Хмельницкий. - Ле Иван - Страница 28

Адъютант ушел выполнять приказание разгневанного короля. Убийство Заруцкого — чрезвычайное событие для короля. Ведь правительство шляхты направляло Заруцкого с особым поручением не без ведома короля. Наоборот, это делалось по его приказу… И только что чрезвычайный гонец Владислава известил его о казни Бородавки. Король хотел услышать это и от самого исполнителя воли Речи Посполитой. А казаки, оказывается, уже стали мстить за это шляхте. Заруцкий первая жертва. Кто же будет следующей?..

— Позор! В шляхетской Польше правит не король, а любой диссидент… казак, банитованный…

Сигизмунд Ваза нервно ходил по комнате, ожидая гонца-гусара. Но увидел не гусара, а сразу троих совсем нежданных. Одного из них он знал очень хорошо. Однако был удивлен появлением его здесь. Изящно одетый, молодой, Ежи Оссолинский первым поприветствовал короля. Оссолинский завершал свое образование в Вене, Париже и последнее время в Лондоне, одновременно выполняя дипломатические поручения, не гнушаясь и грязных шпионских дел. Что заставило его так поспешно прибыть из Лондона к нему на аудиенцию?..

Почтительно став на одно колено, этот молодой, но уже бывалый дипломат поцеловал протянутую руку короля. Пересыпая родную речь латинской, он произнес:

— Рекомендую вашему королевскому величеству прославленного воина Речи Посполитой, ныне полковника Стройновского, шляхтича из юго-западных областей нашей страны! Сам же я приехал на несколько диен из Лондона, чтобы взять жену. И вдруг встретились…

Запыленный после дальней дороги, добираясь на лошадях из-под самого Хотина, давно не бритый, в потертом в боях полковничьем мундире и в казацкой шапке с малиновым шлыком, полковник действительно поразил короля. Он по-военному подошел к королю, учтиво поприветствовал его, склонив лишь голову. Порывисто снял шапку и по-казацки сунул ее себе под мышку.

Король даже улыбнулся в ответ на оригинальное приветствие этого хорошо известного ему по рассказам и документам воина, боевого побратима Александра Лисовского.

— Станислав Стройновский из Стройнова имеет честь приветствовать вас, ваше королевское величество! Сейчас я возглавляю большой отряд польских воинов, направляющихся по приглашению вельможного пана графа Михайла Альтана в чешские области австрийской империи.

Родной полковнику польский язык не удивлял короля, хотя почтенная шляхта старается разговаривать с королем если не на латинском, то на смешанном немецко-польском языке. Польского языка король не признавал и даже ненавидел его. И поэтому с трудом понял только то, что полковник со своим войском лисовчиков направляется на любимые королем австрийские земли. Его радовало, что они идут помогать цесарю. А ведь полковник прибыл из-под Хотина, где принимал участие в боях с турками, и мог бы проинформировать короля о положении на фронте.

После разговора с двумя разными по своему положению и возрасту людьми у короля сразу поднялось Настроение. У него вылетели из головы все нудные заботы о посполитом рушении, а вместе с тем и мысли об этой ужасной войне с турками.

К тому же в комнате находился еще и третий воин, вошедший вместе с этими двумя. Молодой, запыленный в пути, вооруженный по-походному. На голенищах желтых сапог еще виднелись следы от ремней шпор. Нахмуренные брови делали его каким-то слишком суровым, сосредоточенным и неприветливым. Войдя, он тотчас сорвал с головы шапку и, остановившись у порога, поклонился королю.

Поздоровавшись с Оссолинским и Стройновским, король взглянул на третьего гостя. Вошел вместе с ними — очевидно, по одному и тому же государственному делу. Потом вопросительно посмотрел на Ежи Оссолинского, как на близкого к Короне человека. Но на немой вопрос короля ответил полковник Стройновский:

— А это, прошу ваше королевское величество, приднепровский казак, джура Петра Сагайдачного Лысенко-Вовгур.

Король нервно вздрогнул, услышав имя убийцы Заруцкого. Именно в этот момент Лысенко сделал шаг от двери, почтительно и в то же время с независимым видом поклонился королю.

— Так это и есть Вовгур, джура полковника Сагайдачного?..

— Да, ваше королевское величество. Это он покарал ротмистра Заруцкого.

— Поступок… — снова начал король, захлебываясь от злости или от приступа грудной жабы.

— Достойный королевской воли и… награды! — смело продолжил Стройновский. И добавил: — Прошу, ваше величество, выслушать до конца. Разговор у нас долгий, неотложные дела заставили прибыть сюда, оставив своих лисовчиков на границе Австрии.

Король снова вздрогнул, услышав ненавистное слово «лисовчики». Хотел было что-то возразить, но молодой полковник предостерегающе, не придерживаясь придворного этикета, приподнял руку. Король только пожал плечами, покачал головой, готовый выслушать Стройновского. Восторженные слова о лотровском войске показались королю проявлением самовлюбленности полковника.

— Суд и казнь над казацким гетманом Бородавкой совершена, ваше королевское величество, — продолжал Стройновский. — Но ведь Бородавка был вожаком сорокатысячной казацкой армии, которая своей отвагой и умением побеждать неверных в конце концов решает исход войны под Хотином, возвеличивая Польскую Корону! Прошу поверить мне, живому свидетелю этой необыкновенной храбрости казаков на Днестре, охваченных великопольским патриотизмом. А эта… неожиданная смерть прославленного запорожского гетмана только усиливает недовольство казаков. Разве такой награды ждали они от своего короля, прошу прощения, ваше величество?! А ведь их около сорока тысяч прекрасно вооруженных воинов! Стоит ли нам так обострять отношения с приднепровскими казаками, которые, искренне веря обещаниям Короны, самоотверженно сражались за Днестром? Ведь они не самозванцы, а благородное ратное товарищество, богатыри, которые считали за счастье pro patria mori[20]. Или, может, Речь Посполитая больше не нуждается в хороших воинах в такое тревожное для нее время?..

— Но ведь суд!.. — нетерпеливо возражал король, прерывая пламенную речь полковника. Король не обижался на него. Таков уж своеобразный характер у полковника, который так, можно сказать, оригинально разговаривает с королем.

— Суд и слова покойного гетмана Ходкевича выражали волю короля. На небо уповал покойный, полагаясь только на казацкую ловкость в военном деле. С такой верой и погиб. Королю, на мой взгляд, именно сейчас ах как не к лицу так… беспардонно, если так можно выразиться, поступать с казачеством. Мы должны оценить это и поблагодарить казаков за военную услугу королевству!

— Такая услуга, ваше королевское величество! Пренебречь ею — означало бы лишиться наших ратных героев!.. — подчеркнул молодой, одетый по английской моде дипломат Оссолинский.

— Неужели шляхтичи забыли о грозном предостережении сенатора Збаражского, что потворство лисовчикам пагубно отразится на нашей политике? Казаки, ратные герои… Но ведь они враги моей веры!.. — не сдержавшись, раздраженно провизжал король.

— Вера короля — непоколебимый столп нашей государственности! Но не казаки и тем паче не лисовчики расшатывают ее, ваша милость. Возьмите к примеру хотя бы Бетлена Габора да и всю явную и тайную протестантскую коалицию, ваша милость… Может быть, и не следует благодарить казаков, но проявить в какой-то мере монаршее признание их смелости, ловкости и отваги необходимо. Кстати, и об этом отважном воине, который именем короля покарал Заруцкого… Да, да, именем короля, ваша милость. А казакам еще гетманом Ходкевичем обещано не вступать без их согласия и участия ни в какие переговоры с неверными. Вдруг какой-то Заруцкий убивает казацкого гетмана за спиной короля!.. Таким образом, оказывается, что король не только не причастен к этому, скажем прямо, злодейскому убийству казацкого гетмана, по и выразил милостивую благодарность герою, ставшему судьей убийцы…

Король испуганным взглядом окинул комнату. Его дрожащие монаршие руки в перстнях опустились, а глазами он искал, на что можно опереться. Затем сделал несколько шагов к своему креслу-трону и остановился возле него. С благодарностью посмотрел на молодого и такого надежного своего дипломата Ежи Оссолинского. Однако в его взгляде чувствовались и растерянность и восхищение, будто он до сих пор еще сомневался, нет ли здесь какой-нибудь оскорбительной для чести короля интриги, так искусно скрываемой почтеннейшим дипломатом. Его послали в Англию, а он оказался здесь…