Я вещаю из гробницы - Брэдли Алан - Страница 28

У него было кружевное жабо на шее.

Или что-то очень похожее.

Разбойник умер из-за любви, не так ли? Чтобы предупредить его, что таверна кишит людьми короля Георга, черноглазая дочь хозяина Бетси выстрелила себе в грудь.

Они погибли оба.

Будет ли еще одна жертва в Бишоп-Лейси? Планируют ли убийцы мистера Колликута заставить замолчать еще кого-то — кого-то, любившего несчастного органиста?

Я медленно прошла по центральному проходу, касаясь скамеек по обе стороны кончиками пальцев и вбирая чувство безопасности, исходящее от старинного дуба.

Света было достаточно, чтобы я смогла подняться по ступенькам на алтарь, не зажигая фонарь.

Займемся делом, — решила я.

Хотя панель в стене была почти невидима, Фели открыла ее с легкостью. Смогу ли я найти засов?

Я пробежала пальцами по полированному дереву и резным украшениям, но они были на ощупь такими же прочными, как и на вид. Я нажимала там и тут — бесполезно.

Мордочка резного деревянного чертенка нахально ухмыльнулась мне из теней. Я взяла его за выпученные отполированные щеки и попыталась повернуть.

Что-то щелкнуло, и панель отъехала в сторону.

Я осторожно вошла внутрь.

Прикрыв панель за своей спиной, я включила фонарик.

Будь благословен, святой Танкред, покровитель фактов!

На полу в свете фонарика в пыли виднелись отпечатки ног Фели и мои. Никто с тех пор больше здесь не ходил. Полиция не нашла повода изучить внутренности органа. Да и с чего бы им это делать? Орган и близко не находится с местом, где было спрятано тело мистера Колликута.

Даже мистер Гаскинс не заходил сюда достать летучую мышь из трубы органа — я узнала бы следы сапог могильщика за милю, а значит, вероятнее всего, труп летучей мыши до сих пор где-то в нижней части шестнадцатифутового диапазона.

Покойся с миром, малютка, — подумала я.

Она залетела через загрузочное отверстие в печи, предположила я, во время ночных хождений того, кто замуровал мистера Колликута в стене склепа.

Я постучала по трубе костяшками пальцев, но ничего не услышала. Наверняка летучая мышь погибла.

Мой фонарь осветил парочку свежих полукруглых царапин на дереве органа. Я встала на колени рассмотреть их получше.

Да, сомнений нет.

— Пуфф!

Я подскочила от неожиданности, когда виндлада в дальнем углу издала сухой свист. Надгробье Иезекии Уайтфлита шевельнулось, направляя струю воздуха в механизм органа.

Сзади меня что-то зашипело.

Я резко повернула луч фонаря и сразу же засекла источник звука. В деревянной системе труб было просверлено круглое отверстие чуть меньше в диаметре, чем свинцовый карандаш, и это сквозь него со свистом проходил воздух.

На полу прямо под отверстием виднелось высохшее красное пятно. Когда я сделала шаг вперед, под подошвой моей туфли что-то хрустнуло. Даже не глядя, я знала, что это стекло.

Мои труды в лаборатории позволили мне хорошо познакомиться с принципами работы манометра, этой наполненной жидкостью стеклянной трубки в форме буквы U, использовавшейся для измерения давления воздуха.

Разумно, что орган оборудован таким устройством, чтобы измерять давление в виндладе. Трубка, размеченная на дюймы, была раньше частично наполнена цветным спиртом, и его уровень позволял определять давление — примерно по тому же принципу, что и уличный термометр.

Сейчас от манометра остались только стеклянные крошки и зазубренное кольцо в том месте, где он треснул на уровне деревянного гнезда.

Остатки манометра, если я правильно понимаю, сейчас находятся в кулаке покойного мистера Колликута.

Вот на этом самом месте, внутри огромного органа, который он любил и на котором играл, органист нашел свою смерть.

Я в этом уверена.

У меня не было при себе карманного ножа, чтобы взять образец красного пятна, но это не проблема. Чтобы не загрязнить образец пальцами, я откручу крышку от фонаря и использую ее на манер импровизированного скребка.

И только направив свет фонаря себе на колени, я поняла, что натворила со своей одеждой. Мое лучшее черное пальто выглядело так, будто я каталась по золе. Его покрывали потеки могильной слизи, грязь туннеля и слой пыли. Еще один предмет одежды, подлежащий сожжению.

Полагаю, лицо выглядит не лучше. Я провела тыльной частью ладони по лбу, и моя рука покрылась отвратительной грязью.

Надо бы хорошенько помыться, — подумала я. Надеюсь, где-нибудь в церкви есть источник воды. Если это так, с учетом оставшегося до утра времени, я смогу даже принять презентабельный вид к завтраку.

Конечно же! — подумала я. — Купель!

Я осторожно выбралась из внутренностей органа и вошла в апсиду, стараясь не задевать церковную обстановку.

В случае необходимости, я даже смогу позаимствовать немного вина для причастия в качестве пятновыводителя.

При мысли о вероятной реакции викария я фыркнула. Выражение его лица…

Мои мысли прервал пронзительный вопль.

Я резко обернулась и обнаружила себя лицом к лицу с одетым в черное привидением.

У меня кровь застыла в жилах. Моим изумленным мозгам потребовалось несколько секунд, чтобы опознать привидение.

Синтия Ричардсон.

Она видела, как я выплыла из глухой стены, еще больше испачканная могильной грязью, чем в прошлый раз.

Ее челюсть отвисла, глаза выкатились.

— Ханна! — выдохнула она.

Глаза Синтии закатились, и она рухнула на пол, будто ее подстрелили.

Меня будто обдало ледяной водой.

«Ханна» — это имя, которое викарий произносил во сне в ту ночь, когда снегопад запер их с Синтией в Букшоу.

«Ханна, пожалуйста! Нет!»

Я будто снова услышала его страдальческий шепот.

Тогда я еще подумала, кто такая Ханна, и вновь задумалась об этом сейчас, уставившись на лежащую в обмороке Синтию.

В обмороке? Или она мертва?

Не могла же она умереть от испуга? Такое случается.

Я встала на колени рядом с ней и приложила палец к сонной артерии, точно так, как не раз делал Доггер. И нащупала сильный равномерный пульс.

У меня вырвался вздох облечения, во всяком случае, я ее не убила.

Следующим моим действием было убедиться, что она лежит удобно и нормально дышит. По курсам скорой помощи, которые читали девочкам-скаутам, я помнила, что жертву шока следует держать в тепле.

Я сняла свое тяжелое пальто и прикрыла ее, с состраданием думая о том, до чего же она маленькая — ненамного больше меня.

Прислушиваясь к дыханию, вырывающемуся из ее рта — вдох и выдох, — я вспомнила, как Синтия застала меня, когда я забралась на алтарь, чтобы взять образец синей краски со средневекового витража с целью химического анализа. Синтия перекинула меня через колено и отшлепала прямо на месте, найдя неподобающее применение экземпляру «Псалмов современных и древних».

Со временем этот эпизод стал казаться почти комическим. Но я до сих пор так и не простила ей свое первое в жизни настоящее наказание — если не считать моих сестриц конечно же.

Теперь, стоя рядом с ней на коленях, я хотела наслаждаться возмездием.

Но не могла. Просто не могла.

Должна ли я оставаться рядом с ней? Присматривать, пока не взойдет солнце?

Или мне побежать к доктору Дарби за помощью? Или разбудить викария?

Эти вопросы вертелись в моей голове, когда я услышала тихие шаги за спиной. Я вскочила и повернулась.

Передо мной стоял викарий, белый как мел.

— О боже, — сказал он, — о боже мой. Я так этого боялся.

Не «Что ты вынюхиваешь в церкви посреди ночи?» или «Что ты делаешь рядом с моей возлюбленной женой» и не «Что ты с ней сделала?».

Просто «О боже, я так этого боялся».

Боялся чего? — задумалась я.

И, если уж на то пошло, что Синтия делала в церкви посреди ночи? Вдруг это она…

Я не могла додумать до конца эту нелепую мысль.

— Думаю, она упала в обморок, — довольно глупо сказала я и с удивлением поймала себя на том, что заламываю руки.