Американец. Неравный бой - Рожков Григорий Сергеевич - Страница 3

Слегка наклонившись вперед, я приблизился к Гэтри и поглядел на его лицо, а именно – на глаза. Красные, воспаленные, окруженные темными кругами, они говорили о многом.

– Никаких парковых дней на сегодня, сержант Гэтри. Приказываю вам и вашему подразделению отдыхать минимум до… – оборачиваюсь к Томилову и гляжу на его наручные часы, – до четырех часов после полудня. Застану кого из твоих ребят за работой до указанного срока – все попадете под арест. Запру на складе, и будете спать. Приказ ясен?

– Да, сэр! Приказано отдыхать, сэр! – козырнул он. Молодец, все понял.

– You can go, sergeant[4].

Гэтри, слегка пошатываясь, покинул помещение.

Так, теперь остались только хозяйственные вопросы, за которые отвечает все тот же Оклэйд.

– Что у нас с размещением людей и организацией лагеря, лейтенант? Кратко и по существу.

Офицер уже подготовил нужные записи и перешел сразу к делу:

– Да, сэр. Большая часть личного состава обеих групп размещена в пустых помещениях складов, на поверхности на данный момент завершается развертывание палаточного лагеря для остальной части личного состава. Для обеспечения безопасности лагеря от угроз с воздуха проводятся усиленные работы по маскировке. Из-за густоты леса развернуть батарею зенитного прикрытия нет возможности. В помощь охране выделено два дополнительных взвода, выставлены дополнительные усиленные посты. Благодаря содействию старшего лейтенанта Томилова сразу по прибытии на склад было организовано горячее питание для всех желающих, в дальнейшем, по моему мнению, надо будет скоординировать наши действия для обеспечения питания всех солдат.

– Товарищ Пауэлл, у вас в подразделениях есть хоть одна кухня? – осведомился Томилов, выслушав перевод слов Оклэйда.

– Нет, кроме пяти кухонных двадцатилитровых термосов для супа, у нас нет никакой посуды для приготовления пищи с расчетом на большое количество едоков… – пожал я плечами.

– Ага… У нас есть две полевые кухни, – кивнул в сторону выхода старлей. – Одна наша, из полка, вторая тоже наша, советская, но сначала захваченная поляками, а ночью, во время боя в деревне, отбитая нами. Так что организуем всеобщее питание: ваши продукты и наши кухни.

Это я перевел Оклэйду, и он быстро что-то записал в блокноте.

– Продолжай.

– Да, сэр. После приема пищи по лагерю отдан всеобщий приказ отдыхать. Бодрствующими остались лишь инженеры, которых вы отправили отдыхать, группы, занимающиеся организацией лагеря и маскировки, а также охрана. Организован лазарет для всех раненых. Сильно не хватает квалифицированных медиков, очень нужен хирург либо срочная эвакуация в тыл, иначе тяжелораненых мы не спасем… – Заглянув в блокнот, лейтенант продолжил: – Ближе к вечеру часть медиков проведет всеобщий осмотр, так как имеет место сокрытие ранений и отказ от медицинской помощи. Сэр, еще у меня есть некоторые… кхем, заметки, разрешите? – Дождавшись моего кивка, он сказал: – Сэр, было бы полезно проверить и расширить сеть электроснабжения от складских генераторов, особенно это важно для лазарета. Так же считаю целесообразным выставить на подъездной дороге наряд, усиленный противотанковыми орудиями или бронетехникой… Еще вот что…

Да-а, в тот момент Оклэйд удивил меня, и удивил по-настоящему сильно. Трус-то он трус, но хозяйственник из него вроде как неплохой. Чего уж там – отличный хозяйственник! Он четко расписывал – что, где и для чего надо сделать. Что-то мне подсказывает, не в первой линии окопов должен быть сей фрукт, а в штабе…

После доклада второго лейтенанта наше совещание подошло к своему логическому концу, мы договорились по вопросам совместного существования, подготовили сообщения в штабы, в завершение определились с составом группы связи – в ней пойдут пятеро рейнджеров и пятеро советских разведчиков. Командовать группой будет первый сержант Кинг, его заместителем назначен сержант ГБ Вадер. Удобный вышел расклад – двусторонний контроль, ни гэбэшник, ни рейнджер из ОСС на себя «одеяло» власти не потянет, а значит, беды ожидать не стоит. Уставшие, но довольные продуктивной работой, мы с Томиловым пожали друг другу руки и отправились к своим подразделениям…

Как же хорошо на свежем воздухе! Всего-то пару часов в «подземелье» посидел, а уже устал от этого давящего со всех сторон замкнутого пространства. Да и вообще вымотался я. Делом был занят – чувствовал себя как огурец: ни ранение, ни бессонные сутки, наполненные бесконечными поездками, боями и вновь поездками, не выбивали меня из колеи. А вот стоило оторваться от работы и выйти на свежий воздух – как все тело начало наполняться гнетущей тяжестью, словно в каждую клетку тела ввели свинец, двигаться и даже думать стало невыносимо сложно, веки против моей воли стремились сомкнуться, закрыв глаза спокойной темнотой. Опираясь на плечо Райфла, кое-как удалось проковылять через замерший, успокоившийся после тяжелой работы лагерь и добраться до брата и друзей, отдыхающих под пристальным наблюдением милиционеров.

– Фу-у-ух… – Присев на уступленный братом ящик, я по мановению ока забыл обо всех своих тревогах и страхах, осознал ошибочность моих прежних мыслей…

Оказавшись на войне, любой человек с головой погружается в опасность – что на фронте, что в тылу, – различия лишь в степени сей опасности. Я на войне, и мой брат на войне, и Юра, и Дима, все здесь, и все – на войне.

Чего я хотел? Не для себя, для них – единственных родных мне в этом мире людей.

Безопасности.

После того как увидел их утром, я и обрадовался, и огорчился. ЗДЕСЬ, в этом мире, опасно находиться. Разум расчетливо подсказал: береги их! Отправь в тыл, потребуй от кураторов из НКВД и ОСС обеспечить максимальную безопасность новым попаданцам, главное – чтобы они были живы и здоровы…

Но! Хотят ли они этого? И на самом ли деле этого хочу я?..

Здесь. Сейчас. Рядом с братом и друзьями я впервые за все время пребывания в этом мире успокоился. По-настоящему успокоился!

Нет, я не могу их отпустить. Разум вновь подсказывает, что сотрудники НКВД и ОСС не зря свой хлеб едят… Им нельзя доверять до конца. Скажут одно, а сделают другое. Не из коварных, злых побуждений, нет, а потому что так, по их мнению, может быть гораздо лучше для всех. Скажут: «Мы не дадим никакой опасности навредить вашему брату и друзьям!» – а сами подумают: «Пары шустрых попаданцев на свободе хватит, Пауэлла и еще одного оставьте, остальных – отдайте науке». Или вообще начнут меня шантажировать: «Твой брат у нас, делай так, как мы хотим, иначе…»

– На тебе лица нет, Ар… кхем… Майкл. – Юра, сидевший напротив, подался вперед. – Плохи наши дела, да?

– Не-э-э-а-а-а… – Смачно зевнув, отмахнулся я. – Усе в порядке, шеф!.. Как только особисту из штаба подтвердят информацию обо мне, он сразу вас отпустит, еще и оберегать вас начнет, это я гарантирую… Но вы главное – меня держитесь, и все будет в порядке… Это я… тоже гаран… тирую… – Сидя на неудобном ящике, я тихонько отключился – и уже на грани сознания подметил: «Мне так много хочется вам рассказать, друзья…»

– Сэр. – Дьявол, я глаза прикрыл только что, на пару минут… – Проснитесь, сэр, – настоял на своем голос.

– Что случилось? – Откинув одеяло, я обернулся к нависшему надо мной Кейву. Хм-м, секунду. Я лежу? Когда я успел прилечь?

– Группа связи вернулась, сэр. – И он так это спокойно сказал, что мне стало нехорошо. Сколько я проспал, черт побери?! Резко вскочить с жалобно заскрипевших ящиков не дала нога, но быстро сесть и прильнуть к окну палатки, а именно в палатке я и находился, удалось. Ох, блендамет мне в зубы, снаружи уже сумерки! В полутьме слышны голоса, смех, чьи-то негромкие команды, звуки топора – лагерь пробудился. А первый лейтенант Майкл Пауэлл, и. о. командира американской части подразделения – спит!

– Сколько сейчас времени, Рик?

– Без пяти восемь, сэр, – весело ответил Кейв, но, увидев мой взгляд, посерьезнел и даже по стойке «смирно» вытянулся.