Проклятие изгнанных - Байкалов Альберт - Страница 28

– Не утруждайте себя.

– Да как же так? – возмутился Роман Анатольевич. – Садись, а ты, Оленька, – обратился он к дочери, – накрой на стол.

– Вы лучше скажите, где у вас тут отель недорогой, – взмолился изрядно вымотанный за день Виктор.

– А вы откуда приехали? – расставляя тарелки, спросила Ольга.

– Как бы вам правильно объяснить? Вообще из Парижа. А туда прилетел из Панамы, но живу в Канаде. Вернее, жил…

– Вы канадец? – по слогам спросила Ольга.

– Да, то есть нет, – окончательно запутался Виктор. – Родился в Канаде, но сам русский…

– Это как же тебя угораздило? – удивился Роман Анатольевич.

– Это нас с тобой, папа, угораздило в России родиться, а всем остальным повезло, – резонно заметила Ольга.

– Мой прадед эмигрировал после революции, – объяснил Виктор, отстраняясь от стола и давая возможность Ольге поставить тарелку.

– А сам, значит, здесь никогда не был? – догадался Роман Анатольевич.

– Не был, – подтвердил Виктор, разглядывая странный суп, который Ольга разливала по тарелкам.

В желтоватой жиже плавали мелко нарезанные мясо, яйцо, петрушка, укроп… Но больше всего его удивило, что, даже не притронувшись к этому блюду, он понял, что оно холодное.

«Неужели это похлебка для бедных? – подумал Виктор и вопросительно посмотрел на Ольгу. – Так вот почему она не хочет гостей! У них мало еды!»

– Никогда не видел окрошку? – улыбнулась Ольга.

– Окрошка? – вспомнил давно забытое слово Виктор и шлепнул себя по лбу: – Слышал! Но сначала подумал…

– Что? – в один голос спросили отец и дочь.

– Не знаю, как сказать, – коря себя за то, что вообще начал этот разговор, пожал он плечами. – Могу обидеть.

– Обидишь, если промолчишь! – наседала Ольга.

– Я ведь первый день в России и совсем не знаю обычаев, – осторожно заговорил Виктор. – Вернее, знаком с ними только по рассказам деда, который сам ничего не помнит. К тому же с тех пор все много раз поменялось. Когда вы налили в тарелку окрошку, – он поднял взгляд на Ольгу, – я подумал, что это пища для малоимущих, а вы ругались из-за того, что ее мало…

На кухне воцарилась тишина. Ольга замерла, переглянулась с отцом и неожиданно прыснула со смеху. Роман Анатольевич тоже расхохотался.

– Вот так-то, доченька! – сквозь слезы выдавил он. – Будешь впредь знать, как ворчать!

– Так, садимся за стол! – с трудом успокоившись, хлопнула в ладоши Ольга и опустилась на стул. Сбоку пристроился отец. Некоторое время, находясь под впечатлением произошедшего, ели молча. Встречаясь с Виктором взглядом, Ольга снова испытывала приступ смеха и отворачивалась.

– А чем родители занимаются? – наконец успокоившись, спросил Роман Анатольевич.

– Работают на железной дороге, – ответил Виктор.

– А живешь где?

– Я много ездил, – пожал плечами Виктор, не зная, как ответить. До сих пор у него не было собственного жилья, и он просто не задумывался над этим.

За столом снова воцарилась тишина. Первой подала голос Ольга:

– Надо машину на сервис отогнать.

– Что случилось? – отламывая хлеб, нахмурился Роман Анатольевич.

– Плохо заводится…

– Опять сдерут, – вздохнул отец.

– А какая у вас машина? – спохватился Виктор.

– Ваша, – усмехнулась Ольга, разливая по чашкам чай, – «Форд».

– Ну, допустим, не наша, а американская, – повеселел Виктор. – А вообще, я долго работал в автомастерской, так что, будьте уверены, справлюсь с поломкой не хуже ваших работников.

«Форд» стоял во дворе. Уже спустя полчаса машина была исправлена. Правда, Роману Анатольевичу пришлось сходить в магазин автозапчастей за вышедшим из строя блоком управления, но это мелочи.

Пока Виктор возился под капотом, Ольга стояла рядом и послушно подавала ему ключи. Он заметил, что во взгляде женщины уже пропала та колючая неприязнь, которая была, когда они пришли.

– Ну, вот и все, принимайте работу!

– Скажи, у тебя дела в Москве или ты приехал посмотреть на свою историческую родину? – неожиданно спросила Ольга.

– И дела, и посмотреть, – опуская капот, уклончиво ответил Виктор.

– Я подумала, что ты можешь пожить у нас на даче, – предложила Ольга.

– Это удобно?

– Конечно, – кивнула Ольга. – Там сейчас никого нет. Раньше мы лето проводили за городом, а сейчас… – она махнула рукой.

– У вас какая-то беда? – заметив перемену в ее настроении, насторожился Виктор.

– Мама болеет.

– Она в больнице?

– В больнице, – кивнула Ольга.

– А вот еще, смотри. – Марта протянула через стол небольшую записную книжку в потертом кожаном переплете.

– Что я должен здесь увидеть? – поднял на нее взгляд Матвей.

– То же самое, что и в той, – показала она на лежащий перед ним блокнот.

– Мы уже знаем, что отец хозяйки квартиры был сначала уполномоченным ВЧК, а потом служил в НКВД, – усталым голосом напомнил он.

Матвей, Даша и Марта сидели вокруг круглого стола, на который были вывалены все найденные в доме тетради, записные книжки, семейные альбомы, документы и письма. Другими словами, всю эту макулатуру можно назвать «бумажными носителями информации». Разбирая этот ворох, Матвею и его помощницам удалось к полуночи узнать, что отец написавшей Даше письмо женщины всю свою жизнь прослужил в карательных органах и, судя по всему, каким-то чудом избежал репрессий, дожив до хрущевской оттепели. Мать, Татьяна Алексеевна, до революции, скорее всего, работала в этом же доме на господ по фамилии Угрюмовы. Эта фамилия упоминается несколько раз в ее письмах к мужу в Среднюю Азию, где он в тридцатых воевал с басмачами. В конечном итоге мужчина привез письма в Москву. Они были аккуратно рассортированы по датам и перетянуты бечевкой. После него их никто не трогал. Из переписки было видно, что супруги познакомились в двадцать четвертом году. В двадцать пятом сыграли скромную свадьбу и долго жили в любви, мире и согласии. Безоглядно любили свою дочь Анфису. Татьяна была обучена грамоте, поэтому ее приняли на службу в машинописное бюро при наркомате транспорта.

– Она в переписке вставляет французские слова, – оторвала взгляд от исписанного убористым почерком пожелтевшего листка Даша и посмотрела сначала на Марту, потом на Матвея.

– Что тебя удивляет? – захлопала глазами Марта.

– Мне тоже это показалось странным, – согласился Матвей, – для обычной девки она слишком умна и образованна.

– Девка, – передразнила Марта. – Слово-то какое! Слух режет. И вообще, не забывай, что она жена чекиста.

– Согласен, – кивнул Матвей. – Но до этого она была служанкой.

– И что? – не понимая, к чему он клонит, нахмурилась Марта.

– Зачем господам надо было учить грамоте дворовую?

– Может, они совершенствовали свои педагогические навыки? Или от скуки.

– Возможно, – сказал Матвей. – Но я допускаю третий вариант.

– Какой?

– Она была больше, чем служанка, – попыталась угадать Даша.

– Точно!

– Внебрачная дочь Угрюмова? – нахмурила брови Марта и заглянула в экран стоящего среди бумаг ноутбука, где заносила основные моменты: – Федора Павловича.

– Сомневаюсь, – возразил Матвей, перебирая в голове возможные варианты. – Дворяне. Судя по всему, в этой семье дорожили такими понятиями, как честь, преданность и порядочность. Думаю, жена Угрюмова не потерпела бы в доме присутствие любовницы…

– Да еще в положении, – напомнила Даша.

– Откуда ты взяла? – удивился Матвей.

– Во-первых, по дате рождения Анфисы Павловны подходит, а во-вторых, жена Угрюмова, Прасковья, пишет в своем дневнике:

«Жаль бедную девочку, остается одна, да еще в положении. А я ей ночью нагрубила! Не знаю, что с нею будет в этом кошмаре. Да хранит ее Бог! Запись сделана двадцать шестого января одна тысяча девятьсот двадцать пятого года». Кстати! – спохватилась Даша. – Она последняя в этом дневнике. Тут даже время стоит – семь утра…

– Интересно, что потом произошло с Угрюмовыми? – задумчиво проговорила Марта.