Воин кровавых времен - Бэккер Р. Скотт - Страница 92

Эсменет прикусила губу и засмеялась сквозь слезы. Келлхус продолжил рассказ, уже более серьезно; он описал события, последовавшие за битвой. Как преследовали язычников в пустыне. Как Готиан принес голову Скаура к праздничным кострам. Как Священное воинство до сих пор охраняет южный берег. От дельты и до самой пустыни горят дома…

Эсменет видела этот дым.

Некоторое время они сидели молча, слушая, как огонь пожирает дрова. Как всегда, на небе не было ни облачка, и звездный купол казался бесконечным. Воды вечного Семписа серебрились в лунном свете.

Сколько ночей она размышляла над этим? Небо и окружающий простор. Они заставляли Эсменет чувствовать себя крохотной и беззащитной, подавляли своим чудовищным равнодушием, напоминали ей, что сердца — не более чем трепещущие лоскуты. Слишком сильный ветер — и их срывает и уносит в беспредельную черноту. Слишком слабый — и они обвисают.

Есть ли на что надеяться Акке?

— Я получил известия от Ксинема, — в конце концов сказал Келлхус. — Он все еще продолжает поиски…

— Так, значит, надежда еще есть?

— Надежда всегда есть, — произнес он тоном, который одновременно и подбодрил Эсменет, и притупил ее чувства. — Нам остается лишь ждать, что выяснит Ксинем.

Не в силах произнести хоть слово, Эсменет взглянула на Серве, но та отвела взгляд.

«Они думают, что он мертв».

Она слишком хорошо знала — надеяться не на что. Таков мир. Но все же мысль о том, что он мертв, казалась ей невозможной. Как можно думать о конце всего?

«Акка обязательно…»

— Ну, будет, — сказал Келлхус, быстро и открыто, как человек, уверенный в избранном им пути.

Он обошел вокруг костерка и сел рядом с Эсменет, обхватив руками колени. Потом нацарапал веткой на земле странно знакомый знак.

— Давай я поучу тебя читать.

Эсменет казалось, что у нее уже не осталось слез, но откуда-то…

Она взглянула на Келлхуса и улыбнулась. Голос ее был тонким и дрожащим.

—Я всегда мечтала уметь читать.

Непрерывная смена мучений — от агонии Сесватхи в недрах Даглиаша две тысячи лет назад к нынешнему моменту… Боль от ожогов, стертые запястья, суставы, вывернувшиеся неестественным образом под весом тела. Сперва Ахкеймион не осознавал, что приходит в себя. Казалось, будто лицо Мекеритрига просто превращается в лицо Элеазара — нечеловечески прекрасное лицо предателя рода людского сменялось изрытым глубокими морщинами лицом великого магистра.

— Ну как, Ахкеймион, — спросил Элеазар, — приятно видеть то, что ты видишь? Некоторое время мы боялись, что ты вообще не очнешься… Понимаешь ли, тебя чуть не убили. Библиотека полностью уничтожена. Все книги превратились в пепел — и все из-за твоего упрямства. Представляю, как capeоты сейчас воют Вовне. Все их злосчастные книги!

Ахкеймион, нагой, с кляпом во рту, скованный по рукам и ногам, висел на цепях над великолепным мозаичным иолом. Зал был сводчатым, но Ахкеймион не видел сводов, равно как и не видел стен — кроме находящейся прямо пред ним своеобразной стены из фигур в шелковых одеяниях. Все прочее пространство терялось во мраке. Освещение обеспечивали три треножника, но лишь Ахкеймион, висящий на пересечении кругов света, был ярко освещен.

— Ах да… — продолжал Элеазар, наблюдая за ним со слабой улыбкой. — Это место… Всегда хорошо, когда удается обеспечить ощущение тюрьмы, верно? Это, судя по виду, старинная церковь айнрити. Полагаю, кенейской постройки.

Внезапно до Ахкеймиона дошло. «Багряные Шпили! Я покойник… покойник!» Слезы заструились по его щекам. Тело — избитое, затекшее — предало его, и он почувствовал, как по голым ногам потекла моча и жидкий кал, услышал, как все это шлепнулось на мозаичных змей на полу.

«Не-е-ет! Этого не может быть!» Элеазар рассмеялся, негромко и противно.

— А теперь, — с насмешкой произнес он, — взвыл еще и какой-то давно скончавшийся кенейский архитектор.

У кого-то из его свиты вырвался неловкий смешок.

Охваченный животным ужасом, Ахкеймион забился в цепях, закашлялся, подавившись тряпкой, засунутой чуть ли не в горло. Резкий приступ — и он обмяк. Теперь он покачивался, описывая небольшие круги, и по телу его прокатывалась одна волна боли за другой.

«Эсми…»

— Тут все ясно, — произнес Элеазар, поднося к лицу платочек, — тебе не кажется, Ахкеймион? Ты знаешь, почему тебя схватили. И ты знаешь, каков неизбежный исход. Мы будем выпытывать у тебя Гнозис, а ты, закаленный годами обучения, будешь сводить на нет все наши усилия. Ты умрешь в мучениях, сохранив тайны в своем сердце, и нам останется очередной бесполезный труп. Именно так все и должно происходить, верно?

Ахкеймион только и мог, что смотреть на него в слепом ужасе, а маятник боли все качался и качался, вперед-назад, вперед-назад…

Элеазар сказал правду. Предположительно, ему предстояло умереть за свое знание, за Гнозис.

«Думай, Ахкеймион, думай! О боже милостивый! Ты должен думать!»

Без наставлений нелюдской Квийи мистические школы Трех Морей никогда не узнали бы, как превзойти то, что они называли Аналогиями. Все их колдовство, каким бы мощным или искусным оно ни было, проистекало из силы тайных связей, из резонанса между словами и реальными событиями. Им нужны были окольные пути — драконы, молнии, солнца, — чтобы поджечь мир. Они не могли, в отличие от Ахкеймиона, заклясть суть этого явления, само Горение. Они ничего не знали об Абстракциях.

Они были поэтами, а он — философом. Рядом с его железом они были бронзой, и ему следовало продемонстрировать это.

Ахкеймион с силой выдохнул через нос. Он свирепо уставился на великого магистра, хотя у него все плыло перед глазами.

«Я увижу тебя горящим! Увижу!»

— Но в наши неспокойные времена, — тем временем говорил Элеазар, — нельзя допускать, чтобы прошлое стало нашим тираном. Тебя совершенно не обязательно мучить иубивать…

Элеазар вышел вперед — пять изящных, размеренных шагов, — и остановился рядом с Ахкеймионом.

— Чтобы доказать это тебе, я уберу кляп. На самом деле я позволю тебе говорить, вместо того чтобы поработать над тобой, как это прежде делали с твоими коллегами-адептами. Но я предупреждаю, Ахкеймион, — даже не пытайся напасть на нас. Бессмысленно.

Из-под манжета расшитого разнообразными символами рукава высунулась изящная рука и указала на мозаичный пол.

Ахкеймион увидел, что поверх стилизованных мозаичных животных нарисован большой красный круг: изображение змеи, покрытой пиктограммами, словно чешуей, и пожирающей собственный хвост.

— Как ты можешь видеть, — мягко произнес Элеазар, — ты висишь над Кругом Уробороса. Стоит тебе начать Напев, и ты обрушишь на себя нестерпимую боль. Можешь мне поверить. Я уже видел подобное.

Равно как и Ахкеймион. Похоже, Багряные Шпили владели многими могущественными приспособлениями.

Великий магистр отошел, и из полумрака выступил неуклюжий евнух. Пальцы у него были толстые, но гибкие; он проворно вынул кляп. Ахкеймион жадно втянул воздух ртом, ощущая зловоние, что исходило от его тела. Он наклонил голову и сплюнул.

— Итак? — поинтересовался Элеазар.

— Где мы? — прохрипел Ахкеймион.

Редкая седая козлиная бородка великого магистра дрогнула, он расплылся в улыбке.

— Конечно же, в Иотии.

Ахкеймион скривился и кивнул. Он взглянул вниз, на Круг Уробороса, увидел, как моча просачивается в щелочки между кусочками мозаики…

Это не было проявлением мужества — просто головокружительный миг разрыва связей, намеренное игнорирование последствий.

Он произнес два слова.

Мучительная боль.

Достаточная, чтобы пронзительно закричать и снова опорожнить кишечник.

Добела раскаленные нити обвили его и просочились сквозь кожу, как будто в жилах вместо крови тек солнечный свет.

Он кричал и кричал, пока не начало казаться, что глаза вот-вот лопнут, а зубы треснут и со стуком посыплются на мозаичный пол.

А потом вернулся куда более давний кошмар и куда более продолжительная мука.