Зов Морского царя - Неволина Екатерина Александровна - Страница 25

Александра, зябко кутаясь в светлый тонкий палантин, тоже смотрела с беспокойством. Ну вот, навел панику, напугал друзей, а ведь никто не должен знать, что у Глеба появились сомнения в том, что он может вернуться.

– Глеб, может, снова посмотрим документы? Мне кажется, там должно быть что-то еще, – сказала девушка, прикоснувшись прохладными пальцами к его руке. Саша всегда чувствовала очень тонко.

– Потом и документы посмотрим, – отмахнулся он как можно беспечнее. – Погодите, не мешайте, мне надо сосредоточиться.

Сказав это, Глеб пошел вдоль берега. Чайки настороженно следили за его передвижением, но больше не делали попытки напасть, наблюдали издали. Вот они – земные глаза Морского царя. Почему же они не проследили за убийцей его дочери? Ах да, в документах упоминалось, что убийцу Отто фон Марка доставили на рассвете, значит, дело происходило ночью, ночью птицы спят, а к утру все было уже кончено, вот чайки и не застали рыцаря в мире живых. Волны нетерпеливо накатывались на берег и отступали, оставляя пену, тут же жадно впитываемую песком.

Берег был чистым, только под ногами лежал кусочек водоросли в виде светло-зеленой веточки, похожей на веточку земного растения. Под водой, наверное, тоже есть свои сады…

Глеб наклонился, чтобы поднять водоросль, а когда выпрямился, решил, что у него потемнело в глазах – вокруг было темно, как ночью. Море отодвинулось от него и сейчас бешено кипело волнами. Над водой сверкали вспышки молний, отражаясь в бушующей воде.

Друзей рядом не было, зато неподалеку от него, на высокой песчаной дюне, виднелся силуэт человека, ясно различимый на фоне освещенного зарницами неба. Человек стоял лицом к морю и что-то кричал, размахивая руками. Он казался сумасшедшим и вместе с тем вызывал дрожь.

«Отто фон Марк, собственной персоной», – догадался Глеб и поспешил к холму, чтобы не пропустить ничего из того, что там происходило.

Когда Глеб уже взбирался наверх, темная фигура Отто фон Марка пропала под оглушительный раскат грома.

Глеб, чувствуя опасность всем своим существом, пригнулся и, насколько это позволяла конспирация, ускорил форсирование дюны. На ее верху, рядом с искореженным, словно изогнувшимся в судороге кустом, лежал человек. На губах его еще остывала кровавая пена, ноги были подогнуты, а из живота торчала длинная толстая палка. Над человеком стоял другой, высокий и широкоплечий, но очень худой, с впалой грудью и растрепанными светлыми волосами.

Убийца, понял Глеб.

Светловолосый что-то темпераментно говорил, изредка пиная своего уже мертвого врага. А взгляд Глеба остановился на гуслях, выпавших из рук умирающего рыцаря. Сделанные из темного дерева или потемневшие от времени, совсем простые, без единого узора, без единого маломальского украшения, они лежали совсем близко – только протяни руку. Глядя на них, Глеб чувствовал, как его пробирает дрожь. Гусли словно сами просились к нему в руки. Еще один взгляд на светловолосого. Тот даже не смотрел в его сторону, он не заметил гусли и, тем более, не мог знать их ценности.

Сердце подпрыгнуло в груди. Сейчас. Все может закончится уже сейчас. В том, что мир прошлого становится для Глеба все более и более материальным, есть свои плюсы. Теперь он осторожно протянет руку, подтащит к себе гусли и так же тихо уйдет прочь, предоставив и мертвого Отто фон Марка, и его убийцу их собственной судьбе. Ему, Глебу, нет до них никакого дела. Гусли будут принадлежать ему. Они хотят принадлежать ему, парень ощущал это необыкновенно ясно.

Затаив дыхание, Глеб осторожно потянулся к гуслям. Ребятам не нужно будет больше подвергать себя опасности, отстаивая свои интересы в неравной битве с таинственными врагами, не придется рыться в архивах и обыскивать старые замки, рискуя свернуть шею на высоких ступенях… Он придет и принесет им гусли…

Пальцы коснулись старого потемневшего дерева, и по всему телу прошел словно электрический разряд.

Хотя, собственно, зачем отдавать кому-то гусли? Они могут быть его собственной вещью. Если хорошенько подумать, они просто созданы для Глеба! Он и так добивается успехов в переговорах, умеет расположить к себе людей, но гусли сделают его в этом богом. С ними он добьется великих успехов. Он уже не будет рыскать по подземельям, он сам организует школу. А что, отличная идея. Всегда можно отыскать талантливых, молодых и рьяных ребят, которые сделают для него всю черную работу, а он станет…

На этом моменте Глеб вдруг сообразил, кем он станет, и в ужасе отдернул руку.

Он мог поклясться, что даже не притронулся к струнам, но они вдруг издали громкий, не заглушаемый даже возмущенным гулом моря аккорд, похожий на разочарованный тягостный вздох.

Светловолосый выхватил короткий кинжал и быстро огляделся, а потом нагнулся и поднял гусли.

«Еще не все потеряно», – мелькнула в голове у парня мысль: если немедленно напасть, враг не успеет воспользоваться оружием, а уж потом у него не будет шансов – Глеб с одного удара выбьет у него из руки нож и отберет драгоценные гусли…

Пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы не поддаться новому искушению. Прав был Ян, убийственно прав, когда говорил о силе и воле, которыми обладает каждый из артефактов. Гусли не приносят добра. Садко они привели на морское дно. Затем приманили к себе Отто фон Марка и, вкусив кровавую жертву, выбрались на берег, чтобы снова искушать золотым флером власти и мнимого всемогущества. Мнимого – вот основное слово.

Где-то совсем рядом зашелестела трава, визгливо лязгнул металл, и Глеб обрадовался, что не поддался порыву вскочить и отобрать гусли: вокруг все еще растерянно стоящего светловолосого возникли коренастые фигуры. Парень разглядел у ближайшей из них белый плащ с нашитым на него черным крестом. Тевтонцы, соратники убитого рыцаря, взяли его убийцу в кольцо. Глеб только чудом оказался вне пределов этого круга – и то лишь потому, что затаился, не выскочил.

Рыцари сблизились. Какое-то время парень видел только их широкие, накрытые плащами спины. А потом они вновь отступили, и двое из них тащили светловолосого, которого теперь едва можно было узнать из-за разбитого в кровь лица. Его волокли под руки, а босые ноги безвольно волочились по песку, оставляя глубокие следы, похожие на две вспаханные борозды. Еще двое рыцарей сняли плащи и сделали из них что-то вроде погребальных носилок, куда положили тело Отто фон Марка.

Глеб вжался в песок, и его не заметили, прошли мимо, грубо переговариваясь по-немецки. По-старонемецки. Может, Александра поняла бы их, но Глебу не требовался перевод. Он и так догадался, что пленного отвезут в замок, куда под покровом тайны уже прибыл сам глава Тевтонского ордена.

Убийца рыцаря не обладал сокровищем долгое время. Теперь его ждут допросы и смерть – может быть, довольно гуманная, через повешение, может, более изощренная, например, четвертование – в качестве урока для остальных, но хуже всего, если он станет узником мрачных подвалов замка, куда не заглядывает ни единый лучик света, где заключенные забывают даже собственное имя и, пока не сходят с ума, ежечасно молят о скорейшей смерти…

Заржали и захрипели кони, почувствовав мертвое тело. Животные очень чувствительны к смерти. Глеб знал это и сейчас, вырвав из песка длинную сухую травинку, он, как никогда, чувствовал зыбкость границы между жизнью и смертью. Жизнь и смерть – летящая в воздухе монетка, никогда не знаешь, какой стороной она упадет…

Он не знал, сколько прошло времени. Но над песчаными холмами слабо заалело небо. Медленно поднимающееся солнце бросило на горизонт розовые блики, наступало утро.

Море уже не билось так бешено, но над водой и над дюнами летали чайки, гортанно перекрикиваясь, словно разыскивая что-то… вернее, кого-то. Глеб прекрасно знал, кого. Надо будет дать знать Чернаве, что их враг давным-давно мертв.

Парень скатился с дюны на пляж. Что-то было не так.

Ах да, он никогда не оставался так надолго в прошлом.

Прошлое, как зыбучий песок, засасывает его все глубже и глубже… Но должен ведь быть какой-то выход… Должен!