Слуги Темного Властелина - Бэккер Р. Скотт - Страница 53

Как легко было это сказать! А ведь такие слова – сам мир в миниатюре.

– Да ты и впрямь сошел с ума! – вскричала Истрийя. – Так значит, ты отправишь всех первых прибывших на смерть, ополовинишь Священное воинство, и все только затем, чтобы показать этому трижды проклятому Скауру, что ты – не фанатик? Ты расточаешь свое состояние, Ксерий, и искушаешь бесконечный гнев богов!

Ее яростная реакция ошеломила Ксерия. Но, в сущности, какая разница, что она думает о его планах? Ему нужен Конфас… Ксерий наблюдал за племянником.

Миновала тяжкая минута, проведенная в размышлениях. Потом Конфас медленно кивнул и произнес:

– Понимаю.

– Ты что, считаешь, будто это разумно? – прошипела Истрийя.

Конфас бросил на Ксерия оценивающий взгляд.

– Подумайте сама, бабушка. Тех, кто еще должен прибыть, куда больше, чем тех, кто собрался здесь до сих пор. Среди первых есть подлинно Великие Имена: Саубон, Пройас, даже Чеферамунни, король-регент Верхнего Айнона! Но, что куда важнее, по всей видимости, первыми на зов Майтанета откликнулась грубая чернь, не способная воевать, ведомая скорее эмоциями, нежели трезвым духом войны. Потеря этого сброда пойдет нам на пользу во многих отношениях: меньше ртов придется кормить, армия, которая отправится в поход, будет более боеспособной…

Он прервался и обернулся к Ксерию. В глазах у него было изумление – или нечто очень близкое.

– И еще: это научит шрайю и тех, кто придет следом, бояться фаним! А чем сильнее они будут бояться, тем сильнее они будут зависеть от нас, тех, кто уже умеет уважать язычников!

– Безумие! – взвизгнула Истрийя, которую совершенно не тронуло дезертирство внука. – Это как же? Получается, мы воюем против кианцев на условиях какого-то тайного договора? Почему мы должны им сейчас что-то уступать, когда мы наконец в таком положении, что можем просто прийти и взять? Сломать хребет ненавистному врагу! А вы хотите вести с ними переговоры? Говорите: вот эту конечность я себе отрублю и эту тоже, а ту не буду? Безумие!!!

– А вы уверены, что «мы» действительно в таком положении, бабушка? – спросил Конфас. Вся его сыновняя почтительность куда-то делась. – Вы пораскиньте мозгами! Кто такие «мы»? Дом Икуреев? Ну уж нет! «Мы» – это Тысяча Храмов. Молотом машет Майтанет — вы об этом позабыли? – а мы только путаемся у него под ногами и норовим прикарманить обломки, что летят из-под молота. Майтанет превращает нас в нищих, бабушка! Пока он сделал все, что в его силах, чтобы нас ослабить. Именно за этим он призвал Багряных Шпилей, не правда ли? Чтобы не платить цену, которую мы назначили бы за Имперский Сайк!

– Избавь меня от детских пояснений, Конфас! Я еще не настолько стара и глупа.

Она обернулась к Ксерию, метнула на него уничтожающий взгляд. Должно быть, он не сумел скрыть насмешки.

– Ну хорошо, допустим, Кальмемунис, Тарщилка и несметные тысячи прочих воинов уничтожены. Паршивые овцы отбракованы. А что дальше, а, Ксерий?

Ксерий не сдержал улыбки. Такой план! Даже великий Икурей Конфас, и тот потрясен! А Майтанет… От этой мысли Ксерию захотелось захихикать, как слабоумному.

– Что дальше? Наш шрайя научится бояться. Уважать силу. Вся эта дребедень: жертвоприношения, гимны, красивые слова, – все окажется бессильным. Вы же сами сказали, матушка: богов нельзя подкупить!

– Зато тебя можно.

Ксерий рассмеялся.

– Разумеется! Если Майтанет велит своим Великим Именам подписать мой договор, поклясться вернуть империи все ее прежние провинции, тогда я дам им, – он повернулся к племяннику и слегка кивнул, – Льва Кийута.

– Великолепно! – воскликнул Конфас. – И как я сам не догадался? Одной рукой выпороть, другой приголубить. Блестяще, дядюшка! Священная война будет-таки нашей. Империя будет восстановлена!

Императрица смотрела на своих потомков с подозрением.

– Ну, что скажете, матушка?

Однако Истрийя перевела взгляд на главного советника.

– А ты, Скеаос, отчего-то не проронил ни слова.

– М-мне не к лицу открывать рот, когда говорят августейшие особы, императрица.

– Ах, вот как? Однако этот безумный план – твой, не так ли?

– Это мой план, матушка! – отрезал Ксерий, рассерженный подобным предположением. – А этот негодяй несколько недель подряд зудел, пытаясь меня отговорить.

Но не успел он это произнести, как осознал, что сделал грубую ошибку.

– Ах, вот как? И отчего же, Скеаос? Я, конечно, презираю тебя и то чрезмерное влияние, которое ты имеешь на моего сына, но тем не менее ты всегда казался мне человеком разумным. И какие же соображения ты можешь высказать на этот счет?

Скеаос беспомощно пялился на нее и молчал.

– Боишься за свою жизнь, верно, Скеаос? – вкрадчиво осведомилась Истрийя. – Правильно боишься. Правосудие моего сына не ведает ни пощады, ни логики. Но мне, Скеаос, бояться нечего. Старухи легче мирятся со смертью, чем старики. Мы приносим в мир жизнь и считаем, что мы перед ним в долгу. Что дается – то отбирается.

Она обернулась к сыну. Губы ее растянулись в хищной усмешке.

– Что возвращает нас к вопросу, который я собиралась задать. Судя по тому, что говорит Конфас, ты, Ксерий, практически ничего не даешь фаним, сдавая им первую часть Священного воинства.

Ксерий смирил свою ярость и ответил:

– Сотня тысяч жизней – не такой уж пустячок, матушка!

– Нет, Ксерий, я о практической стороне дела. Конфас говорит, что эти люди – попросту мусор, от них помех больше, чем толку. Поскольку Скаур наверняка знает это не хуже твоего, я тебя спрашиваю, мой драгоценный сынок: что он потребовал взамен? Я знаю, что ты получаешь, – скажи же мне, что ты отдал?

Ксерий смотрел на нее задумчиво. Перед его мысленным взором всплыли воспоминания о встрече с кишауримом, Маллахетом, и колдовской беседе со Скауром. Какой холодной казалась теперь та летняя ночь! Адски холодной…

«Империя будет восстановлена…» Любой ценой.

– Давай я упрощу тебе задачу, а, Ксерий? – продолжала Истрийя. – Скажи мне, где ты проводишь черту. Скажи, где должна остановиться вторая, полезная часть Священного воинства?

Ксерий переглянулся с Конфасом. Он увидел ненавистную, понимающую усмешечку, которая блуждала по лицу племянника, нигде надолго не задерживаясь, но обнаружил там еще и согласие – единственное место, где оно было действительно необходимо. Что такое Шайме в сравнении с империей? Что такое вера в сравнении с императорской властью? Конфас встал на сторону империи – на его сторону. Воздух внезапно наполнился благоуханием – то было унижение его матери. Ксерий наслаждался им.

– Это война, матушка. Это как в игре в кости: кто может заранее предугадать, какие победы – или катастрофы – ждут в будущем?

Надменная императрица посмотрела на него долгим взглядом. Ее лицо под слоем косметики выглядело пугающе неподвижным.

– Шайме, – сказала она наконец неживым голосом. – Священная война должна потерпеть крах, не дойдя до Шайме.

Ксерий улыбнулся, потом пожал плечами. И снова обернулся к реке. Возгласы гребцов уже разрывали небо, и мимо галеры проходил первый из баркасов. Баркасы волокли на длинных пеньковых канатах тяжелую, неуклюжую баржу, такую огромную, что, казалось, сверкающая гладь реки прогибается под нею. Ксерий увидел перед собой черный монумент, возлежащий на деревянных балках. Его длина равнялась высоте врат Момемна. То был огромный обелиск, предназначавшийся для храмового комплекса Кмираль в Момемне. Глядя на проползающий мимо обелиск, Ксерий, казалось, кожей ощутил сладострастный жар нагретого на солнце базальта, источаемый полированными гранями и массивным императорским профилем, великим и ужасным ликом Икурея Ксерия III на вершине монумента. Сердце его переполнилось чувствами, и по щекам покатились неподдельные слезы. Ксерий представил себе, как этот обелиск воздвигнется в самом сердце Кмираля, на виду у тысяч восхищенных глаз, где его царственный лик будет вечно смотреть в глаза белому солнцу. Святилище. Его мысли перескочили на другое. «Я буду бессмертен…» Он вернулся на свой диванчик и удобно развалился, сознательно наслаждаясь приливом надежды и гордости. О сладостное богоподобное тщеславие!