Сингл и Сингл - ле Карре Джон - Страница 19

— столько-то тысяч пулеметов, винтовок, приборов ночного видения, противопехотных и противотанковых мин, шариковых бомб, ракет, танков и артиллерийских стволов отправлено по поддельным сертификатам новым африканским деспотам и наркотиранам;

— столько-то миллиардов наркодолларов впрыснуто в так называемую «белую» экономику;

— столько-то тонн чистого героина переправлено через Испанию и Северный Кипр в следующие европейские порты;

— столько-то тонн поступило на оптовый рынок Великобритании, розничная, то есть уличная, цена товара — многие сотни миллионов фунтов, столько-то килограммов перехвачено, одна десятитысячная процента от общего веса поступающего в страну героина.

— Незаконный оборот наркотиков, — вещала докладчик, — составляет одну десятую всей мировой торговли.

Американцы тратят на наркотики семьдесят восемь миллиардов долларов в год.

За последние десять лет мировое производство кокаина удвоилось, героина

— утроилось. Эта сфера человеческой деятельности приносит четыреста миллиардов долларов в год.

Военная элита Южной Америки ставит теперь на наркотики, а не на войну. Страны, которые не могут их выращивать, предлагают собственные лаборатории или средства доставки, чтобы ухватить свой кусок пирога.

Не участвующие в процессе государства поставлены перед дилеммой. Должны ли они осуждать успехи теневой экономики, при условии, что могут себе такое позволить, или, наоборот, поучаствовать в процветающем бизнесе?

Для стран с диктаторским правлением, где общественное мнение в расчет не принимается, ответ очевиден.

В демократических государствах действовал двойной стандарт: те, кто осуждал распространение наркотиков, давали зеленый свет теневой экономике, те, кто проповедовал декриминализацию, выдавали преступникам охранные грамоты… а уж с этого плацдарма мудрая женщина без труда перекинула мостик к лежбищу Гидры.

— Преступность более не существует в изоляции от государства, если вообще когда-нибудь существовала, — заявила она с вескостью школьной директрисы, обращающейся к своим выпускникам. — Сегодня ставки слишком высоки, чтобы оставлять преступность на откуп преступникам. Теперь мы имеем дело не с отдельными отчаянными правонарушителями, которые выдают себя неуклюжестью или повторными действиями. Когда контейнер с кокаином, доставленный в британский порт, стоит сто миллионов фунтов, а годовое жалованье портового инспектора составляет сорок тысяч фунтов, мы имеем дело с такими же, как мы. Речь идет о способности портового инспектора преодолеть искушение. Начальника портового инспектора. Портовой полиции. Их начальников. Таможни. И их начальников. Речь идет о силовиках, банкирах, адвокатах, менеджерах, которые смотрят в другую сторону. Абсурдно полагать, что действия всех этих людей могут быть синхронизированы без наличия центральной командно-контрольной структуры, без активного участия тех, кто занимает очень высокие посты. Все это мы и называем Гидрой.

За спиной женщины засветился экран, показывая схему политического устройства Великобритании, отдаленно напоминающую генеалогическое древо. Желтым цветом выделялись головы Гидры и связывающие их линии. Автоматически Брок нашел столичную полицию, в ней — профиль лысого Порлока, от которого тянулось множество желтых линий. Родился в Кардиффе в 1948-м — всю биографию Порлока Брок знал наизусть, — в 1970-м поступил на службу в региональный отдел расследования преступлений западных центральных графств, получил взыскание за излишнее рвение при выполнении должностных обязанностей, конкретно, за подделку улик. Отпуск по болезни, перевод с повышением. 1978-й, служба в портовой полиции Ливерпуля. Способствовал аресту и осуждению только что сложившейся группы по контрабанде наркотиков, которая посмела конкурировать с теми, кто имел наработанные связи. Через три дня после суда отправился в полностью оплаченный отпуск в Южную Испанию с лидерами вышеуказанной банды. Заявил, что собирал важную информацию о преступном мире, оправдан, переведен с повышением. 1985-й — находился под следствием по подозрению в получении взяток от лидера бельгийского наркосиндиката. Оправдан, получил благодарность, переведен с повышением. 1992-й, появился на страницах одного из английских таблоидов, его запечатлели в ресторане Бирмингема, пользующемся особой популярностью у геев, за ленчем с двумя сербами, замешанными в незаконную торговлю оружием. Называлась статья: «ПОРЛОК И ОРУЖИЕ». С подзаголовком: «На чьей вы стороне, суперинтендант?» Получил по суду пятьдесят тысяч фунтов за причиненный моральный ущерб, оправдан проведенным внутренним расследованием, переведен с повышением. «Как ты можешь каждое утро смотреть на себя в зеркало?» — мысленно спрашивал его Брок. И получал ответ — легко. «Как ты спишь по ночам?» И получал ответ — прекрасно. И получал ответ — у меня тефлоновая шкура и совесть мертвеца. И получал ответ — я сжигаю документы, запугиваю свидетелей, покупаю союзников, хожу с гордо поднятой головой.

Заседание завершилась, как обычно, на печальной ноте. С одной стороны, их подбадривали: в войне с человеческими преступлениями годились все средства. С другой — они понимали: несколько поверхностных ран на теле их вечного врага — это все, на что они могли рассчитывать, даже если бы дожили до тысячи лет и все их усилия приносили результат.

Оливер и Брок сидели в шезлонгах под ярким зонтиком в садике дома в Камдене. На столе стоял поднос с чайными принадлежностями и печеньем. Тонкий фарфор, хороший чай, не пакетики, невысокое весеннее солнце.

— Чай в пакетиках — это пыль, — говорил Брок, не чуждый маленьким слабостям. — Если хочется выпить хорошего чая, надо брать листовой, а не пакетики.

Оливер прятался в тени зонтика. После приезда он не переоделся, сидел в джинсах, сапогах, синей парке. Брок надел глупую соломенную шляпу, которую команда шутки ради купила ему в «Камден лок». Оливер никогда не ссорился с Броком. Брок не заманивал его в ловушку, не соблазнял, не подкупал, не шантажировал. Оливер, не Брок, потер волшебную лампу, и Брок тут же материализовался, явился на зов Оливера…

Середина зимы, и Оливер несколько не в себе, где-то даже обезумел. Это все, что он может сказать, ничего больше. Причины его безумия, продолжительность, степень, все это он оценить не способен, во всяком случае, теперь. Оценит, наверное, но в другое время, в другой жизни, после пары порций бренди. Залитая неоном ночь в аэропорте Хитроу напоминает ему раздевалку для мальчиков в одной из многочисленных частных школ-интернатов. Веселенькие бумажные украшения и звучащие по системе громкой связи рождественские песни создают ощущение нереальности. Белоснежные буквы, свисающие с бельевой веревки, желают ему мира и радости на земле. Что-то удивительное должно случиться с ним, и ему не терпится узнать, что же это будет. Он не пьян, но, конечно, и не трезв. В самолете перед обедом выпил водки, под резиновую курицу — полбутылки красного вина, потом — один или два стаканчика «Реми». Но, по разумению Оливера, выпивка никак не отражается на его состоянии. У него только ручная кладь, ему нечего декларировать, кроме пожара, бушующего в голове, огненного шторма ярости и отчаяния, зародившегося так давно, что его источник уже и не определить. Пожар этот распространяется со скоростью урагана, тогда как внутренние голоса собираются по двое и по трое и спрашивают друг друга, что же предпримет Оливер, чтобы погасить его. Он приближается к надписям другого цвета. Они не желают ему радости и мира на земле, не призывают к дружбе между людьми, но требуют идентифицировать себя. Он — чужак в собственной стране? Ответ: да, чужак. Он прибыл сюда с другой планеты? Ответ: да, прибыл. Он синий? Красный? Зеленый? Взгляд смещается на томатно-красный телефонный аппарат. Аппарат этот кажется ему знакомым. Возможно, он заметил его три дня тому назад и, сам того не зная, завербовал в тайные союзники. Он тяжелый, горячий, живой? На табличке у аппарата надпись: «Если вы хотите поговорить с сотрудником таможни, воспользуйтесь этим телефоном». Он пользуется. То есть его рука тянется к трубке, хватает ее, подносит к уху, оставляя на нем ответственность за сказанное. В телефоне обитает женщина, он никак не ожидал, что это будет женщина. Он слышит, как она говорит: «Да», — два раза, потом: «Чем я могу вам помочь, сэр?» Из чего следует, что она его видит, тогда как он — нет. Она красивая, молодая, старая, суровая? Неважно. С врожденной вежливостью он отвечает, что да, она действительно может ему помочь, он хотел бы поговорить с кем-то из руководства, лично, по конфиденциальному вопросу. Он удивляется, слыша свой уверенный голос. «Так я держу себя под контролем», — думает он. Он полностью отстранился от своего земного тела, он безмерно рад, что вот-вот попадет в опытные руки. «Твоя проблема проста: если ты не сделаешь это сейчас, то не сделаешь никогда, — доходчиво объясняет внутренний голос его земному телу. — Ты уйдешь под воду, утонешь». Сейчас или никогда, противно драматизировать, но это тот самый случай. И, возможно, его земное тело произносит часть этих слов в трубку красного телефона, потому что он чувствует, как напряглась инопланетная женщина, как тщательно она подбирает слова.