Пират - Вулф Джин Родман - Страница 21

Я купил для Валентина мушкет и мушкетную сумку. А также штаны и рубаху. Мы ходили главным образом в кожаной одежде, но я решил, что Валентину нежелательно выглядеть человеком, проведшим на острове долгое время. Я хотел купить для него медную пороховницу вроде моей, но там продавались только роговые. На широком конце рога находилась крышка, которую ты откидывал, чтобы его наполнить, а на узком конце имелась заглушка, которую ты вытаскивал, чтобы засыпать порох в ствол. У всех буканьеров были только такие пороховницы. Недостаток пороховых рогов заключался в том, что тебе приходилось отмерять заряд на глаз или использовать отдельную мерную емкость.

Я спросил насчет затравочного пороха, и у лавочника имелись в продаже маленькие рога для него. Но он сказал, что для затравки можно использовать крупнозернистый порох, надо лишь растирать его пальцем прямо на полке. Никаких металлических предметов, чтобы случайно не высечь искру. Поэтому я купил только большой пороховой рог. В мушкетную сумку он не помещался. Его носили через плечо на шнуре.

Вы уже, наверное, поняли, что? я чуть не забыл купить. Я спохватился только утром последнего дня нашего пребывания на Тортуге и бросился в ближайшую лавку, где приобрел зеркало, расческу и ножницы для Валентина.

Я смог купить все необходимое (и еще разную всячину для себя) на деньги, заработанные охотой. Денежный пояс я по-прежнему носил под рубахой. Я прятал его от посторонних глаз и никогда не прикасался к золоту. Незадолго до отъезда с Тортуги остальные охотники стали приходить ко мне один за другим с просьбой одолжить немного денег на разные необходимые покупки. Главным образом на порох и свинец для отливки пуль. Все деньги, заработанные за несколько месяцев охоты, они промотали за считанные дни — пропили, или проиграли, или потратили на женщин. Чаще — первое, второе и третье сразу. Желая покрепче подружиться с ними, я дал каждому в долг, но немного. Они пообещали вернуть деньги до нашей следующей поездки на Тортугу.

По правде сказать, я сомневался, что мне доведется побывать на Тортуге еще раз. Наверняка в скором времени какой-нибудь славный корабль, где требуются рабочие руки, придет на наш остров за копченым мясом. Так я тогда думал. Я постоянно вспоминал «Виндворд» и чудесные дни плавания на нем. К тому времени я был хорошим моряком и знал это.

Мы погребли обратно к Испаньоле — я с мыслью о хорошей должности на корабле, а мои товарищи с мыслью о дальнейшей охоте, насколько я понимаю. Несколько дней мы не охотились, но, прежде чем продолжить повествование, мне следует сказать, что у нас была пирога — большая лодка, выдолбленная из ствола дерева, какими пользуются коренные американцы. Пироги очень легки в управлении, хотя у них нет киля, позволяющего установить мачту и идти под парусом. В любом случае парус на них не станет хорошо тянуть, если команда не будет постоянно работать веслами, чтобы пирогу не сносило ветром слишком сильно.

В день нашего возвращения в лагерь я отправился в глубь острова и отыскал в горах пещеру, где мы с Валентином прятали наше копченое мясо. Я оставил там мушкет с мушкетной сумкой, зеркало и все прочее. Я оставил также свою большую медную пороховницу, поскольку к тому времени привык к пороховому рогу и не хотел с ним расставаться. Если бы меня спросили тогда, я бы с уверенностью сказал, что Валентин присоединится к нам через несколько дней. Он так и не появился, и в самом скором времени я порадовался этому. Сейчас я жалею, что он не пришел.

Уже на второй или третий день после нашего возвращения к острову подошли испанские военные корабли. Один имел на борту примерно шестьдесят пушек, второй — около сорока, а третий, гладкопалубный трехмачтовик, — двадцать. Поначалу мы решили, что испанцы хотят купить у нас мясо.

Офицер, высадившийся на берег, заговорил с нами на испанском с кастильским пришепетыванием. Я его понимал единственный из всех, но притворился дурачком. Тогда он перешел на французский, такой же скверный, как мой.

— Это остров его католического величества, — заявил он. — Вы находитесь здесь без разрешения, которого вы не получите. Вы должны немедленно покинуть остров. Иначе поплатитесь жизнью за неповиновение.

— И кто же убьет нас, месье? — спросил Мелин. — Вы?

Офицер помотал головой:

— Его католическое величество.

— Видать, он отличный стрелок, месье, раз собирается стрелять в нас аж из Мадрида.

Мы рассмеялись, но офицер нахмурился, а люди, доставившие его к берегу, всем своим видом выразили готовность убить нас. В баркасе я насчитал двадцать два гребца помимо рулевого. Похоже, каждый из мужчин имел при себе пистоль и абордажную саблю.

— У его католического величества длинные руки, — сказал офицер. — Возможно, вы в этом сами убедитесь. Однако он добрый и милостивый король. Вот почему он послал меня предупредить вас. Вы должны покинуть Испаньолу до захода солнца, все семеро. Вам запрещается переправляться отсюда на принадлежащий его католическому величеству остров Тортуга. И запрещается соваться в любое другое место во владениях нашего короля. А так можете отправляться, куда пожелаете. Покиньте остров — и вас никто не тронет. Останьтесь — и будете убиты или взяты в рабство, коли сдадитесь.

Мелин начал говорить, что мы никому не причиняем вреда и снабдили продовольствием много испанских кораблей, но офицер перебил его.

— Я не собираюсь спорить с тобой, поскольку это бессмысленно. Решение принял его католическое величество, а не я. Вы умрете или будете взяты в рабство, если останетесь здесь.

— Мы никуда не уйдем, — заявил Мелин, — и убьем каждого, кто попытается нас прогнать.

Настоящий француз пожал бы плечами. Испанский офицер развел руками. Разговор продолжался еще несколько минут, но я уже написал обо всем, что имело значение.

Как только офицер уселся в баркас, я начал пятиться к джунглям. Я знаком призвал остальных следовать за мной, но никто не сдвинулся с места.

Баркас подошел к большому галеону, и я наблюдал, как сначала офицер, а за ним гребцы забираются по штормтрапу на палубу и баркас поднимают на борт. Галеон развернулся и пушечные порты открылись.

Тогда я крикнул буканьерам разбегаться в стороны и падать на землю, но никто не пошевелился, пока орудия не выкатили в порты. Тогда Мелин крикнул всем отступать.

Никто не успел сделать и пары шагов, когда испанцы дали бортовой залп. Я находился на «Уилде», когда он дал бортовой залп по «Дукессе», но там было гораздо меньше пушек, причем далеко не таких мощных. Вдобавок тогда я стоял позади орудий, что сильно меняло дело. На несколько секунд показалось, будто на берег налетел яростный ураган. Валились деревья, ломались ветки, огромные столбы воды вырастали над нашей маленькой бухтой, и от грохота закладывало уши.

Потом вдруг снова воцарилась тишина.

Один буканьер погиб, и его слуга тоже. Имени буканьер я не помню, а слугу звали Харви. Ему оставалось работать по контракту всего три или четыре месяца, и он постоянно говорил о свиноводстве. Он знал о свиноводстве больше меня, а я знал много. Жуару оторвало руку. Мы сделали для него все, что могли, но он умер ночью.

Тяжелее всего я переживал из-за собак. У нас было около дюжины собак, и четыре из них погибли или получили столь тяжелые увечья, что нам пришлось их убить. Все они были отличными охотничьими собаками. Той ночью мы ушли глубоко в джунгли и похоронили Жуара на следующий день.

Потом мы снова стали охотиться, но держались подальше от берега и поставили второго слугу наблюдать за морем. Он должен был сообщить нам, если появится какой-нибудь корабль.

Но в действительности появились другие буканьеры, человек сорок — пятьдесят, которые плыли вдоль побережья в пирогах. Они сказали, что на остров высадилось испанское войско. Они вступили в бой и потерпели поражение — и теперь направлялись на Тортугу, чтобы отсидеться там, пока на Испаньоле не восстановится спокойствие. Они не смогли взять с собой свое копченое мясо и другие съестные припасы.