Концепция эгоизма - Рэнд Айн - Страница 1

Айн Рэнд

Концепция эгоизма

(моральность индивидуализма)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Айн Рэнд (1905–1982) родилась в Санкт-Петербурге и получила образование при советской власти, с теорией и практикой которой, однако, примириться не смогла. В 1926 году она оказывается в Соединенных Штатах, где избирает литературное поприще. Вскоре ее романы становятся бестселлерами (до сих пор ежегодно продается 250.000 экземпляров), а сама она получает признание как философ, создавший оригинальную и вдохновенную концепцию, названную ею объективизмом.

Целью Айн Рэнд как романиста было «изображение идеального человека», для которого высшими ценностями являются разум, независимость и чувство собственного достоинства. В эту книгу включены главы из теоретических работ и небольшие отрывки из повести и двух романов Айн Рэнд, разъясняющие суть индивидуализма. В романе «Гимн» (1938) изображено абсолютно коллективизированное общество будущего; действие повести

«Мы — живые» (1937) происходит в Советской России вскоре после революции и раскрывает конфликт между личностью и тоталитарным государством; роман «Источник» (1943) посвящен борьбе свободомыслящего архитектора с конформизмом. Понимая, что необходимо «определить и показать условия, которые сделают возможным появление и существование идеального человека», Айн Рэнд посвятила последние двадцать лет жизни созданию собственной философской системы. Она так определила основные принципы объективизма:

реальность существует независимо от чьих-либо верований и желаний;

разум — единственный источник знаний для человека и основной инструмент выживания;

человек обретает цель в самом себе, это означает, что каждый индивидуум должен жить своим умом и для самого себя, не принося себя в жертву другим, и не делая других своими жертвами;

капитализм — единственная моральная социальная система.

Айн Рэнд рассматривает философию не как убежище от мира сего или игру, а как вопрос жизни и смерти. Страстный защитник индивидуализма и капитализма, она считает политическую философию лишь следствием фундаментальной философии: «Я являюсь в первую очередь защитником не капитализма, а эгоизма, и даже не столько эгоизма, сколько разума. Если человек признает приоритет разума и последователен в этом, все остальное само собой разумеется».

Сборник открывает сокращенный вариант очерка Айн Рэнд «Что такое капитализм?»; за ним следуют очерки об индивидуализме, индивидуальных правах и о правильной форме государства. Завершает сборник отрывок из речи Галта — краткое изложение фундаментальных принципов объективизма из основной работы Айн Рэнд — романа «Атлант расправил плечи» (1957). Эти отрывки познакомят русского читателя с моральными и политическими взглядами Айн Рэнд и с фундаментальными философскими принципами, на которых эти взгляды основаны. Книга охватывает лишь малую часть идей Айн Рэнд. Автора интересует широчайший круг проблем: от психологии формирования концепций до сущности и природы музыки.

Айн Рэнд считает философию основным фактором, определяющим жизнь отдельного человека или нации, и убеждена, что Америку, созданную на принципах личной независимости, разрушает философия, считающая эту независимость злом. «Современное состояние мира, — писала она в 1961 году, — не доказательство бессилия философии, напротив, это доказательство ее силы. Именно философия довела людей до сегодняшнего состояния, и только философия может вывести их из него». Философия мистицизма, диалектического материализма, самопожертвования и покорности принесла советским людям лишь тиранию и смерть. Только философия разума, рационального эгоизма и индивидуализма покажет им выход. Хочется верить, что эта книга попадет к тем людям в бывшем СССР, кто ищет выход. Он ведет к личному счастью и свободному обществу.

Майкл С.Берлинср,

доктор философии

директор Института Айн Рэнд.

Ноябрь, 1992

I

ЧТО ТАКОЕ КАПИТАЛИЗМ?

Разложение философии в XIX веке и ее упадок в XX привели к сходным, хотя и значительно более медленным и менее очевидным процессам в современной науке.

Сегодняшнее лихорадочное развитие технологии напоминает период, предшествовавший экономической катастрофе 1929 года: движущееся по инерции прошлого, основанное на непризнанных останках Аристотелевой теории познания, это развитие представляет собой неуравновешенную, беспорядочную, лихорадочную экспансию, в то время как ее теоретическая база уже давно иссякла. В области теории ученые не могут ни обобщить, ни объяснить собственные данные и тем самым способствуют возрождению примитивного мистицизма. В гуманитарных науках крах уже позади — там воцарились депрессия и практически полный упадок.

Самое яркое свидетельство тому можно найти в сравнительно молодых науках: психологии и политэкономии. В психологии наблюдается попытка изучать человека, игнорируя тот факт, что человек обладает сознанием. В политэкономии — попытки изобретать и изучать социальные системы без ссылки на человека.

Именно философия определяет и устанавливает критерии теории познания, направления познания вообще и в отдельных науках в частности.

Политэкономия получила широкую известность в XIX веке, в эпоху разложения посткантианской философии, и никто не дал себе труда проверить ее предпосылки или критически пересмотреть ее базис. Политэкономия безоговорочно, без разбора и сопротивления приняла в качестве аксиом основополагающие принципы коллективизма.

Политэкономы, включая сторонников капитализма, определяли свою науку либо как изучение управления производством, либо как изучение направления, организации или манипуляции общественными или национальными ресурсами. Природа этих ресурсов не определялась; их принадлежность к общественной собственности была принята как должное; предполагалось, что целью политэкономии является изучение возможностей использования этих ресурсов на «всеобщее благо». Тому, что основным рассматриваемым ресурсом является сам человек, что он есть существо специфической природы со специфическими свойствами, внимания не уделялось, а если и уделялось, то очень поверхностное. Человек рассматривался просто как один из факторов процесса производства — как земля, леса или шахты; при этом его считали одним из наименее значимых, больше внимания уделялось изучению влияния и особенностей всех других факторов, чем его собственным роли и особенностям.

Как следствие политэкономия неправильно выбирала точку отсчета: она наблюдала, чем занимаются люди и чем торгуют, она полагала, что люди всегда так поступали и будут поступать, принимая это заблуждение как факт, не требующий внимательного изучения, и считала, что ей следует лишь решать вопрос — как обществу найти наилучший способ распорядиться усилиями личности.

Существует много объяснений такому «племенному» подходу к человеку. Одно из них — альтруистическая мораль, другое — все возрастающее влияние на интеллектуалов XIX века политической идеологии централизованного государства. Психологически основной причиной была дихотомия душа — тело, глубоко укоренившаяся в европейской культуре: материальное производство рассматривалось как унизительное занятие низших слоев общества, никак не связанное с интеллектом, занятие, предназначенное испокон веков для рабов или крепостных. Институт крепостничества просуществовал в той или иной форме практически до середины XIX века; политически он был отменен только пришествием капитализма — политически, но никак не в умах.

Концепция человека как свободной независимой личности была глубоко чужда европейской культуре. Это была культура племенная по своей сути; в европейском мышлении племя было сущностью, целым, а человек — лишь одной из клеток этого организма, которой можно легко пожертвовать. Это относилось как к правящему классу, так и к простым людям: считалось, что правящий класс обладает своими привилегиями только в связи с занятием, считавшимся благородным, — службой в войске или воинской дружине. Но дворянин был собственностью общины в той же степени, что и крепостной, — его жизнь и имущество принадлежали монарху. Необходимо помнить, что институт частной собственности в юридическом смысле был установлен только при капитализме. В докапиталистические времена частная собственность существовала de facto, а не de jure, то есть по традиции и с разрешения, а не по праву и закону. По закону и в принципе вся собственность принадлежала главе общины — монарху и находилась во владении с его разрешения, которое он мог отменить в любой момент по своему усмотрению. (Монарх мог экспроприировать владения непокорных дворян и часто пользовался этим правом на всем протяжении европейской истории.) Европейские интеллектуалы так и не смогли до конца понять американскую философию прав человека. Суть европейской идеи освобождения сводилась к тому, что человек из раба абсолютистского государства, воплощенного в монархе, превращался в раба абсолютистского государства, воплощенного в народе, ~ полная зависимость от главы племени превращалась в зависимость от самого племени. Представление о необщинном существовании не могло проникнуть в умы, которые считали привилегию правления производителями материальных ценностей при помощи физической силы признаком благородства.