, с тех пор как оставил хорошо оплачиваемую работу в городе. Наверное, чтобы «не потерять навык», подобно тому как великодушный землевладелец время от времени выкапывает картофелину-другую. Он заканчивал работать ровно в пять вечера и садился смотреть телевизор с Уиллом. Иногда мне в спину летело какое-нибудь замечание об увиденном в новостях.