Хрустальное сердце - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 27

Торт оказался без шоколадной глазури. Да, распустил он свою домработницу. И ведь она прекрасно знает, что он любит «Наполеон» исключительно в шоколаде.

— Что это? — спросил Макс, многозначительно кивая на тарелку с тортом.

Лизавета схватилась за блокнот и ручку.

«Это торт».

— Сам вижу, что торт. А где шоколад?

«Закончилось какао».

— Закончилось какао! — возмутился он. — А что, позволь поинтересоваться, помешало тебе купить новое?

«Деньги тоже закончились».

Она бросила на него быстрый взгляд и тут же отвела глаза.

Деньги, выдаваемые Лизавете на хозяйственные нужды, Макс никогда не считал и ежедневно представляемый отчет с подколотыми к нему чеками выбрасывал не глядя, но... Он совершенно точно помнил, что сегодня утром, уходя на работу, оставил на кухонном столе приличную сумму.

— Что значит «деньги закончились»? — спросил он вкрадчиво.

Лизавета закусила губу, принялась что-то торопливо строчить в своем блокноте. Макс молча пил кофе, искоса наблюдая за игрой света и тени на ее бледной мордашке. Неужели он в ней ошибся? А она, маленькая негодяйка, решила его кинуть. Пусть не по-крупному, пусть только по мелочи, но все равно неприятно. Интересно, как она собирается выкручиваться?

Торт Макс есть не стал, демонстративно отодвинул подальше. На стол перед ним лег листок, исписанный мелким торопливым почерком. Макс прочел раз, потом другой, потом длинно присвистнул, посмотрел на свою домработницу с брезгливым любопытством, сказал задумчиво:

— Ну ты, Лизавета, даешь! Да ты просто какая-то ходячая катастрофа. Что ж тебя так тянет в неприятные истории?

Она пожала плечами, улыбнулась заискивающе, наверное, решила, что он поверил этому бреду. А он не поверил и не простил. С какой стати он должен прощать чужую безалаберность?

— Значит, денежки тю-тю, — подытожил он, прихлебывая остывший кофе.

Она кивнула.

— И как ты думаешь, кто в этом виноват?

Она опустила голову, кажется, собиралась разреветься. А ему плевать! Привыкла, что Макс Легостаев — такой добренький и снисходительный. А он вовсе не добренький. В душе он, может быть, настоящий деспот!

— Значит, так, — сказал Макс и хлопнул ладонями по столу.

Лизавета вздрогнула, посмотрела испуганно.

— Сама виновата, сама и исправляй. Деньги возьмешь из той суммы, что я выдал тебе на булавки. Обойдешься без булавок, дорогуша. Ну, что еще? Что ты на меня так смотришь? А, те деньги ты уже успела потратить на всякую ерунду?

Лизавета покаянно кивнула.

— Ну знаешь, — Макс возмущенно покачал головой, полез в карман за бумажником, отсчитал несколько купюр, положил их на стол. — Вот тебе деньги. Сейчас пойдешь в магазин и купишь все, что нужно, а еще две, нет, три бутылки пива, и к пиву чего-нибудь.

Ее облегчение было таким очевидным, что Макс не смог удержаться от раздраженного хмыканья.

— К пиву купи фисташек и сушеной рыбки. Запомнишь или записать?

Она отрицательно покачала головой.

— А деньги эти я вычту из твоей зарплаты, — проворчал он. — Я их, знаешь ли, потом и кровью зарабатываю в отличие от некоторых. Ладно, иди уж.

Она как-то странно, бочком, прошла мимо кухонного стола, ударилась плечом о дверной косяк, тихо ойкнула. Неловкая дуреха...

Собираясь с духом, Лиза немного постояла в подъезде, у пышущей жаром батареи. Это была непосильная задача — заставить себя выйти на улицу в таком ужасном виде: мокрая порванная шуба, синяк под глазом. Теперь только на Белорусский вокзал, пополнять стройные ряды бомжей. И с Максом все так некрасиво вышло. Честно говоря, она надеялась на его сочувствие, а он... Кажется, он ей даже не поверил. Сегодня он вообще вел себя как рабовладелец, вспомнил про деньги на булавки. Если бы Лиза могла говорить, то объяснила бы, что из той суммы потратила на себя лишь пятую часть — купила только самое необходимое, смену белья и гигиенические принадлежности, а все остальное ушло на продукты. Он же словно на луне живет, он понятия не имеет, какие цены в магазинах! Вообще непонятно, как Максим питался раньше...

Лиза распахнула шубу, потерла ноющую поясницу. Наверное, ушиблась о бордюр, когда падала. Тогда, с перепугу, девушка ничего не почувствовала, а сейчас спина болит все сильнее и сильнее.

Все, хватит стоять столбом! Лиза сделала глубокий вдох, словно собиралась нырнуть в ледяную воду, вышла на улицу. В лицо сыпануло ледяной крошкой, оторванный воротник затрепетал под порывами ветра. Пришлось всю дорогу до магазина придерживать его рукой.

Лиза думала, что лимит унижений на сегодня уже исчерпан. Она ошибалась. Неприятности в лице охранника поджидали ее в супермаркете. Охранник принял ее за побирушку, посмел усомниться в ее добропорядочных намерениях. Пришлось демонстрировать ему деньги, а потом, заливаясь краской стыда, спотыкаясь и роняя продукты, бродить по торговому залу, собирая разбежавшиеся по углам от пережитого унижения мысли. Выходя с покупками из супермаркета, Лиза ненавидела весь белый свет, но больше всего она ненавидела Макса Легостаева, отправившего ее на эту голгофу.

Лизавета задерживалась. Неожиданно для самого себя Макс начал волноваться. Вдруг с ней на самом деле что-нибудь стряслось? А он в ответе за того, кого приручил. И вообще, что он взъелся на девчонку? Ну потратила она три тысячи! А что такое три тысячи? Да он на ужин с Лорой тратит больше...

— Вычту из будущей зарплаты, — проворчал он, отрезая от «Наполеона» здоровенный кусок. А, черт с ней, с этой шоколадной глазурью!

Торт оказался вкусным, ничуть не хуже своих шоколадных предшественников. Макс доедал уже второй кусок, когда в дверь поскреблись. Ну наконец-то!

Лизавета стояла на пороге с внушительным пакетом в руках, вид у нее был несчастный и какой-то пришибленный. Макс покосился на оторванный воротник, втащил Лизавету в квартиру, отобрал пакет.

— Не прошло и полгода, — сказал не со зла, а скорее для порядка. — Лизавета, что с твоей шубой?

Она неопределенно пожала плечами, торопливо разделась, прошмыгнула в кухню. Макс направился следом. Ведь интересно же, что на сей раз с ней приключилось. Лизавета покосилась на торт, выложила на стол сдачу и чек. В этот момент Макс почувствовал если не угрызения совести, то определенный дискомфорт. И куда подевался злобный феодал?..

— Торт вкусный, — сказал он.

Она кивнула, сложила ладошки лодочкой, поклонилась, как кланяются в кино вышколенные японские служанки своему господину. Издевается? Ну и хрен с ней! Макс смерил свою домработницу раздраженным взглядом, достал из пакета пиво, вышел из кухни. Верхний свет в гостиной включать не стал, включил только подсветку стеллажа. Хрустальная братия тут же оживилась. Макс улыбнулся, пальцем пододвинул дракона со стрекозиными крыльями поближе к более респектабельным сородичам. От прикосновения хрустальное сердечко запульсировало. Или это только игра света?

По телику показывали «Криминальное чтиво». Макс смотрел «Чтиво» раз десять, но это ничего не меняло. Хороший фильм не грех посмотреть и в одиннадцатый раз.

Пиво было в меру холодным и именно того сорта, который Макс любил больше всего, — хоть здесь его домработница не сплоховала. Из кухни доносилось позвякивание посуды и журчание воды. Эти домашние, привычные звуки успокоили Легостаева окончательно, даже размолвка с Лорой, перестала казаться такой уж невыносимо тяжелой. Макс устроился поудобнее и углубился в просмотр. В половине десятого его домработница переместилась из кухни в ванную, наверное, решила принять душ перед сном. Она вообще ложилась спать очень рано. Впрочем, и вставала она тоже рано...

Обычно Лиза принимала душ торопливо, боясь, что в любой момент ванная может понадобиться Легостаеву. Но сегодня Легостаев устроил себе кинопросмотр, и девушка решилась на горячую ванну: не ради удовольствия, а исключительно в лечебных целях. Ушибленная спина болела и требовала тепла. Лиза разделась, через плечо посмотрела на свое отражение — поперек поясницы пробегала уродливая багровая полоса, след от бордюра.