Сокровище альбигойцев - Магр Морис - Страница 110

Учение катаров обросло мифологической мишурой. Что же остается? Остается знаменитая Кантова тетрада…

Итак, мы видим, что романская поэзия и философия были единым целым.

Романская Церковь Любви состояла из «совершенных» (perfecti) и «верующих» (credentes, или imperfecti){25}. К «верующим» не относились строгие правила, по которым жили «совершенные». Они могли распоряжаться собой, как желали, — жениться, торговать, воевать, писать любовные песни, словом, жить, как жили тогда все люди. Имя Catharus (чистый) давалось лишь тем, кто после долгого испытательного срока особым священнодействием, «утешением» (consolamentum), о котором мы поговорим позже, был посвящен в эзотерические тайны Церкви Любви.

Подобно друидам, катары жили в лесах и пещерах, проводя почти все время в богослужениях. Стол, покрытый белой тканью, служил алтарем. На нем лежал Новый Завет на провансальском наречии, открытый на первой главе Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

Служба отличалась такой же простотой. Она начиналась чтением мест из Нового Завета. Потом следовало «благословение». Присутствующие на службе «верующие» складывали руки, опускались на колени, трижды кланялись и говорили «совершенным»:

— Благословите нас.

В третий раз они прибавляли:

— Молите Бога за нас, грешных, чтобы сделал нас добрыми христианами и привел к благой кончине.

«Совершенные» каждый раз протягивали руки для благословения и отвечали:

— Diaus vos benesiga (Да благословит вас Бог! Да сделает вас добрыми христианами и приведет вас к благой кончине).

В Германии, где было много катаров, «верующие» просили благословения рифмованной прозой:

— Да не умру я никогда, да заслужу от вас, чтобы кончина моя была благой.

«Совершенные» отвечали:

— Да будешь ты добрым человеком.

После благословения все читали вслух «Отче наш» — единственную молитву, признаваемую в Церкви Любви. Вместо «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» они говорили: «Хлеб наш духовный…», потому что просьбу о хлебе считали недопустимой. Хотя их просьба о хлебе духовном была созвучна латинской Библии (Vulgata), где в Евангелии (Мф. 6:2) говорится: «Panem nostrum supersubstantialem (сверхсущный) da nobis hodie», Рим обвинял их в искажении этого места.

Перед каждой трапезой, где присутствовал «совершенный», происходило торжественное преломление хлеба{26}. Перед тем как сесть за стол, читали «Отче наш» и получали благословение катара. Потом старший из них, если их было несколько, брал хлеб, благословлял и разламывал со словами:

— Милость Господа нашего да пребудет с вами.

Цель таких трапез Любви, установленных в раннехристианской церкви, — не наслаждение творимой милостью, а установление духовных связей между «совершенными» и «верующими». Во время преследований, когда катары были вынуждены скрываться и не могли приходить к «верующим», они через гонцов рассылали священный хлеб по городам и деревням.

Катаризм осуждал римско-католическую евхаристию. Они не верили, что реальный хлеб при освящении сверхъестественным образом претворяется в тело Христа, которое было эфирным и только кажущимся. Церковь осуждала и проклинала эти еретические взгляды, хотя сама учение о пресуществлении не возводила в догмат. В то время учителя Церкви сами еще не имели четких представлений об этом таинстве. Катары признавали слова Господа: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную» (Ин. 6:54), но прибавляли: «Дух животворит, плоть бесполезна, и в Его словах подразумеваются дух и жизнь». Хлеб небесный, хлеб вечной жизни — не хлеб катаров, но хлеб Бога. Тело Христово — не на алтаре и не в руках священников, Его тело — Община всех, кто стремится к высшей любви, к Церкви Любви.

В 14 и 15 главах Евангелия от Иоанна Иисус обещает ученикам, что будет просить Отца своего послать им другого заступника (по-гречески: parakletos, по-провансальски: conort — «утешитель», переведенный так же и Лютером), Духа Святого, которого мир не может воспринять, так как не будет его видеть и осязать{27}.

Помимо Рождества (Nadal), Пасхи (Pascos) и Троицы (Pentecosta), главным праздником катаров была Манисола, праздник Параклета индийского Мани, Идеи платоников, римского mens.

Одним из символов Духа, то есть Бога, который катары заимствовали из буддизма, был Мани — сияющий драгоценный камень, освящающий мир и заставляющий забыть все земные желания. Мани — эмблема буддийского откровения, рассеивающего мрак заблуждений. В Непале и Тибете Мани считался символом любви к ближнему (Dhyanibodhisattva Avalokitecvara или Padmapani).

В начале был Бог, Вечный, Неизменный, имеющий тысячу имен — тот, кто есть Бог!

В начале у Бога было Слово. Логос. Отец его — Бог, Мать — Дух, который в Боге. Слово есть Бог.

В начале был также Дух. Он есть Любовь, которая вместе с Богом изрекла Слово, которое жизнь и свет. Дух — это Любовь. Дух — Бог. Любовь — Бог. Любовь ярче Солнца и чище драгоценных камней.

О таинстве Манисолы мы не знаем ничего. Палачам инквизиции не удалось вырвать у катаров знание о высшей любви, о любви утешающей. Вместе с последним еретиком тайна погребена в пещерах Орнольяка.

Записи инквизиторов рассказывают нам только об «утешении Святого Духа» (Consolamentum Spiritus Sancti), торжественном экзотерическом священнодействии катаров{28}. Верующие могли при нем присутствовать. Верующие рассказали о нем палачам.

Катары осуждали крещение водой и заменили его «крещением духом» (consolamentum). Они считали, что вода не могла иметь очищающего и преображающего действия, поскольку она вещественна. Они не верили, что Бог использует порождение своего врага, чтобы освобождать людей от власти Сатаны. Они говорили: человек, который собирается креститься, либо покаялся, либо нет. В первом случае — зачем нужно крещение, если человек уже спасается своей верой и покаянием? В противном случае крещение тоже бесполезно, так как человек его не желает и не готов к нему… Кроме того, Иоанн Креститель сказал, что он крестит водой, а Христос будет крестить Духом Святым.

Consolamentum было целью, к которой стремились все «верующие» Церкви Любви. Оно даровало им «благую кончину» и спасало души. Если «верующий» умирал без «утешения», они считали, что его душа будет странствовать в новом теле — а великие грешники в теле животного, — пока в одной из последующих жизней он не искупит свои грехи и не станет достойным «утешения», чтобы потом от звезды к звезде приближаться к Божьему престолу.

Поэтому consolamentum проводилось с торжественностью, которая резко контрастировала с обычной простотой культа катаров.

Когда неофит выдерживал долгий срок тяжелых приготовлений, его приводили туда, где должно было проходить таинство. Чаще всего это была пещера в Пиренеях или Черных горах. На протяжении всего пути на стенах были укреплены факелы. В середине зала стоял алтарь, на котором лежал Новый Завет. Перед началом празднества и «совершенные» и «верующие» мыли руки, чтобы ничто не осквернило чистоту этого места. Все собравшиеся в глубоком молчании вставали в круг. Неофит стоял в середине круга, рядом с алтарем. «Совершенный», исполняющий обязанность священника, начинал обряд тем, что еще раз объяснял «верующему», принимающему «утешение», учение катаров и, предостерегая его, называл обеты (во времена преследований — будущие опасности), которые он должен будет принять.