Хрустальное сердце - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 53

Тогда, в прошлой жизни, все казалось другим: и Легостаев, и она сама. А теперь все изменилось, просыпалось прахом к носкам ультрамодных сапожек Лоры Лайт. Лиза Тихомирова не выдержала конкуренции.

Да о чем она? Изначально было губительным заблуждением противопоставлять себя, никчемную приживалку, лучезарной Лоре. И не заблуждением даже, а глупостью, детской блажью. У креативного директора гламурного издания Макса Легостаева есть свой собственный креативно-гламурный мир. Лора Лайт — неотъемлемая часть этого мира, а Лиза Тихомирова в нем транзитом, так, заскочила ковры пропылесосить, пыль смахнуть, тортик испечь...

Все, больше так жить нельзя! Она уже приняла решение и даже Ленке сегодня позвонила. Ей пора. Давно нужно было уйти, не путаться под ногами у Легостаева, не терзать собственную душу. Она и не догадывалась, что решиться будет так тяжело. Унижалась, терпела его отчуждение — и все не могла решиться. И за эту нерешительность ненавидела себя с каждым днем все сильнее.

Ей и оставалось-то совсем немного, следователь сказал — «последний разговор», а потом она может быть свободна. Вот Лиза и цеплялась за этот последний разговор, пыталась оправдать свое малодушие гражданским долгом. Это — раньше, до принятия самого важного в ее бестолковой жизни решения.

Макс нервничает, потому что он человек чести, потому что однажды он сказал белорусской девчонке «оставайся», а девчонка позабыла о приличиях и осталась надолго...

Сегодня был переломный день в ее жизни. Сегодня Лиза готовилась уйти. Подготовку она начала с «Наполеона»: испекла торт, залила шоколадной глазурью. Приготовила обед, принялась за уборку. Навела порядок во всех уголках легостаевской квартиры, все вычистила, отполировала, везде проветрила. Уйти хотелось красиво, а для домработницы уйти красиво — значит оставить после себя сияющую чистоту...

Завтра утром приедут Свешниковы, Ленка уже отзвонилась, подтвердила, что муж дал добро и уже готовит их старенький «Ниссан» к дальней дороге. Так что с отбытием на родину проблем не будет. Осталось только попрощаться с Легостаевым.

Сегодня вечер пятницы, завтра суббота, есть вероятность, что домой Макс не вернется, будет ночевать у Лоры. Ну и пусть, так даже лучше. Нет, Лиза не станет уходить по-английски. Она напишет записку, попрощается, поблагодарит за все, что он для нее сделал. Записку можно начинать писать, прямо сейчас. Знать бы только, с чего начать...

Лиза уже почти закончила, осталось только написать «до свидания», когда в замке повернулся ключ. Она торопливо свернула прощальное письмо в трубочку, сунула между диванными подушками, сделала глубокий вдох. Значит, уйти вежливо и незаметно не получится. Легостаев изменил правилам, решил вернуться домой на выходные. Лиза не знала, хорошо это или плохо, понимала лишь, что это значительно все усложняет, что она не сможет проститься красиво, и поблагодарить, и сказать все, что хочется сказать. Потому что рядом с нынешним Максом Легостаевым она теряет дар речи и все правильные, красивые слова вылетают из ее головы, оставляя вместо себя пустоту. И в пустоте этой нет места ни одной разумной мысли, там лишь беспомощно мечутся обрывочные мыслишки. А Макс будет смотреть на ее потуги и снисходительно улыбаться. Или вовсе не станет смотреть, а скажет устало: «Лизавета, отстань, мне некогда». И тогда, после этих слов, хоть в петлю. Потому что любить человека, который спешит поскорее от тебя избавиться и смотрит сквозь тебя, невыносимая мука.

А она любит. Дура несчастная...

Лиза сама не заметила, когда это случилось, когда благодарность и привязанность успели трансформироваться в это никому не нужное, мучительное чувство. Ее любовь выросла на неблагодатной почве. Ее никто не холил и не поливал, а она все равно взяла и заколосилась...

— Чем это у тебя пахнет? — Голос был женский, чуть капризный, до боли знакомый. — Легостаев, с каких пор ты увлекся кулинарией?

— Лора, это не я увлекся, а моя домработница, — в голосе Легостаева звенел смех.

Лиза вскочила с дивана, испуганно прижала к груди тряпку, которой совсем недавно вытирала пыль, перестала дышать. Он привел в дом Лору! Никогда раньше не приводил, а вот сегодня взял и привел. В самый неподходящий момент, в то самое время, когда Лизе тяжелее всего...

— Ты до сих пор не вышвырнул эту убогую?!

— Лора, я прошу тебя. Я же тебе все объяснил!

— Объясни еще раз! А то что-то я плохо понимаю — что это вот уже второй месяц делает в твоем доме какая-то провинциальная дура? Легостаев, ты что, запал на нее? Тебя заводят глухонемые уродины?

— Лора!

Они препирались, а Лиза все это слушала. Слушала и заливалась краской стыда и унижения. Не получилось красиво уйти. Теперь, когда она все про себя услышала, впору бежать без оглядки. И самое страшное, что Лора права. Что она делает второй месяц в доме малознакомого мужчины?..

— Ну-ка, дай я посмотрю на эту сироту казанскую! — послышался сердитый перестук каблучков, и через мгновение в гостиную ворвалась Лора Лайт.

Она выглядела хорошо. Да что там хорошо — она выглядела ошеломительно. Как девушка с обложки модного журнала, как девушка с телевизионного экрана. Эффектная, недосягаемая в своей красоте и... бездушная. Легостаеву не повезло, у его избранницы нет сердца. А может, они тут, в Москве, привычные? Может, тут больше ценится упаковка, чем содержимое? Лиза не знала.

— Макс, а что это твоя прислуга на меня так пялится? — Лора раздраженно откинула со лба платиновую прядь волос. — Что ж ты не научил ее, как нужно вести себя в приличном обществе? — Она передернула плечами, сказала язвительно: — Где книксен, деревенщина?

Ох, как же она ей не нравилась, эта глухонемая! С первого момента, с первого взгляда. Убогая, в копеечных одежках, без маникюра, без макияжа, с лицом, непроницаемым, как у египетского сфинкса, и с наглыми глазищами. Она не должна была вызывать у Лоры никаких чувств. Ну разве что легкую брезгливость, но почему-то вызывала целую бурю эмоций. Соперница? Господи, да это же смешно! Кто она — и кто эта гастарбайтерша?! Ревновать Легостаева к ней — все равно что ревновать его к мебели — глупо и смешно. А она ревновала и чувствовала, что эта залетная деваха ох как непроста! Присосалась, втерлась в доверие. Завтраки, обеды, ужины, десерт — а что еще глупому мужику нужно?

Да еще ангелом безвинным прикидывается, думает, что она умнее всех, знает, чем Легостаева пронять, на жалость давит.

— Ну что ты смотришь на меня, юродивая? Пальто прими! — Да, вот так! И нечего с ней церемониться, пусть знает свое место. Прислуга!

В ответ нахалка высокомерно улыбнулась, посмотрела поверх Лориного плеча на топчущегося в дверях Легостаева и вдруг заговорила:

— Добрый вечер, Максим.

— Привет, Лизавета. — А что это с его голосом? Такое чувство, что ему стыдно.

— Будете ужинать?

— Нет, мы только на минутку, заскочили перед рестораном.

Вот, значит, как! Значит, она, Лора, этой аферистке не указ! Значит, ее приказы можно игнорировать! А Легостаев хорош, еще и отчитывается перед девчонкой. Перед прислугой! Сейчас того и гляди извиняться станет...

— Лора, солнышко, ну что ты, в самом деле? Дай мне свое пальто.

Началось! Если и дальше так пойдет, он скоро сам начнет в квартире прибираться.

— Нет, пусть она. — Лора обиженно дернула плечом, стряхивая Максову руку. — На кой хрен ты завел прислугу, если она ничего делать не умеет? Или кое-что все-таки умеет? Стоп! — Теледива удивленно взмахнула ресницами. — А кто это мне говорил, что она глухонемая идиотка?! Ты же, Макс, и говорил! А сейчас оказывается, что она очень даже говорливая! Что происходит, Легостаев?

— Дай-ка мне свое пальто. — Макс успокаивающе погладил ее по плечу.

А девчонку проняло! Вон как побледнела! Видно, не знала, убогая, как любимый хозяин о ней отзывается. Лора победно улыбнулась, решила добить противницу окончательно, сказала сладким голосом: