Ловушка для волшебников - Джонс Диана Уинн - Страница 37

В прихожей Говард спросил Громилу:

— Вы сходите со мной в музей?

— Арчер насовсем пришел? — погребальным тоном осведомился Громила.

— Сейчас опять будет скандал, — предупредил Говард.

Громила побелел.

— Тогда парадным ходом. Чтоб не через кухню, — предложил он.

Но пока в доме была Катастрофа, незамеченной не ускользнула бы ни одна живая душа. Громила и Говард как раз вышли на крыльцо и стояли над канавой, напротив которой красовался «роллс-ройс» Арчера, когда хлопнула дверь черного хода и на них из-за угла налетела Катастрофа.

— Без меня вы никуда не идете, — заявила она.

Большое спасибо, что хоть сказала по-человечески, а не завопила!

— Тогда пошли, — поторопил их Громила.

Он снова подхватил Катастрофу под локотки, но, поскольку на том берегу канавы торчал автомобиль Арчера, Громиле пришлось сначала спрыгнуть на дно. Говард тоже спрыгнул, помесил желтую грязь и выкарабкался в обход машины. Рыжик Хинд, упорно карауливший на той стороне улицы, подобрался и пошел на Говарда, огибая груды выкопанной земли и обломков асфальта. Говард небрежно оперся на капот «роллс-ройса». «Давай-давай, только сунься, ты же один, без шайки», — воинственно думал он.

Громила стоял по пояс в канаве и держал Катастрофу на весу. Он глянул на автомобиль снизу вверх и предложил:

— Проколоть шины?

— Нет, — отрезала Катастрофа. — Давайте быстрее, а то Рыжик побьет Говарда.

Громила поставил Катастрофу на край канавы, вылез сам и тяжело вздохнул. Когда Рыжик увидел, как Громила воздвигается из канавы, он замер и в бешенстве пнул красный пластиковый конус дорожного ограждения.

Говард тоже разозлился. В кои-то веки была возможность избавиться от Рыжика — и ту отняли!

— Ты домой поесть ходишь? Или ты тут теперь навеки поселился? — поинтересовался он у Рыжика.

Тот в ответ лишь сверкнул глазами исподлобья и скривился, потом сунул руки в карманы и неотступно пошел за Говардом и остальными — через Косой проезд и стройплощадку возле колледжа. Металлический каркас уже обнесли лесами, благодаря чему угадывались очертания египетского храма, который Говард видел на чертеже.

Рыжик крался за ними до музейного дворика. Когда Говард толкнул дверь с табличкой «Вход», Рыжик изумленно вытаращил глаза. Видимо, для него, как и для большинства местных, дворик музея был всего-навсего удобным способом срезать путь по дороге к старым улочкам у собора. Громила застыл на месте.

— Туда хочешь? — спросил он, пораженный не меньше Рыжика.

— Да, мне нужно кое-что разузнать для школьного проекта, — громко, чтобы слышал Рыжик, произнес Говард.

Незачем Шик знать, что он, Говард, разыскивает Хатауэя.

Рыжик метнул на Говарда взгляд, исполненный глубочайшего презрения. Громила прислонился к одному из каменных львов у входа в музей и сложил ручищи на груди.

— Не люблю музеи, — признался он. — Старье. Кости, черепки. И чистота зачем-то. Это бы все в мусор. Нет, хранят!

Так что Говард и Катастрофа пошли в музей без Громилы и, к радости Говарда, без Рыжика, который то ли разделял отвращение Громилы к музеям, то ли, что вероятнее, не рисковал соваться мимо него за Говардом и Катастрофой. «Ничего-ничего, — подумал Говард, — я этого рыжего прохвоста еще отловлю и потолкую с ним по душам».

Катастрофа звонко хохотала, и эхо прыгало под кирпичными сводами, не привыкшими к шуму.

— Ой, не могу, Громила музеи ненавидит! Целую речь толкнул! Ну, куда пойдем? Может, в Египетский отдел, поглядеть на Торкилей?

— Сейчас подумаем.

Говард подошел к смотрителю, стояшему под табличкой «Выставка „Эпоха саксов“ — налево». Катастрофа запрыгала на одной ножке за Говардом.

— Скукотища эти саксы! — высказалась она. — Только и делали, что давали подгорать пирогам и болтали про Христа.

В памяти Катастрофы еще был свеж школьный урок истории, посвященный приключениям короля Альфреда Великого, который, прячась после разгрома своего войска, неузнанным попал в хижину к жене пастуха, где получил нагоняй за то, что не сумел толком приглядеть за пирогом.

— Простите, можно ли поговорить с мистером Хатауэем? — спросил Говард у смотрителя.

Тот взглянул на часы. Вопрос Говарда ето как будто совсем не удивил.

— Да, пожалуйста, — ответил смотритель. — Обычно он назначает встречи с посетителями именно на это время. Вы пойдете вдвоем?

— Если можно, да, — кивнул Говард.

Сердце стучало у него где-то в ушах, оглушительно, будто барабаны Торкиля. Угадал! Нашел! Получилось!

— Вам сюда, прошу за мной.

Смотритель повел их длинными музейными коридорами, стены которых были увешаны гобеленами эпохи саксов. Они шли мимо красиво подсвеченных витрин, где лежали монеты, пряжки и черепки посуды, сразу же напомнившие Говарду о Громиле, и еще — скелеты, выкопанные под зданием Городского совета: Катастрофа, естественно, замедлила шаг, чтобы поглазеть на них. У одного скелета между ребрами торчал обломок копья, и это не на шутку ее заинтриговало. Они миновали изображение короля саксов, очень величественного в парадном облачении и такого важного, будто он и слыхом не слыхал о подгоревших пирогах. Потом проникли в пыльные закоулки музея, где рядами стояли застекленные шкафы с мертвыми сушеными бабочками. Смотритель указал куда-то за шкафы:

— Вам туда. Постучите три раза и идите смелее.

С этим он и ушел.

На двери незатейливыми черными буквами было написано: «Куратор». Говард и Катастрофа на цыпочках прошли мимо шкафов с бабочками и помедлили у двери.

— Страшно? — спросила Катастрофа.

— Нисколечко! — соврал Говард.

— Ну и мне тогда тоже нисколечко, — отозвалась Катастрофа.

Говард постучал трижды, как было велено. Потом нажал на ручку и отворил дверь. На него обрушился пронзительный крик вроде птичьего, и перед носом взлетело что-то пестрое и мягкое. Говард едва не захлопнул дверь.

— Забавно, — сказала Катастрофа. — По-моему, это курица.

Она смело толкнула дверь и шагнула вперед. Говард последовал за сестрой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Да, это действительно была курица. Говард и Катастрофа очутились в самом обычном деревенском дворике, окруженном каменными стенами и вымощенном булыжником. Вечер как будто потеплел, погода стала мягче, а еще повеяло сильным запахом навоза. Повсюду сновали куры — суетились под ногами у девочки, ровесницы Говарда, которая разбрасывала птицам корм. Одна из куриц впопыхах и метнулась к двери. Как только Говард с Катастрофой вошли во двор, справа появился мужчина, ведущий под уздцы лошадь. Завидев Говарда с сестрой, он остановился, улыбнулся и что-то крикнул девочке. Выговор у него был такой чудной, что Говард ни слова не разобрал, зато девочка прекрасно все поняла. Она вскинула голову и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Чем услужить могу я вам, скажите? Прошу к нам в дом, сударыня и сударь, — сказала она.

Говорила она так же непривычно, как гонец Хатауэя, да еще и давилась от смеха.

«Кому бы смеяться, так уж точно не им, — возмущенно подумал Говард. — На себя бы поглядели!» Подол длинного девочкиного платья подметал булыжники, на голове у нее была дурацкая полотняная шапочка. А мужчина с лошадью вообще вырядился в настоящий кафтан с буфами на рукавах, как шут из балагана. Наверно, это актеры, нанятые для выставки вроде той, про саксов, только непонятно, почему они потешаются над посетителями музея!

— Мы… кхм… э-э-э… хотели бы поговорить с Хатауэем, — как можно вежливее сказал Говард, но прозвучало это грубовато.

— За мной ступайте, милости прошу, — позвала девочка.

Она улыбнулась конюху и высыпала остаток зерна из передника наземь. Куры закудахтали, столпились, толкаясь и теснясь, а девочка повела Говарда и Катастрофу к стрельчатой двери на другом конце дворика. Она звонко топала по булыжникам, потому что на ногах у нее были деревянные башмаки.