Капитан звездолета (сборник) - Журавлева Валентина Николаевна - Страница 61

— Что случилось, друзья мои?

— Ты чуть не утопил нас, дурак.

Званцев поднял нос субмарины вертикально и начал подъем. Было четыре часа утра. Должно быть, “Кунашир” уже вышел к точке рандеву. Дышать в кабине было нечем. Ничего, скоро все кончится. Когда в кабине включен свет, стрелка батиметра кажется розоватой, а цифры — белыми. Шестьсот метров, пятьсот восемьдесят, пятьсот пятьдесят…

— Господин субмарин-мастер, — сказала Акико, — можно спросить?

— Можно…

— Ведь это удача, что мы так скоро нашли ика?

— Мы его не нашли. Это он нас нашел. Он, наверное, километров десять за нами тащился, присматривался. Кальмары всегда так.

— Званцев, — простонал Белов. — Нельзя ли поскорее?

— Нельзя, — сказал Званцев. Терпи.

“Почему ему ничего не делается? — подумал Белов. — Может быть, он действительно железный? Или это привычка? Господи, только бы увидеть небо! Только бы увидеть небо, и я никогда больше не пойду в глубоководный поиск. Только бы удались фото. Я устал. А вот он совершенно не устал. Он сидит чуть ли не вверх ногами, и ему ничего не делается. А у меня от одного взгляда на то, как он сидит, тошнота”.

Триста метров…

— Званцев, — снова сказал Белов. — Что ты будешь делать завтра?

Званцев ответил:

— К “Кунаширу” придут Хен Чоль и Вальцев со своими субмаринами. Завтра вечером мы прочешем впадину и перебьем остальных.

Завтра вечером он снова спустится в эту могилу. И он говорит это спокойно и с удовольствием!

— Акико-сан!

— Да, господин Белов?

— Что вы завтра делаете?

Званцев взглянул на батиметр. Двести метров. Акико вздохнула.

— Не знаю, — сказала она.

Они замолчали. Они молчали до тех пор, пока субмарина не всплыла на поверхность. Субмарина закачалась на легкой волне.

— Открой люк, — сказал Званцев.

Белов поднял руки, передвинул защелки замка и толкнул крышку вверх.

Погода изменилась. Ветра больше не было, туч тоже не было. Звезды были маленькие и яркие, в небе висел огрызок луны. Океан лениво гнал небольшие светящиеся волны. Волны плескались у башни люка.

Белов первым выкарабкался наружу, за ним вылезли Акико и Званцев. Белов сказал:

— Как хорошо!

Акико тоже сказала:

— Хорошо.

Званцев тоже подтвердил, что хорошо, и добавил, подумав:

— Просто замечательно!

— Разрешите, я искупаюсь, господин субмарин-мастер, — сказала Акико.

— Купайтесь, пожалуйста, — вежливо разрешил Званцев и отвернулся.

Акико разделась, сложила одежду на край люка и потрогала ногой воду. Красный купальник на ней казался черным, а ноги и руки — неестественно белыми. Она подняла руки и бесшумно соскользнула в воду.

— Пойду-ка я тоже, — сказал Белов.

Он тоже разделся и сполз в воду. Вода была теплая. Белов обогнул “Ольгу”, подплыл к корме и сказал:

— Замечательно!

Затем он вспомнил лиловое щупальце толщиной в телеграфный столб и поспешно вскарабкался на субмарину. Подойдя к люку, на котором сидел и курил Званцев, он сказал:

— Вода теплая, как парное молоко. Дай сигарету.

Званцев дал ему сигарету, и они сидели и молча курили, пока Акико плескалась в воде. Голова ее черным пятном качалась на фоне светящихся волн.

— Завтра мы перебьем их всех, — сказал Званцев. — Всех, сколько их там осталось. Нужно торопиться. Киты пойдут над впадиной через неделю.

Белов, вздохнув, щелчком отбросил окурок.

Акико подплыла и ухватилась за край люка.

— Господин субмарин-мастер, можно завтра я опять с вами? — спросила она с отчаянной смелостью.

Званцев ответил медленно:

— Конечно, можно.

— Спасибо, господин субмарин-мастер…

На юге над горизонтом поднялся и уперся в небо луч прожектора. Это был сигнал с “Кунашира”.

— Пошли, — сказал Званцев поднимаясь. — Вылезайте, Акико-сан.

Он взял ее за руку и легко поднял из воды. Белов мрачно сообщил:

— Я посмотрю, какая получилась пленка. Если плохая, я тоже спущусь с вами.

— Только без коньяка, — сказал Званцев.

— И без духов, — добавила Акико.

— И вообще я спущусь с Хен Чолем, — сказал Белов. — Втроем в этих кабинах слишком тесно.

В. Журавлева

Астронавт (Капитан звездолета)

“— Что сделаю я для людей?!

— сильнее грома крикнул Данко.

И вдруг он разорвал руками себе

грудь и вырвал из нее свое сердце

и высоко поднял его над головой”.

М.Горький

Мне придется в нескольких словах объяснить, что привело меня в Центральный Архив Звездоплавания. Иначе будет непонятно, о чем я хочу рассказать.

Я — бортовой врач, участвовала в трех звездных экспедициях. Моя медицинская специальность — психиатрия. Астропсихиатрия, как сейчас говорят. Проблема, которой я занимаюсь, возникла давно — в семидесятых годах двадцатого века. В те времена полет с Земли на Марс длился свыше года, на Меркурий — около двух лет. Двигатели работали только на взлете и при посадке. Астрономические наблюдения с ракет не велись — для этого существовали обсерватории на искусственных спутниках. Что же делал экипаж в течение многих месяцев полета? В первых рейсах — почти ничего. Вынужденное безделье приводило к расстройству нервной системы, вызывало упадок сил, заболевания. Чтение и радиопередачи не могли заменить то, чего не хватало первым астронавтам. Нужен был труд, причем творческий, к которому привыкли эти люди. И вот тогда было предложено комплектовать экипажи людьми увлекающимися. Считалось, что чем именно они увлекаются — безразлично, лишь бы это давало им занятие в полете. Так появились пилоты, которые были страстными математиками. Появились штурманы, занимающиеся изучением древних рукописей. Появились инженеры, отдающие все свободное время поэзии…

В летных книжках астронавтов прибавился еще один — знаменитый двенадцатый — пункт: “Чем увлекаетесь?” Но очень скоро пришло другое решение проблемы. На межпланетных трассах начали летать корабли с атомарно-ионными двигателями. Продолжительность полетов сократилась до нескольких дней. Двенадцатый пункт вычеркнули из летных книжек.

Однако несколько лет спустя эта проблема возникла вновь и еще более острой форме. Человечество вступило в эпоху межзвездных перелетов. Атомарно-ионные ракеты, достигавшие субсветовых скоростей, тем не менее годами летели к ближайшим звездам. Перелеты продолжались восемь, двенадцать, иногда двадцать лет…

В летных книжках вновь появился двенадцатый пункт. Межзвездный перелет, с точки зрения пилотирования, на 99,99 % состоял из вынужденного безделья. Телепередачи прерывались уже через несколько дней после отлета. Еще через месяц умолкала рация. А впереди были годы, годы, годы…

Экипаж ракеты тех времен составляли всего шесть — восемь человек. Тесные каюты, оранжерея длиной в полсотни метров — вот и все жизненное пространство. Нам, летающим на межзвездных лайнерах, трудно представить себе, как люди обходились без гимнастического зала, без плавательных бассейнов, без стереотеатра и прогулочных галерей…

Но я отвлеклась, а рассказ еще не начат.

Я не знаю, не успела еще узнать, какой архитектор создал здание Центрального Архива Звездоплавания. Это очень талантливый человек. Талантливый и смелый. Здание расположено на берегу Сибирского моря, возникшего двадцать лет назад, когда на Оби была построена плотина. Главный корпус Архива стоит на прибрежных холмах. Не знаю, как это удалось сделать, но, кажется, здание висит над водой. Легкое, устремленное вверх, похожее издали на белый парусник…

В Архиве работают пятнадцать человек. С некоторыми я успела познакомиться. Почти все они приехали сюда на время. Австралийский писатель собирает материалы о первом межзвездном перелете. Ученый-ленинградец пишет историю Марса. Застенчивый индус — знаменитый скульптор. Два инженера — рослый саратовский парень с лицом Чкалова и маленький, вежливо улыбающийся японец — работают над каким-то проектом. Каким именно — я не знаю. Японец очень вежливо ответил на мой вопрос: “О, это совершенно пустяковое дело! Оно не достойно утруждать ваше высокое внимание”.