Достопочтенный Школяр - ле Карре Джон - Страница 3

– Третий раунд, – объявил Кро, словно выставляя напоказ свой роскошный австралийский акцент. – Брат из Канады, приготовиться к стрельбе. Да подожди ты, тупица! Вот теперь – огонь!

Скрученная салфетка полетела по направлению к стойке с бутылками по очень высокой траектории и попала в какую-то щель. Поболталтавшись мгновение, она свалилась на пол. Подзуживаемый Карликом, Люк начал топать по столу. Еще несколько стаканов упало. В конце концов терпение его потенциальной аудитории лопнуло.

– Ваши милости, – произнес Кро с тяжелым вздохом, – молю вас о минуте тишины ради моего сына. Опасаюсь, что он хочет держать речь… Брат Люк, ты уже совершил сегодня несколько недружественных актов, и, если ты позволишь себе совершить еще один, мы встретим его суровым осуждением. Говори ясно и кратко, не опуская никаких деталей, какими бы малозначительными они ни казались. Но когда закончишь, замолкни и храни молчание. Именно так, сэр.

Местные журналисты без устали искали в жизни друг друга что-нибудь выдающееся и создавали друг о друге легенды. Старина Кро был их старым моряком (Морским волком). Говорили, что Кро столько всего повидал на своем веку, что за ним не угнаться, даже если сложить жизненный опыт всей остальной журналистской братии. Люди не врали. В Шанхае, где началась карьера Кро, он был мальчиком на побегушках и готовил чай для сотрудников редакции. Со временем он дорос до редактора отдела городской хроники единственного англоязычного журнала, издававшегося в этом портовом городе. Затем он писал репортажи о том, как коммунисты воюют против Чан Кайши, и Чан Кайши – против японцев, и как американцы воюют практически против всех. Благодаря Кро здешние журналисты чувствовали дыхание истории там, где не существовало истории и исторических корней. Манера речи, которая могла вывести из себя даже самых терпеливых, была пережитком, сохранившимся у австралийца с тридцатых годов нынешнего века, когда большинство работавших в странах Востока журналистов были австралийцами. По каким-то непонятным причинам в жаргоне, на котором они изъяснялись между собой, использовались церковные обороты.

Благодаря старине Кро Люку наконец удалось высказаться:

– Господа! Карлик, чертов поляк, не хватай меня за ногу! Господа! – На мгновение Люк замолчал, чтобы промокнуть носовым платком разбитую губу. – Дом, известный под названием Хай Хейвен («Высокая гавань» ( а н г л.)), выставлен на продажу, а его святейшество Тафти Тесинджер оттуда упорхнул.

Ничего особенного за этим не последовало, да ничего такого и не ожидалось – журналисты не склонны к бурному выражению чувств.

– Хай Хейвен, – громогласно повторил Люк, – теперь может купить каждый. Мистер Джейк Чиу, предприниматель, пользующийся большой известностью и уважением, занимающийся операциями с недвижимостью, более знакомый вам как мой частенько гневающийся домохозяин, получил поручение от величественнейшего правительства Ее Величества продать Хай Хейвен. То есть найти ему нового владельца… Отпусти меня, сукин сын! Поляк, я серьезно говорю – убью на месте!

Карлик наконец стянул Люка со стола. Благодаря ловкому прыжку тому удалось развернуться в воздухе и приземлиться без серьезных травм. Лежа на полу, Люк продолжал осыпать ругательствами своего обидчика. Тем временем Кро повернул свою крупную голову к Люку и мрачно уставился на него влажными глазами. Казалось, это будет продолжаться вечно. Люк даже начал спрашивать себя, какой из многочисленных законов Кро он мог нарушить. На самом деле, под всеми масками, которые Кро на себя надевал, он был очень сложным и незаурядным человеком, и все, кто сидел сейчас за круглым столом, это знали. Под грубовато-простой манерой Кро скрывалась такая огромная и трепетная любовь к Востоку, которая, казалось, иногда мешала ему дышать. Поэтому, бывало, он исчезал из поля зрения на несколько месяцев подряд, как заболевший слон, скрываясь ото всех, и ходил одному ему известными тропами, пока не ощущал, что снова может жить среди людей.

– Хватит бормотать, ваша милость, прекратите, сделайте одолжение, – после долгого молчания произнес Кро, величественно откинув голову назад, – воздержитесь, пожалуйста, от этих недостойных высказываний и не позволяйте себе загрязнять в высшей степени целебную воду источника. Хай Хейвен – это дом с привидениями, шпионское гнездо. Логово майора Тафти Тесинджера, который видит насквозь. Майора, который когда-то служил в Стрелковом полку Ее Величества, а теперь стал гонконгским Лестрейдом из Скотланд-Ярда. Тафти не мог дать деру. Он рыцарь плаща и кинжала, а не какая-нибудь девка, которую можно спугнуть. – Последние слова были обращены к бармену-шанхайцу: – Монсеньер, будьте столь любезны, принесите моему сыну чего-нибудь выпить – вы же видите, он начинает заговариваться.

Кро скомандовал: «Огонь!» – и клуб вернулся к своим в высшей степени интеллектуальным развлечениям. По правде говоря, в этих шпионских сенсациях, которыми бредил Люк, не было ничего нового. За Люком давно закрепилась репутация эксперта-неудачника по шпионам, и все его «сенсации» неизменно оказывались бездоказательными. После Вьетнама он – простак парень – готов был искать шпионов под каждым ковром. Люк считал, что они правят миром, и большую часть свободного времени (когда не бывал пьян) проводил, околачиваясь возле бесчисленной армии почти не скрывающих своего истинного лица «экспертов по Китаю». Здесь, в колонии, они занимались наблюдением за этой страной, а иногда и кое-чем похуже. В огромном здании американского консульства, которое находилось на вершине холма, их было видимо-невидимо. Поэтому, если бы этот день не был таким скучным и тягучим, возможно, об услышанном и не вспомнили бы. Но сегодня Карлик почувствовал возможность позабавиться и не упустил своего шанса:

– Скажи-ка нам, Люки, – попросил он, заламывая руки, – Хай Хейвен продается вместе с содержимым или – одни голые стены ?

Вопрос понравился публике, его наградили аплодисментами. Все подумали о том, чего стоит Хай Хейвен со всеми своими секретами и без них и что же будет дороже.

– А как насчет майора Тесинджера? Его тоже продают вместе с домом? – невыразительно-монотонным голосом подхватил фотограф из Южной Африки. В нем не слышалось и намека на юмор, и все снова посмеялись, хотя на этот раз не так доброжелательно, как в ответ на шутку Кро.

Этот фотограф производил странное впечатление: короткая стрижка «ежик», изможденное лицо, изрытое оспинами, словно поля сражений, по которым он любил бродить. Фотограф был родом из Кейптауна. Все звали его Ганс Призывающий Смерть. И часто шутили, что он еще всех переживет и похоронит, потому что гоняется за ними со своим фотоаппаратом, подобно охотничьей собаке, выслеживающей дичь и делающей стойку.

Пока аудитория веселилась и припоминала разные истории о майоре Тесинджере и потом, когда все по очереди, кроме Кро, изображали его, оказалось, что они совершенно забыли, с чего все началось и что сообщил им Люк. Вспомнили, что майор впервые объявился в колонии в качестве представителя какой-то иностранной компании-импортера – одного из самых глупейших «прикрытий». Шесть месяцев спустя Тафти вдруг оказался (что выглядело совсем уж нелогично) в числе сотрудников Секретной службы, и, когда уехал предыдущий начальник, Тесинджера назначили на его пост. Он возглавил целый штат бледных клерков и пухленьких, хорошо воспитанных секретарш и обосновался в вышеозначенном ломе с привидениями", иначе известном как «шпионское гнездо». Особенно много вспоминали и рассказывали о его приглашениях пообедать с г л а з у н а г л а з, которые, как теперь выяснилось, в разное время получали почти все присутствующие. Встречи неизменно заканчивались за рюмкой бренди предложением, над формулировкой которого Тесинджер, судя по всему, немало попотел и которое звучало приблизительно так: Послушай, старина, если ты когда-нибудь случайно познакомишься с каким-нибудь интересным Чоу с другого берега Жемчужной реки (ну, ты понимаешь меня, с человеком с в е д у щ и м, – ты следишь за моей мыслью? – то вспомни про Хай Хейвен!" Дал мне следовал магический телефонный номер, тот самый, что «стоит прямо на письменном столе в моем кабинете, поэтому никаких посредников, никакой магнитофонной записи, ничего. Ладно? – У пятерых или шестерых из присутствующих в записных книжках, кажется был этот номер. Запиши-ка номерок прямо на манжете – можешь потом говорить всем, что это номер знакомой или подружки, или еще что-нибудь такое придумаешь. Готов? Записывай: Район Гонконг-сайд, пять-ноль-два-четыре…»