Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

А с Алёшкой мы друзья - Мамлин Геннадий Семенович - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

На улице было солнечное утро, но мне стало зябко и грустно. Из-за банки с мёдом круг замыкался. Пеночкнн, Басов, Вера всё плотнее и плотнее окружали нас. Стоит только братьям показать Вере, где мы живём, как нас узнают, отправят в милицию и будут судить. Положение мне казалось безвыходным. Рыжковы уже спускались по ступеням, когда Алёша решительно окликнул их и вернул обратно.

— Хорошо, — сказал он, — если на то пошло, я вам скажу, почему я Вере мёд подарил. Только вы мне поклянётесь, что никогда не расскажете ей, кто этот неизвестный друг с Азорских островов.

Братья дали честное пионерское, что сохранят всё услышанное в тайне.

— Я её люблю, — твёрдо, не поперхнувшись, произнёс Алёша.

— Кого любишь? — не сразу уразумел старший Рыжков.

— Верку, конечно! Кого же ещё?

— А как?

— Обыкновенно, — не краснея, объяснял Алёша. — Тайно. Ты что же, никогда девчонку не любил?

— Никогда, — с некоторым испугом признался Костя.

— Тогда понятно, почему ты тут какую-то чушь насчёт милиции нёс. Я ей мёд подарил, чтобы сделать приятное. Когда любишь, всегда хочешь сделать приятное. Чего ты глазами хлопаешь? Кино, что ли, не смотрел, какое детям до шестнадцати лет не разрешается? Ну в общем понимаешь? — она про моё существование и не знает, а я её люблю.

— Почему? — всё ещё хлопая глазами, спросил Костя.

— Потому, что она рыжая! — зло ответил Алёша, и, хотя это было глупо, братья поверили…

Тогда-то я понял, что Алёша не обыкновенный, а героический человек. Я бы никогда, даже во имя спасения, не мог признаться, что мне нравится девчонка. Я, конечно, знал, что Алёша соврал, но про это я не мог бы даже соврать.

Братья Рыжковы были потрясены этим признанием не меньше моего. Алёшино доверие их подкупило, и они решили немедленно сыграть какую-нибудь роль в его тайне.

— Здорово! — сказал Митя. — Я тебе поклялся, что об этом ни одна живая душа не узнает, так вот ты моей клятве верь. А теперь давай садись и записку ей пиши. Мы передадим.

— Ну вот ещё! — удивился Алёша. — С чего это я стану записки ей писать?

— Не знаю. Полагается — значит пиши. Пускай она знает, что эту банку ей не из хулиганства прислали, а из любви.

Алёша подумал и согласился. Он написал записку, сложил её восемь раз и передал Косте.

— За обедом передадим, — пообещал Костя, — сейчас её не найти. Их отряд в первую смену завтракает и уходит в лес.

— Алёша, а можно, мы эту записку прочтём? — спросил Митя. — Вдруг ты там чего-нибудь не то написал?

— Прочти, — пожав плечами, ответил Алёша.

Митя развернул записку и прочитал вслух: «Ты мне нравишься. Ешь мёд на здоровье. С. П.»

Митя покраснел, будто это он, а не Алёша признавался, что Вера нравится ему, и спросил:

— А «С. П.» — это «с приветом»?

— С приветом.

— Ловко… А мёд, между прочим, мы съели.

— Как это съели? Кто это вам позволил чужой мёд есть? — спросил я, приподнимаясь на кровати и впервые вмешиваясь в разговор.

— Мёд не чужой. Алёша его Вере отдал, а Вера — нам. Значит, он уже не Алёшин, а наш. И съели мы его не вдвоём — нас за столом пятнадцать человек сидит. Старший Рыжков показал мне язык и скрылся за дверью. Пробегая мимо окна, он крикнул:

— На завтрак не опоздайте! Там сегодня к чаю по целому блюдечку малинового варенья дают!

Мы вздохнули с облегчением. Одной опасностью стало меньше.

Алёша потребовал, чтобы я выложил на стол все свои рыболовные крючки и лесы. Он пересчитал их и пятьдесят положил в тумбочку, а сорок восемь себе в карман. Я было возмутился, но Алёша сказал, что сейчас мы эти крючки будем менять на малиновое варенье. Алёша считал, будто с этим вареньем нам удивительно как повезло. У Алёши на бумажке было записано всё, что под видом посылки от сына мы должны отнести старику. Крючки и лесы значились под цифрой 3. Когда он зачеркнул эту тройку, я понял, что остальных крючков мне тоже не видать. Мне было обидно, но спорить я не стал: в самом деле, не ехать же в Москву их покупать!

Около столовой нас встретила Валентина Степановна. Она посмотрела на нас как-то странно, но ничего не сказала. Мы проспали горн на подъём и на зарядку, и было удивительно, что никто нас не разбудил. То ли старшая вожатая решила дать нам выспаться, то ли уже решила отправить нас в Москву и на наше дальнейшее поведение махнула рукой.

В столовую мы попали вовремя. Ребята уже съели котлеты, манную кашу и принимались за чай с малиновым вареньем.

— Внимание! — громким шёпотом сказал Алёша. — В целях развития рыболовного спорта производится выдача крючков лучшего качества.

— Чего-чего? — закричали ребята, а Алёша зашикал на них и продолжал:

— Рыболовный спорт укрепляет здоровье здорового человека, а малиновое варенье — больного. Разве прописывают больному человеку встать с постели и пойти на речку удить рыбу? Нет. Больному человеку прописывают малиновое варенье, чтобы он ночью пропотел. А зачем же здоровому человеку потеть, когда на улице и без того жарко? Так что бросайте своё варенье и укрепляйте здоровье вот этими рыболовными крючками. Меняю один крючок на одну чайную ложку варенья.

Ребята засмеялись, но речь им понравилась. Крючки тоже. Не прошло и пяти минут, как мы набрали полную банку варенья и, наспех позавтракав, вернулись на террасу.

В своём списке Алёша зачеркнул цифру 2. Под цифрой 1 значились валенки. Да, было над чем поломать голову. Где их возьмёшь в лагере, да ещё летом?

Тут я увидел, что к нашему дому бежали братья Рыжковы. Они бежали в ногу друг за другом, и младший держал старшего за рубашку. Сейчас они были двухступенчатой ракетой и поэтому гудели на высокой ноте. Возле нашей террасы вторая ступень отделилась и передала мне письмо.

Конечно, письмо было от моих родителей: кроме, как от них, я ещё ни от кого писем не получал. Когда родители уезжали, они писали мне регулярно и поучительно. Из их писем можно было бы составить книгу полезных советов.

«Мы боимся, — писали родители, — что ты не до конца усвоил всё сказанное тебе, и поэтому пишем прямо с дороги. Во-первых, не занашивай белую рубашку и панаму, отдавай их в стирку каждые три-четыре дня. Во-вторых, не ходи по солнцепёку. В-третьих, выбирай себе в друзья настоящих, воспитанных детей. Помни, что Алёша…» (тут шла целая страница, написанная маминым почерком, о том, какой он замечательный, какой он послушный, какой он!!! — Алёша Петухов).

«Когда я, будучи ещё ребёнком, был впервые предоставлен самому себе, — писал папа, — я всегда думал, как бы в том или другом случае на моём месте поступил мой отец. Я хотел бы, чтобы именно этим разумным правилом ты руководствовался в своей самостоятельной жизни. Помни, что разумный человек живёт осмотрительно, не позволяя втягивать себя в дела, которые могут обернуться неприятностями для него…»

Не знаю почему, но мне сейчас как-то неловко было читать это письмо.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Валенки мы всё же достали. Но вышло это не просто, и об этом даже стоит рассказать в отдельной главе.

Между прочим, от этой главы ничего хорошего для нас ожидать всё равно нельзя. Вы уже и так заметили, что каждый день с нами случаются разные несчастья, а уж тринадцатая глава никак не может без них обойтись. В приметы, конечно, я не верю (я даже родился тринадцатого числа), но, если говорить по совести, не нравится мне эта цифра. Ничего плохого я про неё сказать не могу, а вот не нравится, и всё.

Пока я сочинял ответ на письмо родителей, Алёша сходил к дяде Пантелеймону, к тому самому, про которого утром Валентина Степановна говорила завхозу.

Дядя Пантелеймон жил недалеко от лагерных ворот, в новом доме, выигранном по лотерейному билету. Он ужасно гордился своей удачей и, чтобы все знали об этом, прибил над калиткой вделанный в рамку лотерейный плакат, и дом, нарисованный на нём, жирно обвёл красным карандашом.