Земля ветеранов - Шакилов Александр - Страница 8

И не только водители.

Вообще все, кто попадал в поле зрения Заура. Даже у дошкольного возраста пацанвы, шнырявшей возле кафешного мангала, на ремнях болтались отнюдь не пустые ножны.

Запах шашлыка заставлял трепетать ноздри, намекая, что кое у кого уже сутки не было во рту ни маковой росинки, ни хот-дога с горчицей и кетчупом. Правда, аппетита могло лишить то, что барашка, нынче нанизанного на шампуры, прямо на глазах у посетителей подняли за задние ног и ножом чиркнули по горлу – кровь плеснула в подставленное ведро и мимо, смешавшись с пылью под ногами бородатого резчика, попав на граффити, рисунок краской на асфальте – фигурку крылатого ангела.

В Вавилоне вообще было много ангелов. Заур заметил на полке бара в кафе, поверх бутылок, глиняных ангелочков размером от наперстка и до полуметра. Он вошел под брезентовый навес, интимный полумрак под которым создавала единственная лампочка. Мимо с подносом в одной руке и с бутылкой в другой проскользнула юная мулатка. «Angel» – гласила надпись под крылатым рисунком на ее футболке, обтягивающей внушительные молочные железы. Палач отвел взгляд. Слишком много ангелов. От белых крыльев зарябило в глазах. Местная мода показалась ему странной.

Или же это знак свыше?..

Палач двинул к столу, за которым сидел старик.

Точнее – уже не сидел.

Заур застыл на месте.

Куда подевался пожилой грешник? Палач завертел головой, метнулся к столу, схватил подвернувшуюся кстати мулатку-официантку за локоть и тут же отдернул руку:

– Тут был старик, слепой, с тростью, где он?!

Официантка лишь пожала плечами и спросила, что он будет заказывать.

Заур опустился на стул, еще теплый после слепца, провел ладонью по лысому черепу, покрытому многочисленными шрамами.

И услышал:

– Нам два кофе, милочка. Без сахара.

Со стула напротив на него таращились черные солнцезащитные очки со сломанной дужкой, прикрученной скотчем. Седой пушок на голове старика прикрывала тюбетейка. Трость слепец прислонил к столу. Надо признать, он сумел застать палача врасплох. Зауру даже немного не по себе стало. На миг опытный слуга Закона почувствовал себя беззащитным мальчиком рядом с этим тщедушным тельцем в дырявой черкеске.

Официантка, блудливо покачивая бедрами, упорхнула выполнять заказ.

Заур молча положил на столешницу перед слепцом еврокупюру. Слепец чуть коснулся ее пальцами и, покачав головой, не взял. Ого, а расценки в Вавилоне еще те! Палач добавил столько же – старик смял деньги в горсти и сунул в карман.

– Что бы вы хотели узнать? – Голос у старика был уверенный, без присущего возрасту шамканья.

– Для начала… – Заур привычно сунул руки в карманы плаща и поморщился, вновь не обнаружив там парочку пистолетов-пулеметов. – Отец, продай оружие. Мне бы ствол какой, только хороший.

– Это не мой бизнес, милок. – В голосе старика прозвучало легкое раздражение, точно Заур ляпнул что-то очень глупое, и теперь всем вокруг стыдно за него.

– Тогда все новости за последние два дня, – сменил тему палач.

Кивнув, – мол, задача ясна – слепец начал говорить.

Дважды он прерывался, когда к нему подбегали те самые чумазые мальчишки, что носились у мангала, и, косясь на Заура, что-то шептали ему в ухо. Эти малыши – посредники между стариком и теми, кто все видит за него, кто докладывает обо всем, что было, есть и будет в Вавилоне. А старик, продав новости клиентам вроде Заура, на вырученные деньги кормит ораву бездомных шпанят-«глаз», из которых обязательно вырастут грешники, презирающие Закон. Но сейчас дед и компания делают благое дело, помогая палачу разведать обстановку в городе, узнать, кто тут нынче самый крутой грешник, ну и вообще. Осведомители и СМИ – ничто в сравнении с ними.

Официантка принесла кофе, но ни Заур, ни слепец не притронулись к щербатым чашкам. Старик все говорил и говорил, его голос убаюкивал палача. Но лишь прозвучало заветное слово «Край», Заур встрепенулся. Важно узнать, где обретается этот закоренелый преступник, нуждающийся в особом подарке – пуле в голову. Расспросы до добра не доведут, а значит как-то исподволь, невзначай…

Поразительно, но слепец заметил интерес клиента.

– Послушай, милок. – Он уперся ладонями в стол и подался вперед, приблизив свои очки к толстенным линзам визави. – Я знаю: ты хороший человек, хоть и палач.

Заур медленно обернулся, кинув взглядом по сторонам. Не услышал ли кто? Кавказец-бородач поливал очередную порцию шашлыка красным вином. Посетители кафе выпили и закусывали. Вроде спокойно, никто не спешит вздернуть или всего лишь четвертовать палача.

Встать бы да исчезнуть, пока старик не поднял шум. Или…

Увы, он ничего не успел предпринять. Сверкнув в свете лампочки, длинное – не меньше метра – лезвие молнией метнулось к его горлу и застыло, слегка коснувшись кожи. Непростая у старика трость, с секретом. Не только тропу божий одуванчик в тюбетейке ею прощупывает, но использует еще как ножны для смертельного оружия, с которым управляется мастерски. Стоило слепцу ошибиться хотя бы на пару миллиметров – и Заур уже истек бы кровью.

В кафе повисла тишина. Посетители застыли с вилками у ртов.

– Милочка, нам бы еще кофейку, – распорядился старик.

И все вновь пришло в движение, будто ничего не случилось. Заточенная сталь слилась с ножнам, став обычной с виду тростью.

– Да, кофейку. – Заур решил тут посидеть еще. Уютное заведение, приятный собеседник… Он коснулся кадыка – вроде цел, еще поживет палач во имя Закона, и сына, и святого духа.

– Я знаю, милок, ты ищешь Края. Зачем он тебе – не мое дело. Но Краю нельзя мешать, ему надо помочь. Несложно вычислить, куда он направится и к кому в лапы попадет. А потом… Никто тут – ни Край, ни его враги – не ведает, какое зло угрожает Вавилону! Нет, всему миру! Это зло надо остановить!

Палач нахмурился. Ему очень не понравилось то, как быстро вроде бы адекватный старик превратился в жалкого безумца, бормочущего бессмысленную чушь.

Опершись на плечо подбежавшего мальчишки, слепец поднялся и двинул к выходу.

Напоследок он обернулся, будто его солнцезащитные очки хотели еще разок взглянуть на палача:

– Хочешь найти Края – найди его жену.

Заур залпом выпил две чашки кофе подряд.

Кричала Милена, никаких сомнений. Уж ее-то вопли я узнаю везде и всегда, наслушался…

Надеюсь, на моем лице ничего лишнего – интереса или тревоги – не отразилось.

Выставив перед собой ладошки, – всеобщий знак смирения, понятный даже пигмеям в джунглях, – я улыбнулся во все тридцать два с пломбами, едва зубочистка не выпала:

– О, у вас тут что-то серьезное, а мне неприятности не нужны.

И повернулся, чтобы уйти.

– Топай, да. – «Африканцы» тут же опустили ружья. Вообще, делать этого не рекомендуется ни в коем случае, пока опасность точно не миновала. А уж со мной вблизи подобная беспечность напрасна вдвойне. И чем уж точно не стоило озадачиваться, так это попыткой проводить меня пинком под зад.

Я перехватил голень того, у кого зубы подпилены так, чтоб удобней было рвать сырое мясо, – вовсе не курятину, кстати – и задрал максимально вверх, чем помог каннибалу потерять равновесие и взвиться в воздух.

– Презент тебе. – Пока любитель человечины падал, я выхватил изо рта зубочистку и воткнул ему в горло. – Пользуйся. – И молниеносным движением, как учил меня давным-давно «любимый» сержант Петренко, отобрал у него дробовик.

Второй «африканец», хоть и не был замечен в особом прикусе, все равно получил алюминиевым прикладом в челюсть, что подействовало на него очень умиротворяюще. Его дробовик тоже стал моим трофеем. Оба ствола я снял с предохранителей по пути к квартире Милены. Приблизившись, я увидел, что дверь самую малость приоткрыта. Так-с, теперь изо всех сил пнуть ее и зычно гаркнуть: «Всем оставаться на местах!» Точно, так и сделаю. Я набрал в грудь побольше воздуха и…

Дверь отворилась сама. Из квартиры в коридор вывалились двое «африканцев»: оружие за спиной, чтобы не мешало тащить брыкающийся груз – связанную скотчем по рукам и ногам удивительно тихую Милену, одетую лишь в ночнушку и трусики. Онемела она из-за кляпа во рту – ее же кружевного бюстгальтера. Всего двое парней смогли совладать с этой фурией в юбке? Однако бывшая моя не молодеет, рефлексы уже не те… Судя по яростному блеску ее глаз, она поняла, что именно я сейчас о ней подумал.