Сон Ньютона - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 6

— Массовый психоз…

— …Ничего общего с этим не имеет, — отрезала Ларейн. В голосе ее прорезались визгливые нотки. «Она выходит из себя, — подумал Изя, — стоит с ней не согласиться». — Эти люди здесь, Изя. И с каждым днем их все больше.

— Итак, станция полна настоящих людей, сквозь которых можно пройти насквозь?

— Хороший способ избавиться от тесноты, — с застывшей улыбкой подтвердил Эл.

— И то, что видите вы, реально, даже если я этого не вижу?

— Не знаю я, что ты видишь, — огрызнулась Ларейн. — И не знаю, что тут настоящее. Я знаю, что они — здесь. Не знаю, кто они; может, это мы выясним. Те, кого я видела вчера, были из какого-то примитивного народа, все в шкурах, но они были даже красивы — люди, конечно, а не шкуры. Не изголодавшиеся и очень внимательные, наблюдательные такие. Мне показалось даже, что не только мы их, а и они нас видят, но в этом я не уверена.

Род согласно кивал:

— Ага, а потом вы с ними разговаривать начнете. Привет, ребята, добро пожаловать на ОСПУЗ.

— Пока что, если подойти, они куда-то пропадают, но к ним можно приблизиться все больше, — серьезно ответила Ларейн.

— Ларейн, — медленно проговорил Изя, — ты сама себя слышишь? Род? Слушайте, если я приду и скажу: «Эй, ребята, знаете что, тут трехголовый пришелец телепортировался с летающей тарелки, так что…» Что? Вы его не видите? Ларейн, не видишь? Род? Не видите? А я вижу! И ты видишь, Эл, правда? Видишь трехголового пришельца?

— А как же, — ухмыльнулся Эл. — Маленького и зелененького.

— Вы нам верите?

— Нет, — ответила Ларейн сердито. — Потому что вы врете. А мы — нет.

— Тогда вы сошли с ума.

— Отрицать то, что я и все остальные видим своими глазами, — вот это безумие.

— Эй, онтологические споры, конечно, жутко интересны, — прервал их Эл,

— но нам уже двадцать пять минут как следовало заняться отчетом по моторному отсеку.

Той ночью, работая за терминалом, Изя вновь ощутил мягкое электрическое покалывание в руках, стеснение, шепоток за пределом слышимости, запах пота, а может, мускуса или человеческого дыхания. Он стиснул голову руками, потом поднял взгляд к терминалу электронного мозга и пробормотал, словно обращаясь к нему: «Не допусти этого. У нас нет другой надежды».

Но экран был пуст, а недвижный воздух — лишен запаха.

Изя еще поработал немного, потом отправился спать. Его жена лежала рядом в ночной тишине — и все же дальше самых далеких планет.

А Эстер лежала в больнице, в вечной тьме. Нет, не вечной. Временной. Целительной тьме. Она будет видеть.

— Что ты делаешь, Ноах?

Мальчик стоял у кухонной мойки, зачарованно глядя на стоящую в раковине воду.

— Смотрю на золотых рыбок, — ответил он. — Их выплюнуло из крана.

— Вопрос заключается в следующем: до какой степени концепция иллюзии может описать интерактивную сцену, воспринимаемую совместно несколькими наблюдателями?

— Ну, — заметил Хайме, — сама интерактивность может быть частью иллюзии. Вспомним Жанну д'Арк и ее голоса.

Но в его собственном голосе не было убежденности, и Елена, ставшая лидером Аварийного комитета, задала резонный вопрос:

— Может, еще пригласим наших гостей на это заседание?

— Стойте, стойте, — перебил ее Изя. — Вы говорите «воспринимаемую совместно». Но она же не воспринимается совместно. Я ее не вижу. Есть и другие, кто не видит. Так на каком основании вы объявляете ее совместной? Если эти фантомы, эти «гости» неощутимы, исчезают при приближении, беззвучны, так они не гости, а привидения, а вы отбрасываете рассудок и…

— Изя, прости, конечно, но ты не можешь отказывать им в существовании из-за того, что не можешь их воспринимать.

— А что, может существовать более веское основание?

— Но ты отказываешь нам в праве на том же основании утверждать их реальность.

— Основанием для оценки галлюцинаторного бреда является отсутствие галлюцинаций у наблюдателя.

— Так зови их галлюцинациями, — посоветовала Елена. — Хотя мне больше нравятся «призраки». Возможно, оно и точнее. Но мы не умеем сосуществовать с призраками. Нас этому не учили. Так что обучаться придется по ходу дела

— поверьте мне, придется. Они никуда не пропадают, они здесь, и даже наше «здесь» меняется. Если захочешь, Изя, ты можешь быть очень полезен нам именно тем, что не видишь ни наших… гостей, ни перемен. Но мы, видящие, должны выяснить, как и откуда они берутся. И если ты будешь слепо отрицать их существование, ты просто ставишь нам палки в колеса.

— Кого боги хотят уничтожить, — произнес Изя, вставая из-за стола, — того они лишают разума.

Остальные молчали, смущенно опустив глаза. Комнату он покинул в тишине.

По коридору СС бежала, смеясь и хохоча, толпа людей.

— К перекрестку их, к перекрестку! — вопил здоровяк пилот-инженер Стирнен, размахивая руками, точно погоняя кого-то.

— Это бизоны! — кричала женщина. — Бизоны! Гоните их по коридору С, там места больше!

Изя шел прямо и смотрел только перед собой.

— У входа вырос вьюн, — сказала Шошана за завтраком так обыденно, что Изя на мгновение обрадовался, что они наконец-то могут поговорить как взрослые люди.

Потом до него дошло.

— Шо…

— И что я могу поделать, Изя? Чего ты хочешь? Чтобы я наврала тебе, или промолчала, сказала, что ничего там не растет? Да вот она. По-моему, это красная фасоль. Она есть.

— Шо, фасоль растет в земле. На Земле. На ОСПУЗе земли нет.

— Знаю.

— Так как ты можешь знать это и отрицать?

— Все движется в обратную сторону, пап, — произнес Ноах новым, хрипловатым голоском.

— Как это?

— Вначале появлялись люди. Все эти жуткие старухи, калеки и прочие, помнишь? — а потом обычные люди. Затем пошли животные, а теперь вот растения и вещи. Мам, ты слыхала, что в Резервуарах видели кита?

Шошана рассмеялась:

— Нет, видела только коней в Общей ячейке.

— Красивые они были, — вздохнул Ноах.

— Я их не видел, — вымолвил Изя. — Никаких коней в Общей.

— Целый табун. Правда, к себе они не подпускают. Дикие, наверное. Там было несколько очень красивых, пятнистых. Нина говорит, они называются «аппалуза».

— Я не видел коней, — прошептал Изя, стиснул голову руками и разрыдался.

— Эй, пап, — услышал он голос Ноаха, а потом Шошаны:

— Все хорошо. Ничего. Ничего. Иди в школу. Все хорошо, дорогой.

Зашипела дверь.

Руки Шошаны приглаживали его волосы, массировали плечи, чуть встряхивая, чуть покачивая.

— Все хорошо, Изя…

— Нет. Нет. Нехорошо. Все не так. Мир сошел с ума. Все рухнуло, все разрушено, разбито, испорчено. Все не так.

Шошана долго молчала, растирая мужу плечи.

— Мне страшно, когда я думаю об этом, Изя, — призналась она наконец. — Это сверхъестественно, а я не верю в сверхъестественное. Но если я перестаю думать умными словами, если я просто смотрю, смотрю на людей и… и коней, и фасоль у двери… все обретает смысл. Как мы подумали, как мы могли подумать, что можем уйти от всего этого? Что мы о себе возомнили? Мы привезли с собой все, что мы есть, коней, и китов, и старух, и больных детей. Они — это мы, мы — это они, и все мы здесь.

Изя помолчал чуть-чуть и глубоко вздохнул.

— Вот-вот, — горько прошептал он. — Не сопротивляйся. Прими необъяснимое. Веруй, потому что нелепо. Да кому нужно это понимание? Кому это интересно? Мир куда осмысленней, если не пытаться в нем разобраться. Может, нам всем стоит сделать себе лоботомию? Тогда жизнь точно стала бы проще.

Шошана отпустила его плечи.

— А после лоботомии поставим себе электронные мозги, — подхватила она.

— И переносные сонары. Чтобы не натыкаться на призраков. Думаешь, хирургия

— ответ на все проблемы?

Изя обернулся, но она стояла к нему спиной.

— Я в больницу, — сказала она и ушла.