Сотник и басурманский царь - Белянин Андрей Олегович - Страница 35

– О, какие приятные новости! Неужели наши голубки вернулись?

– Это не твоя заслуга, – проходя мимо, буркнул воевода, но ведьма услышала.

– Эй, на барже! А чего это мы, собственно, грубим?!

– А что, нельзя?

– Да кое у кого короткая память, – злобно ухмыльнулась ведьма, медальон на её груди зелёным огнём вспыхнул, и быть бы воеводе опять битому, если б в этот же миг рукоять его ятагана красным не загорелась. Султан на проводе!

– Мой господин вызывает меня.

– Ну, так побыстрее ответь ему, храбрый воин. – Коварная Агата мягко отступила за спину воеводы. – Но помни, он далеко, а я близко…

Икнул воевода, комок в горле проглотил. Уже разок с утречка нарвался на любовь одной женщины, так еле сбежал. Испытывать ненависть второй, как вы понимаете, ни сил, ни желания не было. Так, взбрыкнул разок для порядку, нарисовался перед подчинёнными, и довольно, пора быть послушным. Хотя бы на время, а там видно будет…

Вытащил воевода ятаган из ножен и в тот же миг услышал радостный голос султана:

– Ай, слушай, дарагой мой, я уже почти па тибе скучаю. Ха-ха! Это шутка такая, но ты мине не поверил, да? И правильна. Патому что я уже весь в ярости!

– Что произошло, о владыка мира? – почтительно опустил глаза воевода, прекрасно догадываясь, в чём причина. – Прикажи, и я всех убью!

– Сибя убей, башкой об дерево! – тепло посоветовал Халил. – Пачему ты ещё не на границе моего государства? Где маи новые жёны? Ты знаешь, сколька я уже томлюсь от воздержания?!

– Нас преследуют казаки. И одна пленница сбежала…

– Что?! Ты позволил сбежать одной из маих красавиц?! Нет, не убивай сибя об дерево, я тибя непременно сам казню. Понял, да?

– Она уже возвращена, мой повелитель, – поспешил поправиться воевода.

– Когда ты уже мне всех их представишь, э?! Я тибе всю бороду прикажу выщипать, я тибя голым в Африку пущу, я тибе твой знаменитый ятаган в такой место засуну, ты не ожидаешь даже, честное слово…

– Мы близко, мой господин. Уже в обед твои новые жены и наложницы пересекут границу твоего славного султаната!

– Э-э… ну эта другое дело… Тогда я тибя хвалю. Награжу даже, может быть, со всей моей щедростью. Всё, мы тоже давно выдвинулись навстречу, идём к границе. Не заставляй меня ждать, да?

– Я достойно встречу своего владыку!

– Ну, маладец… Всё, пока, давай, да свиданья!

Исчез голос тирана Халила, погасли красные глаза на рукояти иранского ятагана. Вытер воевода пот со лба, облегчённо выдохнули басурманские воины. Вышла из тени ведьма Агата Саломейская, ухмыльнулась криво, по плечу воеводу похлопала одобрительно, как коня после скачки.

– Мы пойдем вместе. Настало время сдержать своё слово, великий воин. Но не вздумай играть со мной. Я – не он. Дважды повторять не буду и лживых объяснений не потерплю…

– Карашир! – обернулся воевода.

– Да, господин.

– Поднимай всех, мы выдвигаемся. Султан Халил ждёт нас с победой…

Ну пока они все соберутся, костёр мужским методом затушат, вещи соберут да пленных пинками погонят, у нас на другую историю время есть. Мы с вами покуда к чертям на дереве вернёмся. Надеюсь, уж про них-то никто не забыл? А то ведь так и висят, сердешные, сами слезть не могут, а об помощи просить некого. Вдалеке басурмане проходили, те, что Ксению с Юсуфом взяли, так до них не доорёшься, а ведьму звать не рискнули уже…

Наум что-то напевал себе под нос, а Хряка утреннее солнышко разморило, он и храпит себе самым бесстыжим образом. Тощему чёрту скучно одному, а с кем ему тут общаться-то, разве с перелётными воронами? Так они только каркать горазды да на голову гадить…

– Хряк, я вот тут подумал: а почему именно Япония? Там, наверное, тоже своих чертей полно и эмигрантов они любят не больше нашего. А почему? Я ведь хороший. Я исполнительный, образованный, мало ем и непьющий даже!

Молчит толстый чёрт, только рулады сонные пятачком выводит…

– Слушай, а может, мне тут, в Астрахани, на другую работу устроиться? Нянькой, например, посудомойщицей или веники с тазиками в женской бане выдавать… Чего молчишь? Хряк?

Спит толстяк рогатый, на ветке качается, ничего не чует.

– Я говорю, чего молчишь? Ты в порядке? Ты живой, вообще?! Хряк? Хря-а-ак!!!

Бедный Хряк от такого вопля чуть с дерева пятачком вниз не навернулся…

– А-а?! Кто? Что? Кому в рыло? Куда прячемся?!

– Так ты спал, что ли? – Наум удивился искренне, морда эдакая…

– Спал…

– Ну спи, спи… Я тогда тоже вздремну.

Привалился спиной к тёплому стволу, ножки свесил, хвостом крепко ветку обвил для надёжности и задрых принахальнейше. А бедный Хряк, за сердце схватившись, долго ртом воздух ловил, ну и, понятное дело, уснуть уже по-любому не мог никак. Отдышался он, зевнул пару раз, понял, что выспался, и в свою очередь товарища тормошить начал…

– Я вот тут подумал, Наумка, а чё ты к этой Японии, как репей к собаке, прицепился? Находится чёрт-те где, язык непонятный, рыбу сырьём жрут, водку пьют разбавленную да ещё и греют её, едят палочками! Чё, даже ложек себе придумать не могут?

Молчит тощий чёрт, головой кивает сонно, вроде бы разговор поддерживает.

– Знаешь, я б лучше к немцам пошёл. Пиво, сосиски, шнапс… Я, правда, не знаю, что это такое, но мне само слово нравится – шнапс! Да и топать туда поближе, чем в эту твою Яп…

Тихо захрапел чёрт Наум, не успел вовремя ответить, а зря, Хряк никогда особым тактом и терпением не отличался. Как заорёт во всю глотку:

– Наум? Наум, ты спишь, что ли?! Наум, я вообще к кому тут обращаюсь, а?!!

Извернулся он на дереве, дотянулся да пнул приятеля ногою в бок!

– А-а?! Ты чего? Мне такой сладкий сон снился-а… – взвыл тощий чёрт.

– А как ты меня своими воплями будил, так это ничего?

– Я с тобой сокровенным делился! – Подтянулся Наум и толстому другу пенделя сдачи отвесил. – А тебе бы только драться-а…

– Ты на кого лапку задираешь, борзота чернявая?!

– Вот! Вот оно опять! Раз я худой, чернявый и хочу в посудомойки, значит, меня уже и пинать можно, да?!

Как задрались они, друг дружке тумаки со своих веток отвешивая, так увлеклись, что и не заметили, как к их дереву снизу сотник подошёл. Посмотрел он вверх внимательно, узнал обоих да и спрашивает:

– Не помешаю?

Опустили черти глаза вниз и ахнули испуганно. Стоит там суровый казак, на них глядит строго, а сам в руке острейшую шашку крутит, к хвостам примеривается…

– Мама-а… – пискнул Наум.

– Не, – откликнулся Хряк. – Знаю я твою маму. Не она это…

– Хлопцы, а вы давно тут сидите? – сотник спрашивает.

– Не очень, с ночи, а что?

– Да так… Морды ваши мне уж очень знакомы. Когда вы за моей Дашкой гнались, я ж вас навек в память срисовал!

– Хотите об этом поговорить? – с надеждой Наум вскинулся.

– Нет, только спросить хочу, а у вас хвосты крепко держатся?

– Не надо, дяденька, мы больше не будем, – Хряк взмолился.

– А я вот думаю себе, – сотник шашкой поигрывает, легко эдак, тремя пальчиками, на кавказский манер. – Чтоб вам хвосты на пятаки порубать, сколько времени надо? Минуту или две?

– Две! Я считаю, две! – недолго думая Наум откликнулся. – Если, конечно, без спешки нарезать…

– Проверим? Засекай время…

– Так это был не риторический вопрос? А-а-ах… – И тощий чёрт в плавный обморок отправился.

А Хряк понял, что настал их последний час, ну и сдал всех с потрохами…

– Не надо! Не руби, дяденька! Мы… мы тебе покажем, где ведьма пленных девушек прячет! Мы знаем, мы сами на неё, проклятущую, работали…

– Да ну? – сотник руку сдержал на замахе.

– Да! То есть она нас заставляла! Лягушками запугивала, представляете… брр!

– И что ж, моя Настя тоже там?

– Там, там! – Хряк закивал старательно. – Да и старшая ваша дочка, которая бешеная, ой… пардон! Её недавно басурмане увели, мы с дерева видели, там она, короче, с пленницами…

Задумался казак, брови нахмурил. Потом как рубанёт с размаху шашкой по древесному стволу – так и рухнул старый вяз в одно мгновение!