Король планеты Зима - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 3

Верный слуга короля, застывший у его постели словно изваяние, обернулся, когда вошли врач и лорд Герер, королевский Советник, но не проронил ни слова. Вошедшие приблизились к огромному ложу на высоких золоченых ножках, покрытому тяжелыми, изысканно расшитыми красными одеялами. Распростертое на ложе тело короля оказалось почти на уровне их глаз. Гигантская кровать напоминала неподвижно застывший корабль, готовый вот-вот сорваться с якоря и унести юного Аргавена по безбрежным темным волнам тьмы в царство теней и минувших ужасных лет. Содрогнувшись от внезапно охватившего его страха, старый Советник заметил, что глаза Аргавена широко распахнуты и обращены в сторону чуть приоткрытого окна. Король смотрел в узкую щель между шторами — на звезды.

Герер перепугался еще больше: ну конечно, это безумие; его король утратил разум… Старик и сам не понимал, отчего ему так страшно. Хоуг ведь предупреждал его: «Наш король не совсем нормально ведет себя, лорд Герер. Последние полмесяца он жестоко страдал; видимо, его запугивали, пытаясь сделать из него послушную марионетку. Возможно, мозг его серьезно поврежден; безусловно, еще проявятся и побочные, и прямые последствия отравления организма наркотиками». Но, несмотря на это предупреждение, Герер испытал сейчас чудовищное потрясение.

Вдруг ясные усталые глаза Аргавена уставились прямо на него; не сразу, постепенно король узнавал Герера. И тот неожиданно — он ведь не мог, разумеется, видеть того страшного человека в черной маске — заметил в глазах своего юного, бесконечно любимого короля ненависть и почти животный ужас, увидел, как он, задыхаясь, борется со своим верным слугой, с врачом и, обессиленный, падает на постель, не в состоянии убежать — убежать от него, от Герера!

Отойдя подальше, на середину холодного зала, туда, где похожая на нос корабля часть величественного ложа скрывала его от глаз короля, Герер услышал, как они успокаивают Аргавена и снова укладывают в постель. Голос короля звучал пронзительно и по-детски жалобно. Точно так же во время своего последнего предсмертного приступа помешательства говорил и старый король Эмран — таким же детским голоском. Потом наступила тишина. Слышно было лишь, как в двух каминах ревет пламя.

Коргри, личный страж короля, зевнул и протер глаза. Хоуг что-то накапал в склянку, потом наполнил шприц. Герер пребывал в полном отчаянии. Дитя мое, король мой, что они с тобой сделали?! Сколько было надежд — праведных, светлых! — и вот все пошло прахом… Душа старого Герера бессильно плакала, хотя с виду этот человек походил на черную каменную глыбу, тяжелую, грубо обтесанную. Он всегда отличался спокойствием, осторожностью и расчетливостью, а порой даже жестокостью. Но сейчас этот старый придворный искренне оплакивал своего короля, он был совершенно убит горем; для него не было в жизни иной цели, кроме верного служения любимому Аргавену. Вдруг король громко спросил:

— Мое дитя?..

Герер вздрогнул: ему показалось, что слова эти произнес вслух он сам. Но тут Хоуг, никогда не испытывавший особой любви к королю, участливо и спокойно ответил больному:

— Принц Эмран здоров. Ваше Величество. Он сейчас с верными людьми в замке Уорривер в полной безопасности. Мы поддерживаем с ними постоянную связь. У них все хорошо.

Герер слушал тяжелое дыхание короля; он даже подошел чуть ближе к изголовью, стараясь, впрочем, держаться в тени, за высокой спинкой кровати.

— Я был болен?

—Да, вы еще не совсем выздоровели. Ваше Величество, — спокойно ответил врач.

— Где же я?..

— В вашей собственной комнате, во дворце, в Эренранге.

Но туг Герер подошел еще на шаг и, по-прежнему невидимый для короля, вдруг сказал:

— Мы так и не знаем, где вы были. Ваше Величество.

Гладкое лицо Хоуга исказила недовольная гримаса, но хоть он и был королевским врачом — так что в известной степени все они во дворце были в его руках, — не осмелился прямо выразить свое неодобрение Советнику. Однако голос Герера ничуть не встревожил короля; он задал еще несколько коротких вопросов, вполне разумных и ясных, а потом снова затих. Вскоре Коргри, который не отходил от своего хозяина с тех пор, как того принесли во дворец (ночью, тайком, через незаметную боковую дверцу — словно правителя, совершившего позорное самоубийство; это случалось прежде, хотя в данном случае самоубийством и не пахло), совершил «государственную измену»: склонившись вперед на своем высоком сиденье, стоявшем в изголовье, он уронил голову на край постели и уснул. Стражник у дверей сдал пост сменщику, немного пошептавшись с ним, несколько раз приходили официальные лица; была передана свежая сводка новостей, посвященная состоянию здоровья короля. Все говорили только шепотом. В сводке, которая будет передана по радио, сообщалось: у короля во время отдыха в Верхнем Каргаве внезапно проявились симптомы тяжелой лихорадки, и он был спешно переправлен в Эренранг; лечение под руководством королевского врача Хоуга рем ир Хоугремма уже дало свои результаты, так что… Ну и так далее. «Да повернется колесо Судьбы под рукой нашего короля и принесет ему счастье!» — молились жители древних Очагов, зажигая огонь в каминах, а старики, усаживаясь поближе к огоньку, ворчали: «А все из-за того, что он ночами напролет все по городу бродил да в горы один забирался! Все его глупые детские выдумки!», однако и старики держали радио постоянно включенным и внимательно слушали каждую сводку новостей. Множество людей толпилось на площади перед королевским дворцом; они бесцельно слонялись, судачили, смотрели, кто входит и выходит из парадных дверей, и все время поглядывали на пустующий балкон. И сейчас на площади еще оставалось несколько сотен человек, терпеливо стоявших в снегу. Подданные любили Аргавена XVII. После тупой жестокости короля Эмрана, правление которого завершилось под сенью безумия, приведя страну к почти полному экономическому краху, на трон взошел юный король — стремительный, храбрый, непредсказуемый, однако весьма здравомыслящий и упорный в своих намерениях. А еще король Аргавен был поистине великодушен. Народ ощущал в нем огонь и свет великой души и приветствовал своего молодого правителя. В нем как бы воплотилась мощь грядущей эпохи. В кои-то веки король Кархайда был достоин своего великого королевства!