Герои и антигерои Отечества (Сборник) - Чуев Феликс Иванович - Страница 83

— Я не считаю, что Троцкий специально и целенаправленно провоцировал репрессии в армии. Дескать, вот тогда-то военные «возмутятся» и что-то будет. Нет. Конечно, он не хотел гибели Тухачевского, Якира, Блюхера, Штерна, Дыбенко, многих других военачальников и политработников, которых хорошо знал в бытность председателем РВСР.

Не хотел и уничтожения бывших военспецов, многих из которых также привлек в Красную Армию и продвигал по служебной лестнице. В общем-то к 37-му никто из этих людей с Троцким связан не был. Если и симпатизировали ему, то единицы.

Но постоянно наскакивая на Сталина, критикуя его, шельмуя в глазах мировой общественности, давая бесконечные интервью за границей, он все время держал «кремлевского горца» в напряжении. Из Турции, к примеру, он в своем «Бюллетене оппозиции» вещал:

Не раз намекал, что у него много сторонников в армии. А в 1936 году, будучи в Норвегии, перед тем как уехать на танкере «Рут» в январе следующего года в Мексику, написал небольшую книжицу. Называется она «Преданная революция». В ней Л. Д. Троцкий прямо подчеркивал: что, мол, я знаю, что около Сталина есть люди, которые не разделяют его убеждений. Такие есть и среди военных. Эти люди могут совершить политическую революцию. Заметьте, опасный изгнанник ведет речь не о социальной революции (он был уверен, что классовая структура общества в СССР правильная, исключает эксплуатацию человека человеком), а именно о политической. Все это Сталину переводили. Я представляю, как он был потрясен, читая такие откровения. Маниакальная подозрительность Кобы, конечно, усиливалась. А непримиримый изгнанник между тем писал: «Я выдвигаю лозунг: „Долой Сталина!“» Потому хотел того Троцкий или не хотел, но во всяком случае это могло быть одной из капель на весы решения Сталина перейти к широкой кровавой чистке.

Кстати, интересная деталь. Мы много читали о процессах тридцатых годов. Обратите внимание: на скамье подсудимых главными были не Бухарин, Пятаков, Радек, Сокольников, Розенгольц, Крестинский, Серебряков или другие видные деятели партии. Главным был Троцкий. Говорится вроде бы о них, а имя Троцкого упоминается значительно чаще. Я даже на одном документальном материале подсчитал: судят конкретное лицо. Его за время процесса упоминают 5–7 раз, а Троцкий в ходе этой пародии на правосудие упоминается более 50 раз!

Кстати, главный удар по Троцкому был нанесен еще раньше — на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года. Троцкий снова «очутился» на скамье подсудимых. Но Сталин все равно не переставал его бояться. Оказалось, что в некоторых исторических случаях перо, идея, «стекающая» с пера, бывают опаснее гигантской мощи, которой обладает диктатор.

— Сколько было покушений на «демона революции»?

— За Троцким постоянно следили сотрудники ГПУ—НКВД, завербованные ими люди или «патриоты-сталинисты» во всех странах, где бы он ни скрывался. Фактически Сталин заставлял его скитаться по миру. Принцевы острова в Мраморном море, Франция, Норвегия и, наконец, Мексика стали на разные годы пристанищем депортированного лидера оппозиционеров. Против него были выпады в печати просталинской ориентации в тех странах, где он жил. Против него организовывали колоссальные демонстрации, но явных покушений на него было только два, и оба в Мексике. После того, как Троцкий написал статью «Сталин — интендант Гитлера» (2 сентября 1939 г.), а позднее и послание к советскому народу «Вас обманывают» (апрель 1940 г.), фактически призывающие в канун войны с фашистской Германией сместить Сталина, подготовка к убийству затворника Койоакана (последнее прибежище Троцкого в Мексике) форсированно перешла в практическую плоскость.

В мае 1940 года поздно ночью на Троцкого было совершено первое покушение. Дом хорошо охраняли мексиканские полицейские и личные охранники. Он был укреплен. Однако от безделия, томительного ожидания охранники подчас теряли бдительность. Их меняли, но повторялось то же самое.

Более двадцати человек в военной и полицейской форме 23 мая 1940 года напали на охрану, сразу обезоружив ее. Как это было, подробно описывается в воспоминаниях известного художника Сикейроса, который сам участвовал в нападении. По команде по спальне, где находился Троцкий с женой, а рядом их внук Сева, был открыт сильный огонь. Сделали до 200 выстрелов. Троцкого спасла жена Наталья, буквально свалившая его на пол между кроватью и стеной. Она также прикрыла его своим телом. Стреляли массированно. Несколько минут спальню Троцкого поливали градом свинца. Никто из нападающих не ожидал, что после этого можно выжить. И, уверовав в смерть Троцкого, они ушли.

Когда на место чрезвычайного происшествия прибыл шеф мексиканской тайной полиции, Троцкий, отведя его в сторону, заговорщицки, не без шутовства сказал:

— Организатор нападения — Иосиф Сталин при посредстве ГПУ…

Словно чувствуя, что его ждет впереди, Л. Д. Троцкий еще в феврале 1940 года написал завещание. Правда, в нем он твердо подчеркнул: «Я оставляю за собой право самому определить день своей смерти…» По-видимому, он не исключал возможность самоубийства. В завещании Троцкий ничего не сказал о своем «детище» — IV Интернационале. Вкратце заметил, что не видит нужды опровергать «глупую и злую клевету» Сталина. Вместе с тем подчеркивает: «На протяжении сорока трех лет моей сознательной жизни я был революционером, сорок два года из них я сражался под знаменем марксизма… Моя вера в коммунистическое будущее человечества — не менее пылкая, чем в годы моей юности, но более твердая». Завещание носило весьма личностный характер, некоторая его часть была посвящена жене. Своим сторонникам и последователям Троцкий никакого политического завещания не оставлял.

Охрану Койоакана усилили. Полицейские стали бдительнее наблюдать за всеми со смотровых вышек. Сменили систему сигнализации. Устанавливали бронированные двери и стальные ставни на окнах. Охранники старались не оставлять хозяина дома-крепости наедине с посетителями. Друзья подарили Троцкому пуленепробиваемый жилет. В своем дневнике он писал: каждый прожитый день мы с Натальей считаем как подарок судьбы. Мы живем, как смертники, приговоренные к казни, и не знаем, когда она будет совершена.