Упрямец Керабан - Верн Жюль Габриэль - Страница 9

Глава пятая,

Европейская Турция в настоящее время делится на три главные части: Румелию (Фракия и Македония), Албанию и Фессалию, а также зависимую провинцию Болгария. По трактату 1878 года[71] королевство Румыния (Молдавия, Валахия и Добруджа), княжества Сербия и Черногория были объявлены независимыми, а Австрия оккупировала Боснию, за исключением санджака Нови-Пазар[72].

Поскольку господин Керабан решил проследовать по периметру Черного моря, то его маршрут к русской границе должен был проходить вдоль побережья Румелии, Болгарии и Румынии. Оттуда, пройдя через Бессарабию, Херсонес, Тавриду[73] или же через области черкесов по Кавказу и Закавказью, этот маршрут огибал северный и восточный берега древнего Понта Эвксинского[74] и доходил до пределов, отделяющих Россию от Оттоманской империи[75].

В дальнейшем по анатолийскому южному берегу Черного моря самый упрямый из османов рассчитывал достичь Босфора и Скутари, не заплатив нового налога.

Все вместе это составляет шестьсот пятьдесят турецких агачей — около двух тысяч восьмисот километров, или семьсот лье. Ну а поскольку с 17 августа до 30 сентября — сорок пять дней, то за сутки нужно было преодолевать по пятнадцати лье при желании вернуться хотя бы к самому крайнему сроку свадьбы Амазии. В случае опоздания — прощайте сто тысяч ливров тетки! Однако использование таких быстрых средств передвижения, как железная дорога, давало возможность легко выиграть время и сократить путь. Например, отправившись из Константинополя по железной дороге в Адрианополь и — по ее ответвлению — в Янболи. Далее к северу ветка из Варны в Рущук соединяется с железнодорожными путями Румынии, а они, в свою очередь, проходя по южной России через Яссы, Кишинев, Харьков, Таганрог, Нахичевань[76] упираются в Кавказский хребет. Наконец, ветка из Тифлиса в Поти проходит до побережья Черного моря почти у турецко-русской границы. Правда, затем в турецкой Азии нет железнодорожной связи с Бурсой, но уже от нее проходит ветка до Скутари.

Однако нечего было и надеяться довести все эти доводы до понимания господина Керабана. Забраться в железнодорожный вагон, ему, приверженцу старой Турции, который в течение сорока лет всеми силами сопротивлялся вторжению европейских изобретений? Никогда! Скорее он отправится пешком.

Неудивительно, что тем же вечером, как только ван Миттен и господин Керабан вошли в галатскую контору, между ними сразу начался спор по этому вопросу.

На первые же слова голландца об оттоманских и русских железных дорогах господин Керабан ответил сперва пожатием плеч, а затем решительным отказом.

— Однако!.. — задумчиво произнес ван Миттен, который уже заранее смирился со всем и настаивал лишь для формы.

— Если я сказал «нет», значит, «нет»! — возразил господин Керабан. — К тому же вы — мои гости, я отвечаю за вас и мне должна быть предоставлена свобода действий!

— Пусть так, — сказал ван Миттен, — но, может быть, вместо железной дороги найдется какое-нибудь простое средство вернуться в Скутари, не пересекая Босфора и не плавая по Черному морю?

— Ну и какое же? — спросил Керабан, хмуря брови. — Если оно хорошее, я приму, если плохое, откажусь.

— Оно превосходно. — ответил ван Миттен.

Говорите быстро! Нам нужно готовиться к отъезду. Нельзя терять ни часа!

— Друг Керабан, мы можем добраться до самого близкого к Константинополю черноморского порта, зафрахтовать пароход…

— Пароход! — воскликнул господин Керабан, которого слово «пар» обычно выводило из себя.

— Нет, судно. Простое парусное судно, — поспешил поправиться ван Миттен, — шебек[77], тартану, каравеллу — и направимся в один из портов Анатолии, например, Кирпих[78]! Оказавшись на этом пункте побережья, мы за один день спокойно доберемся по суше до Скутари и там весело выпьем за здоровье Мушира!

До этого момента господин Керабан слушал своего друга не перебивая, и тот, вероятно, уже воображал себе, что его предложение будет принято, тем более что оно никак не задевало хозяйского самолюбия. Однако после того, как господин Керабан его выслушал, глаза торговца загорелись, а пальцы сжались в кулаки.

— Итак, ван Миттен, — сказал он, — ваш совет сводится к тому, чтобы сесть на корабль на Черном море и, таким образом, не пересекать Босфор?

— По-моему, это было бы хорошим ходом, — ответил ван Миттен.

— Вы когда-нибудь слышали о морской болезни?

— Конечно, друг Керабан.

— И вы, разумеется, никогда от нее не страдали?

— Никогда! Впрочем, в такой короткой поездке…

— Такой короткой! — воскликнул Керабан. — Вы, кажется, сказали — «в такой короткой поездке»?

— Едва шестьдесят лье.

— Да пусть хоть пятьдесят, двадцать, десять, пять! — закричал господин Керабан, которого противоречие, как обычно, начинало раздражать. — Хоть два, хоть одно — все равно это слишком много для меня!

— Поразмыслите, однако…

— Вы знаете Босфор?

— Да.

— Перед Скутари он едва в пол-лье шириной?

— Действительно.

— Так вот, ван Миттен, стоит только подняться небольшому бризу[79], когда я передвигаюсь по морю в моем каике, и у меня морская болезнь.

— Морская болезнь?

— Она настигает меня в пруду. В ванной! Осмельтесь теперь еще говорить о таком пути! Или предлагать мне шебек, тартану, каравеллу и иную, подобную по мерзости посудину! Осмельтесь только!

Само собой, что достойный голландец не осмелился, и вопрос о плавании по морю был закрыт.

Какие же возможности для путешествия оставались еще? Поездки по собственно Турции достаточно затруднены, но вообще возможны. На дорогах существуют почтовые станции, и ничто не мешает путешествовать на лошади со своими припасами и проводником, если, конечно, не пытаться следовать за почтовым курьером, называемым «татарин», что было бы крайне утомительно. Разумеется, не собирался этого делать и господин Керабан. Да, он поедет быстро, но одновременно и комфортабельно. Вопрос был только в деньгах, а это, конечно, никак не могло остановить богатого негоцианта из Галаты.

— Хорошо, — сказал, покорившись, ван Миттен. — Но раз мы не поедем ни по железной дороге, ни на корабле, то как же будем передвигаться, друг Керабан?

— В почтовой карете.

— С вашими лошадьми?

— С лошадьми почтовых станций.

— Да, если они будут в вашем распоряжении на всем пути!..

— Будут!

— Это вам дорого обойдется!

— Это мне обойдется во столько, во сколько обойдется! — ответил господин Керабан, опять начиная приходить в возбужденное состояние.

— Вы не отделаетесь тысячью турецких лир, а возможно, и полутора тысячами!

— Пусть так! Тысячи, миллионы! — воскликнул Керабан. — Да! Миллионы, если нужно! Ваши возражения исчерпаны?

— Да! — ответил голландец.

— Давно бы так!

Эти последние слова были произнесены таким тоном, что ван Миттен промолчал.

Тем не менее он все же заметил своему властному хозяину, что для подобного путешествия потребуются большие затраты; что он ждет из Роттердама значительную сумму, которую рассчитывает вложить в Константинопольский банк; что на данный момент у него нет больше денег и что… В ответ на это господин Керабан заставил его умолкнуть, говоря, что все расходы на поездку касаются лишь его одного; что ван Миттен — его гость; что богатый негоциант квартала Галата не привык заставлять своих гостей платить и что… и так далее.