Волки и волчицы - Ветер Андрей - Страница 32

— Нет, когда я с тобой, я не думаю ни о чём.

— Вот видишь, — на лице Наташи появилась радостная улыбка. — Значит, всё-таки умеешь отвлекаться и расслабляться…

Кирсанов потянулся к её губам:

— Мне хорошо только с тобой, — он начал неторопливо расстёгивать пуговицы на её рубашке.

— Это мне льстит, — она освободилась от одежды.

— Ни с одной женщиной я не чувствовал себя так…

— Как?

— Вот так, — он сделал неопределённый жест рукой, как бы желая объять жестом всё окружающее пространство, весь мир, всю жизнь.

Присутствие Наташи давало ему возможность полностью отрешиться от внешнего мира, окунуться в покой и любовь.

— Происходит странная вещь, — сказал он, когда после долгих ласк они некоторое время лежали молча.

— Ты о чём?

Она сладко потянулась и потёрлась щекой о его грудь. Перевернувшись на живот, она согнула ноги в коленях и принялась быстро болтать ими, будто хотела взбить воздух, превратить его в пену. Алексей с удовольствием окинул взглядом её красивое молодое тело.

— Я говорю о том, — продолжил он, — что в тебе я нашёл защитника.

— То есть? — девушка перестала раскачивать ногами и посмотрела на Алексея.

— Я нашёл в тебе защитника. Не в том, конечно, смысле, что ты от разбойного нападения сможешь защитить меня. Я о другом говорю. Мне с тобой спокойно. Очень спокойно и надёжно. Мне нравится с тобой разговаривать…

— Что же тут странного, милый?

— Ты молода. Я вдвое старше тебя, я вполне мог быть твоим отцом. Но я чувствую себя возле тебя так, как чувствовал себя возле матери, когда был маленьким мальчиком.

— Это правда?

— Правда. Когда я с тобой, меня охватывает чувство абсолютной надёжности.

— Меня тоже, — она заползла на него и прижалась губами к его подбородку. — Мы с тобой не случайно встретились… Кстати, папа передаёт тебе привет и спрашивает, почему ты не заходишь к нам? Он говорит, что ты боишься его. Он тебя ничем не обидел?

— Скажи, Наташа, как у тебя складываются отношения с ним? Николай Яковлевич тебя ничем не удивляет?

— Я давно привыкла к его странностям, — ответила девушка. — Раньше он казался мне ходячим историческим справочником, а после клинической смерти он стал рассказывать мне свои сны. Ты знаешь, не всякий писатель сумеет сочинить такие истории. И главное в его снах — детали! На удивление правдоподобные.

— Да, когда мы с ним разговаривали, он рассказал мне много любопытного. Тебе не кажется, что он мистик?

— Не знаю, — она перевернулась на спину, — не знаю. Он очень непрост. В этом я уверена.

Наташа поднялась. Её ступни утонули в глубоком ворсе зеленоватого ковра.

— Мне пора идти, Алёша!

— Ты спешишь? У тебя дела?

— Извини, забыла тебе сказать: у меня встреча в институте. Это по поводу реферата.

— Ладно, — с неохотой проговорил Кирсанов, — поделать нечего.

— А ты чего хотел? — она бесшумно скользнула по ковру и распахнула дверь в ванную.

— Меня сегодня утром выловил по телефону Андрей Васнецов, пригласил вечером на банкет в «Арт клуб», — Кирсанов сел в кровати, потянулся, хрустнул суставами и посмотрел на девушку. Наташа, стоя в двери, повернулась к Алексею и не глядя нажала на кнопку выключателя. В ванной включился бледно-голубой свет, озарив женское тело призрачным ореолом. Взлохмаченные волосы, тяжёлыми прядями упавшие на покатые плечи, приобрели зеленоватый оттенок, придав девичьему лицу что-то неземное.

— Кто такой Васнецов? — она вскинула руки и загребла пальцами волосы, зачёсывая их назад. Её небольшие красивые грудки вздрогнули.

— Мой товарищ по цеху, как иногда выражаются журналисты. Режиссёр.

— Так это тот самый Андрей Васнецов? «Солнечные слёзы», «Пивоварня», «Пустые книги»…

— Да, тот самый. У него день рождения, юбилей, пятьдесят лет стукнуло, а я совсем забыл…

— Слушай, я тоже хочу с тобой к Васнецову на день рождения, — Наташа состроила гримасу капризной девчонки. — Можно?

— У тебя же встреча.

— А ты дождись меня. Или у вас там строго, как в армии?

— Не строго.

Она зашла в ванную и закрыла за собой дверь. Кирсанов услышал шум воды.

Он поднялся, прошёлся по комнате и остановился перед окном. Свежий осенний воздух взволнованно тащил по бледному небосводу мутные полупрозрачные облака, похожие на медузы.

«Вечное движение, безостановочная смена форм и содержания», — подумал Алексей глядя, как облачные медузы таяли с каждой секундой.

Он повернулся и подошёл к зеркалу.

«Наверное, было бы интересно уметь видеть мир в разных измерениях сразу, чтобы разглядывать всё в разных масштабах — одновременно издали и под микроскопом. Ощущать всё в разных временных координатах — несколько далёких друг от друга дней в одно мгновение и наоборот… Сейчас я мог бы наблюдать, как у меня растут волосы на теле, если бы глаз был способен на это. Я видел бы, как мои железы наполняются всякими телесными соками, которые я выбросил несколько минут назад, занимаясь любовью. Можно было бы любоваться пульсацией сердца… Как в кино… Как в кино…»

Кирсанов пристально смотрел на своё отражение. Он видел поры на коже, застывшие на шее капельки пота, крупную щетину, крохотный розовый прыщик на подбородке. В этом прыщике что-то зрело, шла неведомая Алексею жизнь, кишели какие-то микробы, пожирая здоровые клетки организма.

Внезапно Кирсанов почувствовал тошноту и отпрянул от зеркала. Ему почудилось, что он всем телом вдруг ощутил неподконтрольную ему жизнь бактерий в прыщике. Эта жизнь предстала перед его взором вполне зримо, ясно, наглядно. Он услышал незнакомые чавкающие звуки, толчки неведомых струящихся энергий… Белые толстые змеящиеся существа заполнили пространство перед ним, разваливаясь длинными скользкими ломтями, сплетаясь друг с другом, выдавливая друг друга из себя, заглатывая друг друга…

Алексей попятился и почти рухнул на кровать.

— Так можно спятить! — громко выдохнул он.

Его слова тяжело ударились о потолок, и Кирсанов увидел, что звук его голоса приобрёл геометрическую форму. Голос округлился, вздулся тягучим пузырём, мягко растёкся по потолку и смешался с ужасными белыми змеями.

— Прочь! К чёрту!

Снова звук разлетелся по комнате, но теперь рассыпался колючими точками, завибрировал мелкими песчинками и густой пыльной завесой затянул сознание.

Кирсанов рывком перевернулся и зарылся лицом в простыню.

Всё внезапно смолкло, исчезло.

Что-то легло ему на плечо.

— Лёша?

Он медленно поднялся на локтях и повернул голову. Возле кровати стояла, нагнувшись, Наташа. Она была одета в белую рубашку и джинсы.

— Тебе плохо?

— Мне кажется, что у меня начинаются приступы белой горячки, — тяжело ворочая языком, проговорил он.

— Милый мой, — девушка села возле него и привлекла к себе его взъерошенную голову, — давай-ка ты поедешь со мной. Не нужно тебе оставаться одному. Проводи меня в институт, а затем рванём к Васнецову…

Её голос, как всегда, сразу успокоил Алексея.

— Господи, что же я буду делать без тебя? — он губами нащупал женскую грудь и поцеловал её сквозь рубашку.

— Это ты сейчас кого спрашиваешь? Бога или меня? — серьёзно спросила она.

— Мне кажется, что это одно и то же… Ты — мой Бог. Я без тебя пропаду, Наташка… Я совсем сломался…

— Говорят, что сорок лет для мужчины — критический возраст, — она ухмыльнулась.

— Я только что видел такое…

Он задрожал, вспомнив видение.

— Понимаешь, я только подумал, что вот бы хорошо, например, увидеть… всякое такое… И сразу увидел… И вот испугался… Знаешь, это как если бы захотеть, чтобы перед тобой появилось привидение, а оно вдруг и впрямь появляется.

— Разве ты боишься увидеть что-то необычное? — она заставила Алексея сесть. — Ты же всё время мыслями где-то витаешь. Ты же сам рассказывал мне о других мирах.

— То мыслями, а то наяву… Я видел на самом деле… Эти жирные белые слизняки, эти сопли… И это не что-то такое отдельное, это — часть меня!