Воин кровавых времен - Бэккер Р. Скотт - Страница 67

Хотя шатер Пройаса был большим и богато обставленным, в нем было темно и невыносимо жарко. В отличие от прочих, сменивших палатки на мрамор покинутых хозяевами вилл, Пройас продолжал жить так, словно по-прежнему находился в походе.

«Фанатик несчастный».

— Вы слыхали о проповедях у Ксийосера? — спросил Конфас, а про себя подумал: «Мартем, ты дурак…»

Но в том-то и заключалась проблема. Мартем — отнюдь не дурак. Конфасу трудно было представить человека, менее подходящего под это определение…

— Слышал, слышал, — со вздохом отозвался Пройас. — Меня много раз приглашали туда, но я очень занят.

— Я думаю… А вы в курсе, что множество людей самых разных сословий и званий — и мои люди, и ваши — именуют его Воином-Пророком? Воином-Пророком!

— Да. Мне это известно, — отозвался Пройас с тем же снисходительно-нетерпеливым видом, что и прежде, но брови его тревожно сошлись к переносице.

— Изначально предполагалось, — произнес Конфас, делая вид, будто еле сдерживается, — что это — Священная война в честь Последнего Пророка… Айнри Сейена. Но если число сторонников этого мошенника и дальше будет увеличиваться, вскоре она превратится в Священную войну Воина-Пророка. Вы меня понимаете?

Мертвые пророки бывают полезны, поскольку от их имени удобно править. Но живые пророки? Пророки-кишаурим? «Может, стоит рассказать ему, что произошло со Скеаосом?» Пройас устало покачал головой.

— И что вы хотите, чтобы я сделал, а, Конфас? Келлхус… не похож на прочих людей. В этом не может быть сомнений. И ему являются вещие сны. Но он не считает себя пророком. И сердится, когда другие называют его так.

— И что? Он, выходит, должен направо и налево кричать, что он лжепророк? Того, что он им является, недостаточно?

На лице Пройаса отразилась боль. Он прищурился и оглядел Конфаса, словно оценивая, насколько хороши его доспехи.

— А почему это вас так беспокоит? Уж вас-то явно не назовешь благочестивым человеком.

«Что бы ты сделал, дядя? Стал бы ты рассказывать ему эту историю?»

Конфасу захотелось сплюнуть, но он подавил этот порыв и лишь провел языком по зубам. Он презирал нерешительность.

— Мое благочестие тут совершенно ни при чем. Пройас с силой вдохнул и так же с силой выдохнул.

— Я провел много времени в обществе этого человека, Конфас. Мы вместе читали вслух «Хроники Бивня» и «Трактат», и ни разу я не заметил в его речах даже проблеска ереси. На самом деле Келлхус, возможно, самый благочестивый человек из всех, кого я когда-либо встречал. То, что другие принялись звать его пророком, — это тревожный признак, не спорю. Но он тут не виноват. Люди слабы, Конфас. Так ли удивительно, что они смотрят на Келлхуса и видят в его силе нечто большее, чем есть на самом деле?

На лице Конфаса невольно отразилось презрение.

— Даже вы… Он поймал в ловушку даже вас.

Что же он за человек? Хотя Конфасу до жути не хотелось этого признавать, встреча с Мартемом потрясла его до глубины души. Каким-то образом за считанные дни князю Келлхусу удалось превратить самого надежного из его людей в несущего чушь недоумка. Истина! Слабость людей! Горнило!

Что за чепуха! Но однако эта чепуха расползалась по Священному воинству, словно пятно крови по ткани. А раной был князь Атритау. И если он действительно шпион кишаурим, как того опасается дражайший дядюшка Ксерий, рана вполне может оказаться смертельной.

Пройас обозлился и ответил презрением на презрение.

— Поймал в ловушку! — фыркнул он. — Конечно же, вам все видится именно так. Честолюбцы никогда не понимают благочестия. С их точки зрения, цель должна быть мирской, иначе она неразумна.

Конфасу показалось, что эти слова прозвучали несколько натянуто.

«По крайней мере, мне удалось заронить в его душу зерно сомнения».

— Да, чувствуется, что это сказал человек, которого хорошо кормят, — огрызнулся Конфас и развернулся, собираясь уходить.

Хватит идиотов на сегодня.

Но у самого выхода его настиг голос Пройаса.

— Последний вопрос, экзальт-генерал.

Конфас обернулся, полуприкрыв глаза и подняв брови.

— Да?

— Вы слыхали о покушении на князя Келлхуса?

— Вы хотите сказать, что в этом мире нашелся еще один здравомыслящий человек?

Пройас криво улыбнулся. На миг в его глазах вспыхнула подлинная ненависть.

— Князь Келлхус сказал мне, что человек, пытавшийся его убить, был нансурцем. Точнее, одним из ваших офицеров.

Конфас тупо уставился на собеседника, понимая, что его одурачили. Все эти вопросы… Пройас расспрашивал его исключительно затем, чтобы посмотреть, имелись ли у него мотивы для покушения. Конфас мысленно обозвал себя идиотом. Фанатик он или нет, но Нерсей Пройас — не тот человек, которого можно недооценивать.

«Это начинает превращаться в кошмар».

— И что? — спросил Конфас. — Вы предлагаете арестовать меня?

— Предложили же вы арестовать князя Келлхуса.

— Вам предстоит узнать, что арестовать армию не так-то просто.

— Я не вижу никакой армии.

Конфас усмехнулся.

— Увидите.

Конечно же, Пройас ничего не мог предпринять, даже если бы убийца прожил достаточно долго, чтобы назвать имя Конфаса. Священное воинство нуждалось в империи.

И все-таки это был урок, который следовало усвоить. Война — это интеллект. Он еще покажет князю Келлхусу, что…

Когда Конфас вышел из шатра, кидрухили вытянулись по стойке «смирно». Из предосторожности экзальт-генерал прихватил с собой в качестве эскорта две сотни тяжелых кавалеристов. Великие Имена были рассеяны от Нагогриса на краю Великой пустыни до Иотии в дельте Семписа, а Скаур высылал отряды на северный берег, чтобы не давать покоя завоевателям. Не хватало еще погибнуть или попасть в плен. К тому же проблема, которую представлял из себя Анасуримбор Келлхус, пока оставалась скорее теоретической.

Адьютанты подвели принцу коня; Конфас поискал взглядом Мартема и обнаружил его среди кавалеристов. Генерал всегда предпочитал обществу офицеров общество простых солдат. Когда-то Конфас считал эту привычку странной причудой — теперь же он находил ее раздражающей, если не бунтарской.

«Мартем… Что с тобой случилось?»

Конфас вскочил на вороного и подъехал к Мартему. Тот молча наблюдал за его приближением, не выказывая страха.

Конфас, подобно скюльвенду, плюнул под копыта генеральского коня. Затем оглянулся на шатер Пройаса, на вышитых орлов, раскинувших черные крылья на потрепанном белом холсте, и на стражников, что с подозрением следили за ним и его людьми. Слабый ветерок шевелил знамя с орлом дома Нерсеев, а за ним виднелся вдали крутой южный берег.

Конфас повернулся к своенравному генералу.

— Похоже, — яростно произнес он, — ты — не единственная жертва чар этого шпиона, Мартем… Когда ты убьешь Воина-Пророка, ты отомстишь за многих, очень многих.

ГЛАВА 12

ИОТИЯ

4111 год Бивня, конец лета, Шайгек

Ксинем никогда особо не любил этого человека и не испытывал к нему доверия, но как-то так вышло, что он принялся с ним беседовать. Этот человек, Теришат, барон с сомнительной репутацией, чьи владения располагались на границе Конрии и Верхнего Айнона, перехватил Ксинема, когда тот шел с совещания у Пройаса. При виде Ксинема худощавое, обрамленное бородкой лицо барона просияло, и на нем появилось выражение «о, какая удача!». Ксинему свойственно было терпеливо обращаться даже с теми, кого он недолюбливал, но недоверие — это уже вопрос другой. Впрочем, это было одним из тех незначительных унижений, которые приходится переносить благочестивому человеку.