Сотник и басурманский царь - Белянин Андрей Олегович - Страница 47

…Поутру вой на всё село! Виданное ли дело, чёрт живую девку просватал, а кто сам доброй волей нечистому поручился, тому спасения нет. Поп в церкови и на порог не пустит, и грех не отпустит, да ещё поглядит грозно, что ж теперь реветь – поздно…

Ну а покуда она плачет-убивается, у старой тётки в ногах валяется, шёл вдоль деревни казак! Из краю ордынского, от шаха хивинского, кудряв головой, собой удалой, при форме, при шашке, в чуть мятой фуражке, идёт-шагает, на груди «Егорий» играет! Вроде бы дел у него в той деревеньке и не было, другой бы прошёл да не оглянулся – мало ли с чего девка глупая слезами заливается… А этот не стерпел:

– Что ж за печаль-кручина такая у вас приключилася? Али помер кто?

Девке тож выговориться надо, она и рада, цельный час казака грузила, всё как есть изложила… А закончила рассказ – снова в слёзы сей же час!

– Ладно, девка, тока не ной. Осень на дворе, а ты сырость разводишь. Пусти-ка меня в избу, посижу-покумекаю, как твоему горю помочь…

Ну сирота да тётка в дом его приглашают, за стол сажают, подают остатки каши да ещё щи вчерашние. Казак за всё благодарствует, а сам лоб морщит, думу думает. Долго думал, соопределялся, в уме взвешивал, а потом и говорит:

– Надо замуж идти! Коли слово дадено, так бери честь и неси – много дур на Руси… Доставай самое что ни на есть разнарядное платье да платок поцветастее, а соседям накажи и носу через забор не просовывать – не ровён час, цельным кагалом нечистая сила за невестой явится!

Девка, как снулая рыба, сказала «спасиба», и хоть слёзы роняет, а что велено исполняет. Вот закатилося ясно солнышко, отпели петухи зорьку вечернюю, собирается сирота во последний путь. Не успела платья переменить, как за окошком стук да гром! Едет-скачет цельный кагал свадебный – три телеги разбитые, всякой нечистью набитые: тут и лешие, и овинные, и бесовки рылосвинные, и скелеты с балалайками, и кикиморы, и бабайки… А впереди всех женишок – наиглавнейший чёрт! Уже ничем и не скрывается, ни под какие личины не рядится – за своим пришёл, за обещанным!

Сирота как в оконце глянула, так и в обморок… А казак времени не теряет, надевает поверх формы платье девичье, платком накрывается, сапоги под подолом прячет.

– А и где ж тут моя суженая?! – чёрт кричит.

– А и тута я, родимый, не радуйся. – Казак из дверей выходит.

Уж нечисть вой подняла, смех да шутки, им же праздник – душу христианскую извести.

– Один поцелуйчик! – Чёрт разлакомился, да казак его с размаху кулаком в пятак.

– Не сметь, – говорит, – до венца и облизыватца!

Ещё громче взревели гости, на телегу «невесту» сажают, на кладбище везут, дескать, там и обвенчаетесь. Чёрт нос протёр да вновь полюбовности строит:

– Дайте-кась ножки вашей нежной докоснуся…

– Не сметь, – казак ответствует и наступает сапогом чёрту на копытце. – До алтаря и не лапай зазря!

Рогатый ажно взвизгнул от боли немыслимой. Ему уж и женитьба не в радость – какую драчунью выискал, даром что сиротина, а дерётся не хуже мужчины…

Подъезжают они к старому погосту, меж крестов проходят, а тут холм могильный прямо на их глазах и раскрывается.

– Вот, – чёрт говорит, – и постеля наша брачная. А у вас, кажись, сзаду юбка примялася, ужо поправлю…

– Не сметь! – казак рявкает, пнув нечистого промеж ног. – До брака не хватай за всяко!

Бедный чёрт на коленки брякнулся, слова вымолвить не может, чует – женихалку отбило напрочь! Ещё чуть-чуть, и хоть на паперти пой фальцетом… А нечисть уж с телег пососкакивала, кругом стоит, в ладоши плещет, зубами скрежещет, всей толпой захотела девичьего тела! Кой-как чёртушка встал да и высказался:

– Вот кладбище мёртвое – это церковь наша! Упыри да ведьмы – гости с дружками, плита могильная – алтарь! Так скажи при всех, идёшь ли за меня, краса-девица?

– Отчего ж не пойти, коли не шутишь.

– Я шучу?! – ажно захохотал нечистый. – Да я тебя хоть в сей же миг готов на руках унесть в могилу!!!

– Охти ж мне, – казак притворно вздыхает, – а не хочешь ли послушать сперва, как сердечко девичье стучит?

Подпрыгнул чёрт от радости, сладострастием заблестел, грешными мыслями оперился, да и кинулся к казаку на грудь. А на груди казацкой, под платьем невестиным тоненьким, – сам Егорьевский крест… Прямо через ткань белую на пятачке чертячьем своё отражение выжег! Дурным голосом взвыл женишок рогатый…

Казак платье сорвал да за шашку:

– Эх, порубаю в колбасу, бесово племя! – да как зачал махать клинком крестообразно, в православной траектории, только нечисть и видели!

Возвернулся он к утру, сам потный, весь день спал с усталости. А уж прощаясь, девке-сироте рубль серебряный оставил, на приданое. Пусть и ей, дурёхе невинной, когда-никогда счастье будет…

Как казак студента от пекла спас

…Продал как-то раз один студент душу чёрту. Дело, что и говорить, не особенно красивое, однако в былые времена встречалось не так уж редко. Да и продал-то по глупости, за смешную, можно сказать, цену… Ляпнул, не подумав, разок, дескать, замучили профессора университетские, у них, мол, и сам чёрт экзамен не сдаст!

Ну а нечистому тока намекни – уж тут как тут: хвостом вертит, учёность изображает, помочь обещается всячески. Поговорили они как два интеллигента, да и подписал студент жёлтую бумагу с буквами красными! О том, что, дескать, передаёт он душу свою бессмертную чёрту в руки, а за то ни один профессор его ни в чём нипочём срезать не сможет.

Сами знаете, откуль у энтих молодых атеистов о душе понятие, им бы тока Бога за рукав пощупать да и тиснуть в книженцию, мол, «материальных доказательств не обнаружено, а то, что есть, безобъективная иллюзия», во как!

Сроком поставили тот день, когда студент самый распоследний экзамен сдаст. Всё честь по чести: серы нюхнули, договор скрепили, по рюмочке опрокинули за сотрудничество, и кажный к себе пошёл, собою довольный.

Уж о чём чёрт думал, нам неведомо, а тока студент оченно счастлив был! Он, вишь, человек городской, образованный, знаниями перегруженный, премудростями книжными набитый, решил – что ему стоит нечистого обмануть? Трудно ли умеючи «вечным студентом» стать… Знай учись через пень-колоду, чтоб и выгнать жалко, и в люди выпустить стыдно! Мало ли таких… То-то облапошится хвостатый, долгонько будет меж рогов чесать, души атеистической дожидаючись…

Да почему-то не вышло ничего. С того дня, как ни пойдёт студент в аудиторию – дык профессора с ним первые раскланиваются, за ручку здоровкаться в очередь толкутся, без экзаменов, экстерном, все дипломы всучить норовят. Недели не прошло, а готовят на бедолагу полный отчёт – уж такой разумности редкой молодой человек попался, что никак нельзя его в университетских стенах томить, а самый наипервейший диплом, со всеми печатями, вручить надобно, да и просить самого государя слёзно, чтоб он эдакую глыбищу над всем учёным советом наиглавнейшим поставил!

Вот тут-то и присел студент… Чего-чего, а не ожидал он от нечистой силы такенной-то прыти! Перепугался однако… Он и молиться пробовал – да не идёт к Богу та мольба, что не от сердца… И в церкви поклоны бил – да только лбом ворота райские не отворишь… Опосля ещё к гадалкам и колдовкам за советом бегал – куды тебе, они от него ещё резвее дёру дали, кто ж у чёрта законную добычу отнимать посмеет?

Парень с горя да по дурости уж и больным сказался, так к обеду цельная делегация учёная, всем составом профессорским, к нему диплом прямо на дом и принесла! Только тут и понял студент, что не он нечистого, а нечистый его на хромой кобыле три раза вокруг ёлки обскакал… Залился он слезами горючими, да и пошёл с печали великой в садик вишнёвый погулять, последние часы вольным воздухом с ароматами напиться.

А в те поры шёл по городу казак… На сапогах глянец, на щеках – румянец, лампасы яркие, штаны немаркие, егорьевский кавалер – всем героям в пример! Видит, в саду зелёном, за забором крашеным, студент в фуражке сидит, очки стеклянные слезами промывает. Не сдержался казак: