Эдуард Зюсс - Обручев Владимир Афанасьевич - Страница 21

Занимаясь геологическими и экономическими задачами, Зюсс должен был принять участие в разрешении вопросов, возникших в связи с кризисом денежного обращения, разразившимся в Австрии. Германия, получавшая крупную военную контрибуцию после франко-прусской войны, установила у себя монометаллизм, выполнила в больших размерах чеканку золотой монеты и начала распродавать, постепенно понижая цены, запасы серебра.

Уже в половине 1876 года отношение ценности золота и серебра было 1:19 вместо прежних 1:15,5, то есть за один килограмм золота приходилось давать 19 килограммов серебра, вместо прежних 15,5 килограмма. Зюсс написал небольшую книжку «Будущность золота», в которой рассмотрел все известные месторождения этого металла. Указав на заметное падение его добычи в наиболее богатых им странах — Калифорнии и Сибири, и сопоставив с этим открытие богатейших месторождений серебра в Мексике и Южной Америке, он доказывал, что запасы золота на земле ограничены и что поэтому нужно отдать предпочтение серебру, так как в противном случае немногие страны, обладающие месторождениями золота, при падении его добычи, могут сильно повышать его цену в ущерб всем остальным.

Позднее, благодаря мероприятиям Германии, падение серебра достигло такой степени, что в Австрии бумажный гульден ценился дороже, чем серебряный. В связи с этим на монетный двор Вены поступало на миллионы серебра, принадлежавшего другим государствам. Оно перечеканивалось в монету и обменивалось на австрийские бумажные гульдены, что причиняло Австрии огромные убытки.

Министр финансов спросил Зюсса, не следует ли приостановить чеканку серебра, и Зюсс посоветовал сделать это в качестве меры самозащиты. Министр не решался внести этот вопрос на рассмотрение обеих палат, так как публичная дискуссия повлекла бы за собой новые осложнения, и, нарушив конституцию, он запретил чеканку серебра специальным постановлением правительства.

Русско-турецкая война. Империалистический угар. Поездка в Швейцарию

Русско-турецкая война 1877–1878 годов задевала интересы и Австро-Венгрии. Успех плавания по Дунаю зависел от свободы выхода в Черное море, которая была установлена после Севастопольской войны, на Парижском конгрессе 1856 года. Тогда Дунай был причислен к свободным рекам, пароходство по которым не облагалось пошлиной. Дунай делится в устье на три рукава. Правый находился в то время под обстрелом турецких, левый — под обстрелом русских пушек. Австрийцы выбрали поэтому для плавания средний, хотя и самый маловодный. Но русские в начале войны загородили его, утопив в нем судно. Кроме того Австрия опасалась, что пограничные с нею Босния и Герцеговина — турецкие провинции, на которые пред'являли свои претензии Сербия и Черногория, — попадут в сферу влияния России. Такое опасное соседство не очень тревожило немецкую партию Зюсса, полагавшую, что угроза России заставит Австрию искать сближения с Германией, но Зюсс в этом вопросе занял особую позицию.

В августе 1877 года Зюсс поместил в газете «Neue Freie Presse» (наиболее влиятельной в Австрии) письмо, в котором доказывал, что нельзя допустить утверждения русского влияния в долине Дуная. Зюсс выдвигал вместе с тем проблему приобщения Боснии и Герцеговины к государству Австро-Венгерскому. Это письмо, естественно, встревожило и членов немецкой партии. Скромную квартиру Зюсса стали посещать многочисленные и разнообразные гости — ученые, корреспонденты, направлявшиеся на театр войны, и другие. В половине сентября у Зюсса был какой-то иностранец, выражавший большие симпатии к Турции и возмущавшийся явным правонарушением со стороны России. Неизвестный убеждал Зюсса опубликовать записку, которую подписали бы видные деятели, где вновь была бы изложена точка зрения Зюсса на вмешательство Австрии в балканские дела. Но разговор шел в общей форме и не привел к определенному решению. Посетитель заявил, что он спешно едет в Константинополь.

На следующее утро Зюсс увидел на своем столе письмо, в котором не только было точно указано желательное содержание предполагаемой записки, но и были приложены деньги «на предварительные» расходы, то есть, повидимому, на подкуп единомышленников.

Зюсс был возмущен. Деньги он передал на хранение и в письме, адресованном в Константинополь до востребования, сообщил об этом, высказав в достаточно ясных выражениях свое отношение к поступку посетителя. Через несколько недель граф Андраши, председатель кабинета министров, вызвал Зюсса с заседания парламента и показал ему письмо, которое турецкая полиция задержала и переслала правительству Австро-Венгрии. Этот случай повлек за собой неоднократные беседы Андраши с Зюссом. Андраши всячески успокаивал Зюсса и выражал ему полное доверие. Зюсс не подозревал, что Россия, встревоженная империалистическим брожением в Австрии, заключила с последней договор о невмешательстве именно на основе передачи Боснии и Герцеговины протекторату Австрии в том случае, если война с Турцией окончится благополучно для России.

Так империалистическое горение Зюсса пропадало впустую.

Успехи русской армии, подошедшей к Константинополю и заставившей Турцию подписать предварительный мир в Сан-Стефано, встревожили европейские державы, которым пришлось опасаться чрезмерного усиления царской России. Результатом этого был конгресс в Берлине, на котором обсуждались условия мира с Турцией.

На этом конгрессе Австро-Венгрия получила протекторат над Боснией и Герцеговиной и ввела туда свои войска. Захватнические мечты Зюсса, возникшие в 1867 году при посещении пограничной местности осуществились.

События этого тревожного года сильно утомили Зюсса, и он был рад наступлению летних каникул, позволившему ему покинуть Вену. В сопровождении восьми молодых геологов он отправился в Альпы и Италию. Экспедиция поставила себе задачей изучить воздействие древнего вулканического извержения на известняки Предаццо в Тироле, изменение известняка под влиянием горообразовательной силы в горе Юнгфрау в Швейцарии и, наконец, то же изменение, причиненное молодым вулканическим влиянием глыбам известняка в стенках старого кратера Везувия — Соммы.

На Юнгфрау экскурсанты имели редкую возможность видеть образование ледниковой лавины. На их глазах с конца одного из висячих ледников сорвалась с треском и грохотом, многократно повторенным эхом, большая масса льда. Огромные глыбы отрывались от нее и, прорезая воздух дугообразным падением, ударялись о выступы скал и отскакивали, рассыпаясь на сотни кусков. Главная масса ползла по ложбине склона подобно потоку белой лавы. Фронт ее был окутан облаком снежной пыли. Внизу движение замедлилось и наконец, на два километра ниже отрыва, лавина остановилась. Место отрыва вверху представляло стену свежего сине-зеленого льда. Все это явление очень величественно, но, к сожалению, его крайне редко удается наблюдать, так как оно заканчивается в течение 5–6 минут.

В июле Зюсс наблюдал на Везувии залеченный разрыв 1872 года, а в августе он уже выступал на собрании своих избирателей в Вене. Политическая жизнь снова заполнила его.

Осень этого года также была тревожна. Оккупация Боснии и Герцеговины не обошлась без вооруженного сопротивления порабощенного славянского населения, и крови было пролито много. Отношение к оккупации в парламенте было различное. Немецкая партия в большинстве осталась на прежних позициях и высказывалась против оккупации. Зюсс и его друзья возмущались этим и были озабочены расколом, который грозил немецкой партии при обсуждении в парламенте постановлений Берлинского конгресса и внешней политики министерства. В парламенте Зюсс выступал докладчиком от имени комиссии, одобрявшей решение Берлинского конгресса. Немецкая партия раскололась — 42 члена ее голосовали против оккупации.

В эти трудные дни зимы 1878–1879 года Зюссу пришлось заняться еще одним ответственным делом. 10 февраля в каменноугольной копи Деллингер, расположенной в семи с половиной километрах от курорта Теплица, из забоя угольного пласта в 14 метров толщины начала просачиваться вода. Количество ее все увеличивалось, и она сделалась теплой. На следующий день, когда эта и три соседние копи были затоплены, погибло много рабочих. Через два дня заметили уменьшение силы горячих источников курорта, которые на следующий день совершенно иссякли.