Два товарища - Эгарт Марк Моисеевич - Страница 26

Но и Слава и Костя изменились. Скуластое веснушчатое лицо Кости сделалось медно-красным от постоянного пребывания на солнце, кожа сильно лупилась на скулах и на носу, руки огрубели, плечи раздались, окрепли, и все его худое, костлявое тело окрепло, закалилось в этой полной лишений жизни.

Слава изменился не так заметно. Румянец по-прежнему пробивался на его круглом, сильно посмуглевшем лице, но движения были уже не ленивыми, как прежде, а уверенными, проворными, взгляд черных глаз не добродушный, а пристальный и немного исподлобья. Глядя на сына, Николай Евгеньевич испытывал остро щемящее чувство. Да, детство ушло безвозвратно. Его сын стал другим.

Сопровождаемые добрыми пожеланиями, Костя и Слава быстро собрались в дорогу. На клочке бумаги Епифан Кондратьевич изобразил по памяти приблизительный план каменоломни: главный ход и четыре боковых: один налево, три направо. По его предположениям, партизаны, если они еще там, скорее всего помещаются в левом ответвлении, которое имеет два выхода: к морю и на солончаки, что, конечно, представляет большое удобство.

Наконец все готово. Лодку перегнали в устье Казанки, к острову, чтобы ребятам не пришлось в темноте (засветло отправляться рискованно) плутать среди речных отмелей. Провожали их Николай Евгеньевич и Микешин. Остальные под командой Познахирко рубили молодой орешник, камыши, лозу и маскировали катер.

Солнце садилось. Небо на закате сделалось огненно-красным. И этот пламенеющий закат напомнил вдруг Косте другой закат, когда они сидели у Епифана Кондратьевича и впервые слушали рассказ о Баклане. Лицо Кости приняло мечтательно-грустное выражение.

Он посмотрел на Славу и пошел в ту сторону, где за прибрежными камышами, среди камней, находилась могила тети Даши. Костя не был здесь ни разу с того самого печального утра. Почему-то не мог заставить себя. Теперь с новой силой его охватило горькое чувство утраты.

Ничто здесь не изменилось. Только земля на могиле немного осела, потрескалась, и уже пробивалась кое-где в трещинах и по краям могилы молодая травка. Костя не заметил, что Слава следовал за ним. Вдвоем они постояли над могилой тети Даши, в последний раз взглянули на матросский курган, темным силуэтом выступающий на огненном небе, и молча вернулись к лодке.

Весла дружно ударили о воду. Всплеск их и шуршание раздвигаемых лодкой камышей далеко разнеслись в тишине вечера. Лодка вышла из устья Казанки, повернула в открытое море. Сумрак, похожий на синий дым, быстро стлался по горизонту, и вот уже море, остров и курган на нем слились в одно. Только вода у бортов поблескивала, отражая медленно гаснущее небо. Потом и небо сделалось дымчато-синим, слилось с морем, и наступила ночь.

Лодка прибавила ход. Слава и Костя гребли вместе, забирая мористее и часто поглядывая через плечо направо, где лежал скрытый темнотой мыс Хамелеон.

Ночь выдалась чудесная, и такое множество звезд, больших и малых, высыпало в небе, отражалось в воде, что лодка словно плыла среди звезд. Мерно поскрипывали уключины, медленно журчала вода за кормой. Это была мелодия ночи, красоты, покоя.

Вдруг длинная голубая рука неслышно высунулась из мрака и начала шарить в темном небе. То вверх, то вниз, то влево, то вправо кидалась она, как бы пытаясь что-то схватить, и, куда бы ни прикоснулась она, там гасли, умирали звезды.

— Прожектор… Ложись! — крикнул Костя.

Мальчики вытянулись на дне лодки, невольно жмурясь от яркого голубого света, который метался высоко над ними и вдруг остановился, повис, как острый меч, у них над головой.

— Заметили! — прошептал Слава.

Но длинный голубой меч, ослепительно сверкнув, одним взмахом рассек зенит, помедлил над горизонтом, потом начал укорачиваться, бледнеть — и исчез.

Костя и Слава подождали немного и взялись за весла. Гребли они изо всех сил, торопясь уйти подальше от опасного мыса, на котором теперь, очевидно, установили прожектор. Но еще не раз видели они то здесь, то там бесшумно возникающую и быстро скользящую над морем длинную голубую руку, пока тьма не поглощала ее. Та же тихая звездная ночь была вокруг них, но тишина ушла из их сердца.

По указанию Епифана Кондратьевича мальчики должны были, миновав город, идти к северо-востоку и держаться этого курса, пока не покажутся в море два высоких камня, похожие на ворота. Нужно пройти между ними и, лавируя среди камней, которые будут попадаться все чаще, достичь выступающей из воды скалы. Это и есть Каменная коса. Здесь нужно оставить лодку и добираться до берега вплавь.

Когда старый лоцман объяснял маршрут, все казалось Косте и Славе простым и понятным. Однако сейчас, ночью, в открытом море, где одни только звезды указывали путь, а часы Славиного отца — время, все выглядело отнюдь не таким простым.

Мыс Хамелеон и город они давно миновали, судя по времени и по тому, что прожектор больше их не беспокоил. Но как далеко ушли они от города, насколько отклонились в открытое море, оставалось неизвестным. Правда, положение звезд говорило им, что с курса они не свернули, но звезды тускнели, с моря наползала облачная муть или туман — предвестник утра, и приходилось грести наугад, выжидая рассвета.

Но и выжидать в их положении было опасно. Хорошо, если под утро они окажутся в назначенном месте, а если нет? Как сумеют они при свете дня достичь Каменной косы? Не заметят, не перехватят ли их с берега или с моря, как случилось уже однажды? Но тогда они действовали на свой страх, а теперь отвечают за других: моряки ждут, надеются на них…

Эти и многие другие мысли приходили в голову юным мореходам, пока тянулась ночь. Они гребли, отдыхали, снова гребли. Ветра не было. Небо затянуто плотным облачным пологом, сквозь него не проглянет ни одна звезда. Мрак, тишина и неизвестность…

Но вот слева, со стороны открытого моря, мрак начал слабеть, обозначился горизонт. А справа, там, где должна находиться земля, еще лежала ночь. Некоторое время мальчики сидели, сложив весла и опустив натруженные руки. Спать им не хотелось, только немного кружилась голова и болели глаза — может быть, оттого, что они слишком напряженно и долго вглядывались в темноту.

А горизонт продолжал светлеть, ночь медленно, будто нехотя, отступала. Дрожь пробежала по горизонту, словно кто-то невидимый и сильный встряхнул ночное оцепенение. Слабый, несмелый отблеск еще далекого, скрытого за морем солнца мелькнул в облачном небе, погас и снова мелькнул, окрасив низкие облака в бледно-розовый цвет.

Ночь отступала по всему фронту. Справа тоже обозначился горизонт, серо-стальная выпуклая гладь моря и смутная, скорее угадываемая, чем различимая, полоса далекого берега.

— Весла на воду! — скомандовал Костя.

Отдохнув, мальчики гребли сильно, и лодка неслась быстро, как бы пытаясь обогнать рассвет. Но рассвет настигал ее, вокруг делалось все светлее, облака в небе расходились, таяли, восточный край горизонта алел — вот-вот покажется солнце. И в эту минуту дружный, радостный возглас вырвался одновременно у обоих гребцов. Прямо по носу лодки они увидели две темные, выступающие из воды точки — Каменные ворота.

— Вот! — сказал с удовлетворением Слава тоном, напомнившим прежнего Славу. — Что значит морская выучка!

— Ладно, «выучка»… Как бы не застукали, — ответил Костя. — Смотри, совсем светло!

Они опять налегли на весла. Лодка помчалась еще быстрее. Темные точки вырастали, удлинялись, превращались в причудливой формы столбы, изъеденные водой и ветром. Костя пересел на руль и правил прямо на них. Лодка проскочила в эти ворота. Перед ней открылись недалекий плоский берег и море, усеянное выступающими из воды острыми камнями, похожими на зубы затонувшего чудовища, а слева — скала, издали похожая на голову этого чудовища.

Вблизи скала выглядела иначе: она напоминала каменный полукруглый навес, сильно выщербленный и с глубокой трещиной, сквозь которую проглядывало небо, отчего казалось, что скала вот-вот рухнет. Вода под ней была темной, маслянистой и неподвижной, как в пруду или в закрытой бухте.