Техану. Последняя книга Земноморья - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 8

Однако Ферру ни разу ни действием, ни словом не показала, что она научилась у тетушки Мосс чему-то большему, чем искусство плести кошачьи колыбельки[7] одной рукой или находить гнезда жаворонков и россыпи голубики. Правая рука Ферру была так обожжена, что после исцеления ран превратилась в культю, напоминавшую из-за уцелевшего большого пальца клешню краба. Ее можно было использовать разве что в качестве пинцета или зажима. Но тетушка Мосс знала забавное заклинание, позволявшее плести кошачьи колыбельки одной рукой. Рифмы словно сплетались в узор:

…и нить свивалась в четыре треугольника, которые затем превращались в квадрат… Ферру никогда не пела вслух, но Тенар не раз слышала, как девочка шепчет себе под нос эту присказку, сидя на пороге дома мага и творя всевозможные узоры.

И Тенар вдруг подумала, а какие, собственно, узы, если не считать сострадания и жалости к калеке, связывают ее и ребенка? Если бы она не взяла девочку, это сделала бы Ларк. Но Тенар удочерила Ферру, даже не спрашивая себя: почему, зачем ей это? Может, она последовала зову своего сердца? Огион не задал ни единого вопроса о девочке, но сказал: «Эту девочку… будут бояться». Тенар добавила: «Ее уже боятся», и она не солгала. Быть может, она сама боялась Ферру, как всегда боялась жестокости, насилия и огня. Не был ли страх той самой нитью, что привязывала ее к девочке?

– Гоха, – позвала Ферру, сидевшая на корточках перед персиковым деревом и глядевшая на едва заметное углубление в твердой, иссушенной солнцем земле, куда она посадила косточку от персика. – Кто такие драконы?

– Гигантские создания, похожие на ящериц, – ответила Тенар. – Только длинные, как парусник, и большие, как дом. Они крылатые, словно птицы, и выдыхают огонь.

– Они залетают сюда?

– Нет, – сказала Тенар.

Больше вопросов у Ферру не было.

– Это тетушка Мосс рассказала тебе о драконах?

Девочка отрицательно помотала головой.

– Ты рассказывала, – прошептала она.

– Понятно, – сказала Тенар и после некоторой паузы продолжила: – Персику, который ты посадила, нужна вода, чтобы расти. Поливай его раз в день, пока не наступит пора дождей.

Ферру поднялась и вприпрыжку умчалась за угол дома к колодцу. Ее ног и ступней не коснулось пламя костра. Тенар нравилось смотреть, как смуглые, изящные, припорошенные пылью ножки девочки топают по земле, когда она ходит или бегает. Ферру вернулась с лейкой Огиона в руках и, слегка пошатываясь под ее тяжестью, окропила посаженную косточку тонкой струйкой воды.

– Вспомни предание о том, как люди и драконы были единой расой… Я рассказывала тебе, что люди в незапамятные времена переселились сюда, на восток, а драконы остались на далеких западных островах.

Ферру кивнула. Казалось, она слушала вполуха, но когда Тенар упомянула «западные острова», махнув рукой в сторону моря, повернулась к чистому от облаков горизонту, пламеневшему из-за стеблей бобов и козьего загона.

Вдруг на крыше загона появилась коза и величаво повернулась к ним в профиль, гордо вскинув рогатую голову; вероятно, она вообразила себя архаром.

– Опять Сиппи сбежала, – сказала Тенар.

– Хес-с-с! Хес-с-с! – позвала Ферру, подражая Хифер. Тут к бобовым грядкам подбежала сама Хифер и тоже стала кричать козе «Хес-с-с!», но та не обратила на нее никакого внимания и продолжала задумчиво смотреть вниз на аппетитные бобы.

Тенар оставила всех троих играть в игру «поймай Сиппи». Она прошла вдоль грядок к краю утеса и пошла вдоль него. Дом Огиона стоял особняком от деревни на испещренном скальными выходами крутом травянистом склоне, где паслись козы, и от него до Обрыва было рукой подать. По мере продвижения на север наклон все увеличивался, пока склон не становился абсолютно отвесным. Сквозь плодородную почву то тут, то там пробивалось гранитное основание, а примерно в миле к северу от деревни Обрыв сужался до узкого выступа из красноватого песчаника, нависавшего над морем, чьи волны бились о его подножье на дне двухтысячефутовой пропасти.

Ничто не росло на гребне скального выступа, кроме лишайников и раскачиваемых ветром голубых маргариток, что подобно крепко пришитым пуговицам вцепились в грубый, крошащийся гранит. К северу и востоку от утеса возвышалась над узкой полоской заболоченных земель темная громада Горы Гонт, поросшая густым лесом почти до самой вершины. Утес настолько возвышался над бухтой, что с него были видны скалистые берега и обширные низины близ Эссари. За ними, насколько мог видеть глаз, на юге и западе не было ничего, кроме неба над бескрайними просторами моря.

Тенар правилось бывать здесь в те далекие годы, когда она жила в Ре Альби. Огион, напротив, любил бродить по лесам, но ее детство и юность прошли в пустыне, где на сотни миль вокруг не было ни единого деревца, кроме чахлых груш и яблонь в саду, которые приходилось поливать вручную каждое бесконечно долгое лето, где само по себе ничто не растет, где тебя окружают лишь горы, бесплодные равнины и небо – поэтому Тенар предпочитала скалистый выступ обступавшим человека со всех сторон лесам. Ей не нравилось, когда что-то нависало над ее головой.

Еще она любила лишайники и маргаритки без стебля. Они были ее старыми знакомыми. Тенар села на валун в нескольких футах от края обрыва и, как обычно, стала всматриваться в морские дали. Солнце палило немилосердно, но свежий ветерок овевал прохладой ее руки и лицо. Тенар откинулась назад, оперевшись на ладони, и выбросила из головы абсолютно все мысли, наслаждаясь солнцем, ветром, небом и морем. Но тут левая рука Тенар напомнила ей о своем существовании, и она оглянулась, дабы посмотреть, что это впилось в ее ладонь. То был проросший в трещине песчаника стебелек чертополоха, робко тянувший свои бесцветные листочки к свету. Крепко вцепившись корнями в скалу, он мужественно боролся с ветром, упруго клонясь под его порывами. Тенар долго не могла оторвать от него глаз.

Когда она вновь обратила свой взгляд к морю, то увидела там, в голубоватой дымке, где море переходит в небо, синюю полоску острова: Оранэа, восточный форпост Внутренних Островов.

Тенар смотрела на его туманные, призрачные очертания и думала о чем-то своем, когда ее внимание привлекла летящая над морем с запада на восток птица. Для чайки она летела слишком неторопливо, а для пеликана – слишком высоко. Скорее всего это был дикий гусь, а, может, неутомимый скиталец альбатрос, гигантская птица Открытого Моря, залетел в пролив между островами. Тенар следила за степенными взмахами его крыльев вдалеке, у самого горизонта, в бездонных глубинах пронизанного светом неба. Вдруг она вскочила на ноги, отступила от края утеса и застыла неподвижно, как статуя. Сердце ее бешено колотилось, а дыхание с хрипом вырывалось из груди. Тенар не в силах была оторвать взгляда от причудливых изгибов отливающего сталью тела, которое несли длинные, алые, как пламя, чешуйчатые крылья; от гигантской пасти, от вырывавшихся из его ноздрей клубов дыма, что медленно таяли в воздухе.

Он летел к Гонту, прямо к Обрыву, прямо к ней. Тенар видела, как мерцают багрово-красные чешуйки на его теле, видела огонь в его огромных глазах, и еще длинный красный язык, казавшийся ей языком пламени. Ветер донес до нее запах гари и рев огнедышащего дракона, готовящегося приземлиться на скалистый выступ.

Когти клацнули о камень. Заскрипел по мягкому песчанику извивающийся шипастый хвост, забили багровые на просвет крылья, и через мгновение с шелестом сложились, прижавшись к закованным в броню бокам. Гигантская голова медленно повернулась, и дракон посмотрел на женщину, стоявшую в пределах досягаемости его острых как бритва когтей. Женщина смотрела на дракона, ощущая жар его тела.

Тенар рассказывали, что люди не должны глядеть драконам в глаза, но раньше эти слова были для нее пустым звуком. Дракон пристально разглядывал ее широко расставленными, защищенными массивными веками, пронзительно желтыми глазами, сверкавшими над узким носом и курящимися ноздрями. Темные глаза Тенар на маленьком, беззащитном личике, в свою очередь, внимательно изучали гигантскую рептилию.