Нина Сагайдак - Мищенко Дмитрий Алексеевич - Страница 19

— Начальник госпиталя?

— Да. Но отчего ты так побледнела? Подбодрись! Тебя хотят поблагодарить за чудесный танец. Сам фон Глюк, известный почитатель балета, хочет тебя видеть.

Ах, вот оно что! Значит, все они еще здесь… как она испугалась, как колотится сердце! Непослушными руками торопливо и неловко натягивает платье…

Беспорядочно толпятся мысли в голове. Если фон Глюк еще здесь, это хорошо. Никто не должен заметить ее страх и тревогу. Главное, чтобы все было хорошо там, в госпитале.

Он в самом деле ждал ее, фон Глюк. Учтиво благодарил Нину за прекрасный концерт, хвалил талантливое исполнение танцев и сказал даже, что они, немецкие офицеры, надеются в будущем увидеть Нину Сагайдак на большой сцене…

В зале не смолкали аплодисменты. Нина поклонилась сначала фон Глюку, потом зрителям и побежала за кулисы.

Все. Теперь, кажется, можно собираться домой.

Никто не провожал ее в этот вечер, да она и не хотела никого видеть. Даже Володю Янченко. Сейчас им никак нельзя быть вместе. Быстрее, быстрее домой, в тишину и темноту своей комнатки; быть может, там успокоятся нервы, перестанет так гулко стучать сердце.

Дома все уже спали. Кое-как поужинав, Нина легла в кровать, но долго не могла уснуть. В голове мельтешили какие-то бесконечно длинные и запутанные дороги, входы и выходы, по которым пробирались те, кого спасали, и те, кто спасал.

Ах, как будет здорово, если побег удался и немцы не узнают, кто помог спасению партизан! А если догадаются или поймают на месте? Что тогда будет с тетей Олей? И со всеми остальными?

Вспомнила, как фон Глюк благодарил ее за концерт. Интересно, что он скажет завтра, а может быть, еще сегодня ночью, когда узнает, что из госпиталя бежали трое партизан, и среди них командир, бывший чекист? И произошло это именно в те часы, когда он любовался танцами и не скупился на комплименты, благодарил за концерт и ему вторили окружавшие его офицеры… Поймет ли он, что его обвели вокруг пальца. Вот рожу-то скорчит! Физиономии госпитального начальства даже рассмешили Нину, но ненадолго. Тревожные, гложущие мысли обступали ее со всех сторон…

Уже светало, когда она забылась в беспокойном сне.

Утром, проснувшись, сразу вспомнила, что Ольга Осиповна сейчас сдает или уже сдала дежурство в госпитале. Кто знает, как там все обошлось? Как объяснилось исчезновение партизан? Удалось ей доказать свою непричастность к этому делу? Кого в этом обвиняют? Надо бы разузнать как-нибудь…

Но как узнать? К Ольге Осиповне идти нельзя: она предупредила, чтобы к ней никто не приходил ни в госпиталь, ни домой. Куда же пойти? К Володе Янченко? Сегодня воскресенье, днем репетиций нет, и в клубе она его не найдет… А может быть, выйти в город? Вдруг случайно встретит Володю или кого-нибудь из своих знакомых. Такая новость, как побег партизан из госпиталя, должна быстро разнестись по городу.

Она знала, где живет Володя Янченко, и решила пройти мимо его дома. Если не встретится, то, может, он увидит ее из окна и выйдет на минутку…

Ей почему-то казалось, что все будет именно так. Володя увидит ее и выйдет к ней, скажет хоть пару слов. Но получилось все по-иному.

Несколько раз прошла она мимо дома Виноградовых, у которых жил Володя Янченко. Напрасно. Никого не увидела в окне его комнаты. И из знакомых почему-то никто не встретился на улице. Будто действительно почуяв какую-то опасность, все попрятались по домам.

Оставалось возвращаться к себе и ждать… Нина повернула на Базарную улицу и, лишь только вышла из-за церкви, увидела, что из бабушкиного двора идет ее школьная подруга Лида Шломен.

— Лида! — негромко окликнула ее Нина. — Ты ко мне приходила?

— О-ой, Ниночка! — Лида кинулась к ней навстречу. — Я ждала-ждала тебя и собралась уже домой…

— А что случилось? — насторожилась Нина, почуяв в голосе подруги что-то недоброе.

— Арестована Ольга Осиповна.

Казалось, всего можно было ожидать сегодня. И все же Нина не верила, не могла сразу поверить в ужас происшедшего. Она стояла ошеломленная, не в силах вымолвить ни слова. Но Лида подтвердила: да, ее соседи сами видели, как немцы вели Ольгу Осиповну.

— В госпитале или дома ее арестовали? — спросила наконец Нина.

— Не знаю.

— А за что, тоже не знаешь?

— Говорят, на работе что-то произошло.

«На работе, — подумала Нина, — значит, на нее пало подозрение. Впрочем, неизвестно, что там произошло. Могли застать ее, когда она выводила партизан из госпиталя… А может быть, им вовсе не удалось уйти?»

— Что же теперь будет с Ольгой Осиповной? Что будет! — тревожилась, едва сдерживая слезы, Нина.

— Да ты не убивайся, — успокаивала ее Лида, — может, ничего страшного не случилось, допросят и отпустят.

— Ой, нет! Еще не было такого, чтобы немцы выпускали арестованных. Попадешь к ним в лапы — и конец.

Девушки помолчали. Каждая думала о своем…

— Ты сказала уже об этом бабушке? — всхлипывая, спросила Нина.

— Сказала.

— Пойдем к нам домой. Одной мне так тяжело. Бабушка, наверно, горюет и плачет. Ведь тетя Оля самый близкий нам человек. Как она поддерживала нас! Теперь этой помощи не будет…

День тянулся томительный, бесконечно длинный. Лидия Леопольдовна совсем ослабела от горя; печальной тенью еле двигалась по комнате. А Нина хлопотала по хозяйству, кормила детей и неотвязно думала только об одном: как повидать Володю Янченко? Может быть, он что-нибудь знает о судьбе Ольги Осиповны.

Наконец она решилась и позвала братишку:

— Толя, дорогой, сделай, что я попрошу.

— А чего ты хочешь?

— Ты слышал, тетю Олю арестовали. Нужно позвать одного парня. Он знает, кто может помочь ей. Пойдешь, а, Толя?

— Конечно, пойду.

— Тогда бери эту записку и иди к Виноградовым. Он у них живет. Спроси Володю Янченко. А как выйдет он к тебе, отдашь эту записку, понял?

— Понял.

— Тогда одевайся и иди.

Толя застал Янченко дома. Володя не спрашивал, чей он и кто передал записку. Развернул, молча прочитал ее раз, потом другой.

Они никогда не встречались около почты и сегодня не договаривались о встрече. Янченко сразу понял, почему вызывает его Нина.

— Хорошо, — кивнул он Толе, — скажи, что я буду.

Подходя к почте, Володя еще издали увидел, что Нина взволнована.

— Ты слышал, — бросилась она к нему, — Ольга Осиповна…

— Слышал.

— Что же теперь будет?

— Не знаю. Пока еще ничего нельзя сказать.

— Ее заподозрили…

— Возможно, так. Беда еще в том… — Володя на мгновение замолчал, словно подыскивая слова, — в том… что побег удался только наполовину.

— Не понимаю, как это — наполовину?

— Девушки выбрались из госпиталя и бежали. А командир не успел. Застрял где-то. А где, никто не знает.

— И что же вы собираетесь делать?

— Ждать по крайней мере до завтра.

— А что даст ожидание? Если немцы заподозрили тетю Олю в организации побега, завтра же могут ее расстрелять.

— Ну нет. Я думаю, что они захотят прежде всего узнать, куда девался командир.

— Не верю я в это! — чуть не плача воскликнула Нина. — Разве с теми коммунистами, которых арестовали зимой, возились? Вывели в лес и расстреляли. Володя, нужно немедленно уведомить партизан. Пусть придумают, как освободить тетю Олю. Она не жалела себя, столько сделала для освобождения их товарищей.

— Партизаны сейчас далеко отсюда…

— А тот, что был в госпитале, разве не из партизанского отряда?

— Из отряда. Но не близкого. Прибыл сюда с каким-то заданием и попал в засаду.