Злоключения озорника - Хольц-Баумерт Герхард - Страница 6

Но я ответил:

— Вы лучше по-честному скажите: кто из нас трус — я или Эрвин? Вот он всегда так, хвастает, хвастает, а как дойдёт до дела — сразу удирать.

Дома папа меня спросил:

— Ну как, Альфи, интересно было?

— По правде сказать, скучновато. Ты бы только злился на такой ярмарке.

А мама сказала:

— Альфи, сходи, пожалуйста, в подвал, принеси угля.

Но мне что-то не хотелось. Не люблю я ходить в подвал, когда темно. Я и стал выдумывать всякие отговорки, пока папа не сказал, что пойдёт вместе со мной.

А ведь правда там внизу всё паутиной затянуло… Говорят, даже крысы бегают. И потом кто его знает, кто там по ночам прячется?

Как мы праздновали день рождения

На этот раз мы праздновали не мой день рождения, а Бруно. Ему разрешили пригласить нас всех после обеда на чашку кофе. Мы были одни — родители ушли на работу.

Мама Бруно испекла песочный торт, накрыла на стол и посредине поставила большой кофейник, прикрыв его весёлым пуделем, чтобы не остывал. День рождения вышел у нас мировой!

Начали мы с того, что всё съели, потом стали играть. Сперва в индейцев. Вождём выбрали Бруно. Его праздник-то! В будни он у нас самый обыкновенный индеец, и зовут его «Косая гадюка». А сегодня мы позволили ему называть себя «Телеоко». Я был шаманом, по прозвищу «Мудрый Альфонс», «Трубка мира» оказалась совсем невкусной. А мне, шаману, надо было её всё время курить. Бруно достал самую настоящую трубку из отцовского стола — ну конечно, без табака. Но всё равно меня от неё мутило. Вырасту большой — ни за что не буду трубку курить!

Потом мы стали играть в пиратов. Тоже ничего получилось. Диван мы превратили в пиратский корабль, а ковёр у нас был самым обыкновенным купеческим кораблём. Нашего «новорождённого» назначили капитаном. Но тут случилась маленькая неприятность: в самый разгар морского сражения подломилась ножка дивана. На всякий случай мы перестали играть. Бруно сразу придумал, как поправить беду. Достал с полки пачку книг и подложил их вместо ножки.

Дальше мы не знали, во что играть.

Вдруг я как закричу:

— Я знаю! Я знаю! Угадайте, что я придумал?

— В пожарных? — спросил Бруно.

Я только рассмеялся.

— В доктора и больного?

— В прятки?

— В железную дорогу?

— В пограничников?

Так никто и не угадал.

— Мы будем играть в ресторан и праздновать день рождения Бруно! А потом мы все будем пьяные!

Это ребятам очень понравилось. Мы быстро переоделись. Меня нарядили дедушкой Бруно. Дали его шляпу и перчатки. Эрвин был официантом, а мы все — гостями.

Усевшись за стол, я крикнул:

— Официант!

Но Эрвин с чем-то возился в кухне и всё не подходил к нашему столику.

Тогда я крикнул:

— Официант, жалобную книгу!

Тут уж он мигом подлетел к нам: на руке белое полотенце, а сам так и юлит.

— Мы отмечаем сегодня день рождения моего внука Бруно, — сказал я важно, стараясь басить. — Прошу вас подать нам пять стаканов вина.

Эрвин что-то записал на бумажке и шмыгнул в кухню. Вскоре он появился с подносом. На подносе были стаканы, а в них что-то красное.

Мы чокнулись, крикнули хором:

— За твоё здоровье, Бруно! — и выпили залпом.

Оказалось, это газированная вода с сиропом.

Но она была здорово похожа на настоящее вино. Потом мы стали громко хохотать. Петер заказал ещё по стакану на всех. Мы снова выпили. Тут Эрвин сказал, что и ему хочется с нами выпить. Но он же был официант, значит, ему пить нельзя было.

Бруно сказал:

— Ничего, ничего! Принеси ещё стакан. Когда день рождения, официантам тоже можно выпить.

Так мы выпили по пять стаканов газированного вина.

Я сказал:

— Теперь мы все пьяные, давайте плясать!

И мы стали горланить песни и плясать.

Игра и вправду получилась замечательная.

Но мама Бруно была совсем другого мнения. Мы и не заметили, как она вошла. Шатаясь, я нечаянно её толкнул.

— Что у вас творится? — раздался её голос.

Бруно подмигнул мне: давай, мол, играть дальше.

— Здра-а-вствуй, мама! — сказал он каким-то чужим голосом. — А винцо высс-ший кла-асс!

А я кричал:

— Эй, официант! Ещё стаканчик!

Мама Бруно подбежала к столу и принялась нюхать стаканы.

— Да что же вы наделали! Вы же пьяные все!

Мы опять давай хохотать. И до чего здорово получалось у нас!

— Откуда вы вино достали? — закричала мама Бруно, усадив нас всех на диван. — И кто всё это придумал?

— Мама… — начал Бруно. Он всё не мог перестать смеяться. — Мама, ты себе представить не можешь… до чего это весело!

— Весело? Сейчас я вам покажу веселье!

Она сказала это так строго и сердито, что мы сразу перестали смеяться.

Тогда Бруно решил ей всё объяснить:

— Мам, послушай, что я тебе скажу…

Но она не дала ему говорить:

— Бруно, сейчас же скажи мне, кто вас научил пить вино!

Бруно хотел ей объяснить, что мы пили не вино, а газировку и что пьяные мы только понарошку, но она не давала ему сказать, сердилась всё больше и только повторяла:

— Говори правду, Бруно! Кто вас научил?

Тогда он ткнул в меня пальцем и сказал:

— Циттербаке.

Мама Бруно вздохнула с облегчением:

— Ну конечно! Мой Бруно никогда бы себе этого не позволил.

Мне сразу жарко-жарко стало: наверно, я покраснел до ушей. У меня даже пот на лбу выступил.

— Вот видишь, вот видишь! — сказала мне мама Бруно. — Ты совсем красный от вина.

— А чего мы плохого сделали? — разозлился я.

— Чего плохого? Вот я сейчас пойду к твоим родителям и всё расскажу.

Она так и не дала нам ничего объяснить, разогнала всех по домам, а сама увязалась за мной.

Я только успел погрозить Бруно:

— У-у, предатель!

Моя мама побледнела, увидев меня с мамой Бруно.

— Что-нибудь случилось? — спросила она сразу.

Я покачал головой.

— Можно мне с вами поговорить, фрау Циттербаке? — сказала мама Бруно.

Меня оставили в коридоре, но я всё равно слышал, как они там в комнате друг другу, жаловались.

— Вы только представьте себе: прихожу домой, ничего не подозревая, и вижу: всё перевёрнуто вверх дном, а дети пьяны! И зачинщик — ваш сын. Нет, вы подумайте только, они пили вино!

Потом обе мамы позвали меня в комнату.

— Неужели, Альфи, это всё ты натворил? — спросила моя мама с отчаянием в голосе.

— Ничего я не натворил! И никакого вина мы не пили!

Мама Бруно всплеснула руками:

— Говори правду! Я требую!

— Да мы пили…

— Так почему же ты говоришь, что вы не пили? — тихо спросила моя мама.

— Потому что мы не пили… то есть мы пили, но… — Я совсем сбился и замолчал.

— Он сам не понимает, что говорит, милая фрау Циттербаке! — сказала мама Бруно и покачала головой.

Я плюнул и решил вообще молчать. Мне было всё равно. Но они стали выспрашивать, кто меня этому научил.

Я сказал:

— Никто меня не учил, я сам всё придумал.

— Да, уж мой-то Бруно на такие вещи не способен! — обрадовалась мама Бруно.

Я разозлился и крикнул, что её Бруно трус, что он теперь на других сваливает, а сам и пил и шатался не меньше, чем все остальные.

Моя мама сказала убитым голосом:

— Прямо не знаю, что из тебя выйдет, Альфи! Нет, нет, это у тебя не от матери!

В наказание меня тут же отправили в постель. Подумать только: из-за нескольких стаканчиков газировки меня среди бела дня уложили спать! А сколько раз я пил её куда больше, и никто мне слова не сказал.

Мама, конечно, всё рассказала папе. Но он только засмеялся. Она стала ему объяснять, как это опасно, но он всё равно смеялся. Потом он подошёл к моей кровати и велел рассказать ему всё по правде. Я и рассказал ему всё по правде. Что вино было не вино вовсе, а обыкновенная газировка. Папа выслушал меня внимательно, а потом так захохотал, что зеркало на стене задрожало.