Техану. Последняя книга Земноморья - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 2

2. Дорога к соколиному гнезду

С тех событий минуло уже больше года, когда в один из жарких дней после Долгого Танца в Срединную Долину с севера пришел путник. Он спросил у местных жителей, где живет вдова по имени Гоха и, следуя их указаниям, добрался до Фермы-под-Дубами незадолго до наступления темноты. Остролицый, с бегающими глазками человечек окинул взглядом Гоху и пасущихся невдалеке овец.

– Прелестные ягнята, – сказал он. – Маг Ре Альби хочет тебя видеть.

– И он послал за мной тебя? – с недоверием и некоторой насмешкой в голосе переспросила удивленная Гоха. Раньше Огион передавал ей свой зов с помощью более эффективных средств – призывного клекота орла или просто тихого шепота в ее мозгу: «Не придешь ли ты ко мне?»

Человечек кивнул.

– Маг болен, – пояснил он. – Не продашь ли ты нескольких ягнят?

– Может, и продам. Если хочешь, обсуди этот вопрос с пастухом. Он там, за изгородью. Ты не голоден? Можешь остаться здесь на ночь, а мне пора отправляться в дорогу.

– Прямо сегодня?

Вдова вновь усмехнулась, но на этот раз в ее улыбке не было и тени издевки.

– Я не могу ждать, – сказала она. Перекинувшись несколькими словами со старым пастухом Клирбруком[4], вдова зашагала к усадьбе, построенной на склоне холма у дубовой рощи. Посланец последовал за ней.

В кухне с каменным полом маленькая девочка, на чье лицо странник не мог себя заставить взглянуть во второй раз, подала ему молоко, хлеб, сыр и зеленый лук, а затем исчезла, так и не вымолвив ни слова. Вновь появилась она уже вместе с хозяйкой дома. Обе были в дорожной одежде и несли легкие кожаные мешки. Посланец вышел во двор вслед за ними, и вдова заперла дверь усадьбы. Затем каждый отправился по своим делам. Странник, передав послание и оказав тем самым услугу Огиону, пошел в деревню покупать племенных ягнят для Лорда Ре Альби, и вдова с обожженным ребенком распрощалась с ним на развилке дорог. Они пошли вверх по той тропе, по которой спустился посланец. Она вела из Долины на север, сворачивая затем на запад, к подножию Горы Гонт.

Час за часом шли они долгими летними сумерками, пока, наконец, совсем не стемнело. Тогда они свернули с тропинки и разбили стоянку в лесистой лощине у быстрого ручейка, в котором отражались пробившиеся сквозь густые кроны плакучих ив первые звезды. В глубине зарослей Гоха соорудила из сухой травы и листьев постель, похожую на заячью лежанку, и, уложив на нее девочку, тщательно укутала малышку одеялом.

– Теперь ты – куколка, – сказала она. – Утром ты превратишься в бабочку и упорхнешь отсюда.

Вдова не стала разводить костер. Она легла, завернувшись в плащ, рядом с малышкой, и стала смотреть, как на небе одна за другой загораются звезды. Вскоре она заснула под тихое журчание ручейка.

Когда они проснулись перед рассветом от пробирающего до костей холода, вдова развела костерок и сварила в котелке овсянку для себя и для девочки. Маленькая опаленная бабочка, дрожа, выбралась из своего кокона. Гоха охладила посудину во влажной от росы траве, так чтобы девочка могла взять котелок в руки и есть из него. На востоке, над могучим плечом темной громады Горы, забрезжил рассвет, и они снова отправились в путь.

Они шли весь день, приноравливаясь к шагу девочки, которая быстро уставала. Сердце женщины рвалось вперед, но она сдерживала себя, понимая, что не сможет нести ребенка. Она пыталась скрасить малышке дорогу, рассказывая ей всякие истории.

– Мы идем повидаться с человеком, со старым человеком, которого зовут Огион, – говорила Гоха девочке, пока они карабкались вверх по узкой тропинке, петлявшей между деревьев. – Он мудрый, и он – волшебник. Ты знаешь, кто такие волшебники, Ферру?

Если у девочки и было имя, она его не знала или не желала говорить. Гоха звала ее Ферру.

Малышка помотала головой.

– Что ж, и я не знаю, – сказала женщина. – Но мне известно, что они могут делать. Когда я была молодой – постарше, чем ты сейчас, но все же молодой – Огион заменил мне отца, как я сейчас заменила тебе мать. Он присматривал за мной и пытался научить тому, что мне необходимо было знать. Огион возился со мной вместо того, чтобы странствовать в одиночку. Он любил бродить по тем самым тропам, которыми мы идем сейчас, по лесам, по редко посещаемым человеком уголкам острова. Огион исходил весь Гонт вдоль и поперек, присматриваясь и прислушиваясь. Он постоянно к чему-то прислушивался, поэтому его и прозвали «Молчаливый». Но со мной он разговаривал часто. Огион рассказывал мне различные предания, причем не только широко известные сказания о деяниях давно умерших королей и героев, о событиях, что произошли давным-давно и далеко-предалеко от Гонта, но и истории, которые знал только он.

Некоторое время она шла молча, а затем продолжила:

– Сейчас я расскажу тебе одну из тех историй.

Среди прочего маги обладают способностью превращаться в кого захотят, изменять свой облик. Они называют это «перевоплощением». Даже рядовой волшебник может сделать себя настолько похожим на другого человека или даже на зверя, что ты первое время просто не веришь своим глазам. Он словно надевает маску. Но искусные маги способны на большее. Они как бы срастаются с маской, действительно превращаясь в иное существо. Например, если волшебнику нужно пересечь море, а у него нет лодки, он может превратиться в чайку. Однако при этом он начинает думать, как птица, а не как человек, и существует опасность, что он навсегда останется чайкой и никогда не станет вновь человеком. Говорят, жил когда-то на свете великий волшебник, которому очень нравилось превращаться в медведя. Он делал это столь часто, что и впрямь стал медведем и задрал своего маленького сынишку. Тогда люди выследили его и убили. Но Огион порой и шутил на эту тему. Как-то раз мышь залезла в кладовку и изгрызла сыр. Маг поймал зверька с помощью заклинания-мышеловки, взял его в руки, сурово глянул на него и сказал: «Я же просил тебя не превращаться без надобности в мышь!» Я не сразу поняла, что он меня разыгрывает…

Что ж, данная история повествует о чем-то похожем на перевоплощение, хотя Огион утверждал, что это явление выходит за рамки известного ему искусства изменения облика, ибо здесь, в одном теле, под одной оболочкой, уживались сразу два существа, а это, по его словам, никакому волшебнику не под силу. Огион столкнулся с этим феноменом в маленькой деревушке, носящей имя Кемай, на северо-западном побережье Гонта. Там жила старая рыбачка, не знахарка, не обученная искусству колдовства. Но она слагала песни. Вот как Огион нашел ее. Однажды он по своему обыкновению скитался по острову и прислушивался. Где-то на побережье он услышал, как люди напевают себе под нос, чиня сети или конопатя лодку:

Таких слов и такой мелодии Огион никогда прежде не слышал, и он стал расспрашивать людей, от кого они услыхали эту песню. Его посылали от одного человека к другому, пока, наконец, кто-то не сказал ему: «А, так это же одна из песен Женщины из Кемая». Тогда Огион отправился в Кемай, маленькую рыбацкую деревушку, где в крохотном домишке у самой гавани жила та самая женщина. Он постучал в дверь своим магическим посохом, и она открыла ему.

Помнишь, мы говорили с тобой об именах? Тогда ты узнала, что у каждого ребенка есть «детское» имя, а у взрослых – прозвища или клички. Разные люди могут звать тебя по-разному. Для меня ты – Ферру, но, возможно, ты получишь, когда подрастешь, какое-то иное прозвище. Однако когда ты вступишь в пору отрочества, тебе, если все будет идти своим чередом, дадут твое Настоящее Имя. Его даст тебе человек, обладающий подлинной властью, маг или волшебник, поскольку давать имена – это часть их искусства. И это Имя ты должна скрывать от других людей, ибо в нем заключена твоя сущность. В нем – твоя сила, твоя власть. Но, с другой стороны, это тяжкая ноша. Открыть его можно лишь человеку, которому ты безгранично веришь, и только в случае крайней нужды. Но великие маги, которым известны все Имена, могут узнать твое Имя и без твоей помощи.